Маркус ван Хеллер

Дневник Мата Хари

Предисловие

Героиня этой книги, Маргарета Гертруда Целле Маклеод, вошедшая в историю под именем Мата Хари, родилась в 1876 году в маленьком голландском городке Лейварден в семье бизнесмена среднего достатка. Она закончила школу-интернат при католическом монастыре и в 19-летнем, возрасте вышла замуж за голландского офицера Маклеода, который оказался совершенно развращенным человеком, побуждавшим молодую жену заниматься проституцией, чтобы зарабатывать деньги для своего увлечения картежной игрой. Во время пребывания с мужем в течение нескольких лет в голландской Ист-Индии (ныне Индонезия) она увлеклась восточными, особенно индийскими, танцами, стала танцовщицей и приобрела известность и славу как исполнительница восточных танцев в обнаженном виде.

Мата Хари обладала дивной красотой и сексуальной Привлекательностью. По мнению ее современников и ученых-психиатров, она была нимфоманкой, обладавшей ненормальной сексуальной страстью и считавшей себя способной благодаря этому дару властвовать над мужчинами. Особую слабость питала она к мужчинам в мундирах. Это ее и погубило: германская военная разведка завербовала артистку, что и стоило ей жизни.

Дневники Мата Хари были найдены немцами в одном из архивов в Париже во время второй мировой войны. По мнению специалистов, в них много выдуманного, нереального, поскольку их автором была женщина с богатым, даже больным воображением. В 1967 году эти дневники были впервые изданы на английском языке. Сокращенный перевод на русский язык сделан с этого издания.

О.Тихонов, кандидат исторических наук

Глава1.

Юность

Амстердам, 1895г.

Эти страницы предназначены только для моего мужа — единственного, кому будет позволено читать их, и мне важно только его мнение о написанном. Он Просил меня записывать без колебаний и чувства стыда даже самые незначительные события и самые интимные переживания. "Я хочу быть твоим единственным судьей, сознайся во всем, и ты сделаешь меня счастливым, — таковы были его слова.- Никого не щади, ничего не выбрасывай, я хочу узнать каждую мелкую деталь. Каждое смелое твое слово доведет меня до экстаза. Я хочу удостовериться, что я женился на умной женщине, а не на скучной домохозяйке". Я должна писать дневник, вернее, должна рассказать ему о своем прошлом — прошлом молодой девушки, выросшей в особняке бургомистра маленького голландского городка. Особенно о моем интимном прошлом, потому что мой муж капитан Маклеод интересуется всем, что даже отдаленно связано с тайными чувствами маленьких девочек. Он никогда не называет меня женой, всегда — крошкой и хочет видеть во мне вечную девочку. Я узнала о его тайном желании, когда он разглядывал мое нижнее белье, которым я так гордилась. Он решил, что оно слишком взрослое для меня. Да, этого он хотел — видеть во мне маленькую девочку, воспитанную в монастырской школе, внешне целомудренную, но пылающую страстью; она должна быть распутной, ненасытной, как он сам…

Если бы он знал И он узнает, потому что я пишу обо всех этих мелких событиях, которые позволили мне постепенно созреть и которым я обязана своей теперешней искушенностью во всем, что интересует моего мужа.

Если бы он мог догадаться о желаниях, которые переполняли меня с детства. В том возрасте, когда другие девочки все еще играют в куклы, мое тело жаждало живой игрушки, которая позабавлялась бы с моей формирующейся грудью. Желание дружбы, невинной любви, на которую способны лишь девочки, переросло в жажду близкого телесного контакта с моими подругами — страсть, которую я пыталась удовлетворить сначала знаками внимания, потом нежными письмами и, наконец, поцелуями и ласками…

Это желание долго оставалось во мне тайным. Оно едва пробудилось и переросло в чувственность благодаря определенным событиям, которые происходили вокруг меня. Мой отец, бургомистр, был мягким человеком, а моя красивая мать крепкой рукой вела хозяйство с опытом, который создал голландским домохозяйкам такую великолепную репутацию. У нас были отличная повариха, две молодые пухленькие служанки и садовник, который также выполнял обязанности слуги и кучера. Этот мужчина по имени Клаас всегда дарил мне свежие красивые цветы, искал для меня клубнику, потому что знал, как я ее люблю. В плохую погоду я укрывалась в оранжерее. Никогда не забуду ее теплый, свежий воздух, ее покой, сладковатый аромат цветов, смешанный с горьковатым запахом земли. Обычно я сидела спокойно в углу и играла в магазин, покупая и продавая листья и ягоды, или же готовила еду для своей куклы, сделанной из цветочных лепестков и нарезанных стеблей. Однажды — меня не было видно за листвой — я увидела, как Клаас пинком открыл дверь и пытался затащить в оранжерею Анти, одну из молодых служанок. "Тише, не шуми, Я лишь хочу дать тебе пару цветов для твоей комнаты, глупышка", — зашипёл он, толкая девушку, пышное тело которой выпирало из тесного корсажа, а ее короткая тесная юбка показывала, что под ней ничего не надето. Ее голые руки были молочно-белые и пухлые, такие же у нее были и ноги, волнующие, обутые в новые черные деревянные туфли. Вообще Анти не была робкой. Часто я видела, как она флиртует с парнями в городе, и когда она отказывалась входить в оранжерею, я могла лишь предположить, что она боится, как бы мой отец ее не увидел. Клаас срезал пару роз и подал их ей.

Она улыбнулась и поблагодарила его. Казалось, Клаас ей очень нравится. Он был высокий, сильный, в чистой рубашке и белоснежных вельветовых брюках, и у него были красивые зубы. Мне всегда нравилось, когда он усаживал меня на колени и показывал, как делать гирлянды или кольца из цветочных стеблей. А сейчас он тискал груди Анти, и я из своего укрытия увидела, как он вдруг схватил ее за корсаж. Анти ударила его по руке, но он обнял ее еще крепче, и вдруг верхняя пуговица ее корсажа расстегнулась. Она опять шлепнула его по руке, но в конце концов он расстегнул все пуговицы. Тем временем он подталкивал Анти к скамейке, за которой я притаилась. Оба тяжело дышали, и в то время как Клаас шептал ей ласковые слова, как будто пытаясь утихомирить пугливую кобылу, Анти все время повторяла: "Нет, пусти, нет. Что с тобой? Нет, нельзя так сразу".

Вдруг Клаас еще сильнее обнял ее и поцеловал в губы. Я заметила, как Анти задрожала, как она прижалась к нему и совсем расслабилась в его могучих объятиях. Он крепко держал ее одной рукой, а другой схватил ее за груди, тиская то одну, то другую. Анти уже не сопротивлялась. Его правая рука скользнула вниз и схватила Анти за округлую ягодицу, а левая бесстыдно влезла между грудями. Под ее простой блузкой скрывались настоящие сокровища. Я это хорошо знала, потому что Анти и Барбе часто купались в хорошую погоду в речке. Я тогда наблюдала, с каким трудом они всовывают свои груди в корсаж. Я сильно им завидовала, особенно Барбе. Ее соблазнительные прелести были постоянным источником возбуждения в нашем очень набожном доме, и даже мой отец не мог оставаться спокойным при виде ее прелестных округлостей.

Конечно, я сидела тихо, как мышка, и теперь могла видеть, чего Анти не видела: Клаас обвил ее рукой свою шею и начал что-то делать со своими брюками, а потом вытащил толстый, довольно длинный отросток, эту таинственную штуку, о которой я слышала, но никогда не видела. Он приложил эту толстую палку к. нижней части живота Анти, и я заметила, что ее тело содрогнулось от этого соприкосновения.

У нее были полные и сильные бедра, между которыми был виден треугольник светлых волос.

Когда Анти почувствовала, как этот тяжелый кинжал касается ее голого тела, она попыталась увернуться, но Клаас крепко ее держал, и тут же они повалились на скамейку, он на Анти. Что дальше последовало — для меня было очень поучительно, и судьба расположила меня так близко, что пять коротких минут были достаточными, чтобы детально ознакомить меня с жестокостью и в то же время наслаждением полового акта. Скамейка, за которой я пряталась", была невысокой и без спинки. Тяжелым телом своего любовника Анти оказалась пригвожденной к толстой доске. Ее голые ноги в туфлях вскинулись вверх. Клаас перебросил одну ногу через свое левое плечо, а другую — через правое, в то же время засовывая свои большие руки под ее ягодицы, и, оседлав узкую скамейку, втолкнул между ног Анти свою дубинку. Я поразилась, как такой толстый кол мог проникнуть в узенькое отверстие, не разорвав нижнюю часть живота Анти, и испугалась, когда она начала хныкать и стонать, что Клаас делает ей больно. Я даже собиралась позвать кого-нибудь на помощь бедной Анти, когда произошло что-то новое и

волнующее. Клаас вынул свой отросток, и я была уверена, что Анти вскочит, побежит к поварихе Блунк и расскажет ей об этом жестоком парне. Но в следующий момент этот нахал снова втолкнул свое орудие в нижнюю часть живота Анти, и эта процедура повторялась, казалось, без конца. Я смотрела, затаив дыхание, и совершенно забыла о том, что собиралась кого-то звать на помощь. Мясистый отросток без устали влезал между полных белых бедер, проникал через узкое отверстие и возвращался назад. Это было не просто скольжение вверх-вниз, а толчки невероятной силы, которые заставляли дергаться и извиваться. Эта невероятная сцена разворачивалась прямо перед моими глазами, и впервые в жизни я наблюдала спектакль, который чуть не лишил меня чувств.

(С того времени, после этих первых впечатлений, я жажду видеть еще одно такое зрелище и много бы отдала, чтобы это повторилось…)

Широко раздвинутые бедра Анти открывали моему взору белоснежную кожу без каких-либо пятен; светлые волосы вокруг набухшего поршня, который с силой вонзался в зияющее отверстие. Перед моими невинными глазами разворачивался самый захватывающий спектакль из всех, которые мне когда-либо приходилось видеть…

Могучее орудие Клааса действовало, как хорошо смазанная машина. Анти тем временем вела себя странно. Если вначале она яростно сопротивлялась натиску мужчины, то теперь ее руки крепко обвили шею партнера, и звуки ее голоса уже совсем не напоминали прежнее хныканье.

"Ой, как чудесно ты мне делаешь, мой маленький Клаас, ты такой мужчина, ты знаешь, как делать это, ой, как чудесно. Я чувствую его всего внутри… А-а-а-а Какое чудо" Она тяжело дышала, но продолжала выкрикивать нежные слова, на которые Клаас отвечал животным мычанием и фырканьем. Он не мог сказать ни слова, потому что его лицо находилось между пышными грудями Анти.

"Вначале ты мне делал так больно, — исступленно шептала Анти,- но теперь мне так хорошо, не останавливайся, он такой большой, что я чувствую его у самого сердца… а-а-а-а Так чудесно… теперь быстрее, как можно быстрее… да… так, так… я сейчас… сейчас… сейчас"

Голос Анти прервался. Она больше не бормотала, она визжала, и ее зад так двигался вверх-вниз и в стороны, что даже крепкая скамейка ходила ходуном.

"Клаас… ты меня слышишь? Клаас… теперь ты всегда можешь меня иметь… всегда… пожалуйста, влезай в меня, но не делай этого больше с Барбе… ой Я сейчас кончу… пожалуйста, заставь меня кончить… да?.. давай… я… нет, нет… еще… так, так, та-а-а-к"

Этот возбужденный шепот завершился диким воплем, когда Клаас последний раз вонзился в нее со звериным рыком. Наконец ствол его орудия выбрался наружу, покрытый каким-то маслянистым веществом, которое капало на скамейку, распространяя терпкий, незнакомый мне запах.

Снаружи послышался резкий голос, зовущий Анти. Она вскочила и, одернув юбку, бросилась к выходу. Клаас ошалело поднялся, спокойно приводя в порядок свою одежду. Еще долго после его ухода я не отваживалась покинуть свое укромное место. Мои щеки пылали, сердце бешено колотилось. Я была полумертвая от волнения, мои ноги и руки затекли из-за скрюченного положения, в котором я вынуждена была находиться так долго.

Упоминание о Барбе пробудило мое любопытство. Она была немножко старше Анти, выше и еще пышнее. И мне стало ясно, почему Вилем, мой двоюродный брат, увивался вокруг нее. Он был старше меня на год — это был высокий и довольно красивый четырнадцатилетний подросток. Он всегда торчал на кухне и часто предлагал Барбе помочь развесить во дворе выстиранное белье. — Вилем, — сказала я ему, когда мы оказались одни в моей комнате, — эта Барбе сильная девушка. Утром она вынесла во двор такую тяжелую корзину белья

— Думаешь, она сильнее, чем я? Если бы я с ней поборолся… гм… думаешь, я не смог бы ее повалить?

— Не знаю, Вилем. Ты очень сильный, но… видишь ли, у Барбе руки… и ее бедра намного толще, чем у меня, — ответила я, запинаясь.

Вилем замолчал. Казалось, он пытался найти слова, чтобы побольше узнать о теле Барбе, которое, по-видимому, возбуждало его.

— Но… я думаю… она тяжелая… Барбе, — с трудом проговорил он. Брат был не способен скрыть тот факт, что этот вопрос его очень волнует. Меня забавляла его неловкость, хотя я и виду не подавала, что заметила это. Кроме того, эта беседа странным образом возбудила и меня. С того дня, когда я увидела, что произошло между Анти и Клаасом, мои мысли были постоянно заняты этой незабываемой сценой. Я знала из случайно услышанных разговоров, что женщина зачинает ребенка, когда мужчина лежит на ней. И я ломала голову, думая, только ли женщина, причем замужняя, способна иметь детей, а девушка? Делаются ли дети только тогда, когда мужчина лежит на женщине? Позднее я услышала, что одна девушка в округе родила незаконного ребенка. Некоторое время я полагала, что девушка тайно вышла замуж перед этим событием. И я была убеждена, что она, как и любая Другая женщина, может родить ребенка, только когда мужчина лежит на ней. Но сколько он должен на ней лежать, должен ли он лежать тихо или двигаться — эти детали оставались для меня неясными и порождали жгучие вопросы, на которые не было ответов. Я попыталась узнать все это у Вилема, описывая тело Барбе, которую видела голой на речке. По всему было видно, что брат жаждал узнать каждую подробность относительно этой тайны, вполне возможно, его заинтересовала и волнующая меня проблема. В конце концов, он не намного старше меня., эти сладкие радости детства Как пульсировала кровь в моих венах и как мало надо было, чтобы довести ее до кипения в те ранние годы Одно слово, один жест — и тяжелые завесы отодвигались, раскрывая великие секреты, само их существование возбуждало нашу молодую кровь.

— Могу лишь тебе сказать, — начала я,- что у Барбе красивое тело. Последний раз, когда я видела её на речке — помнишь, недавно, когда было так ужасно жарко"- но я вижу, ты даже не слушаешь…

— Нет, нет, я слушаю, — оживился Вилем,- я всегда люблю тебя слушать, Герти

Раньше он никогда не проявлял интереса к моей болтовне, а часто и не скрывал своего пренебрежения к младшей сестренке. Из-за наших родственных связей он никогда не играл со мной в мужа и жену, а последний раз, когда я на его глазах попыталась поднять юбку и поправить воображаемый пояс, у него было совершенно безразличное выражение лица.

Мы любили играть в прятки, и обычно я и Вилем были в одной группе против других соседских детей, с которыми мы дружили. Во время одной игры произошли кое-что необычное. Мы часто искали место, где можно было спрятаться вдвоем, — там мы прижимались друг к другу в маленьком углу, да так тесно, что слышали биение сердец. После бега трудно было отдышаться, и часто Вилем обхватывал меня рукой, прикрывая своим телом, чтобы никто нас не увидел.

И вот произошло следующее. В тот день мы долго играли, и нам нужно было найти такое место, где бы нас трудно было найти. Вилем предложил спрятаться в большом шкафу в вестибюле нашего дома, где хранилась зимняя одежда. Это было прекрасное убежище, потому что оно было всегда запертым и поэтому не использовалось. Никто не знал, что Вилем случайно нашел ключ. Мы закрылись в этом громадном шкафу. Нам все же пришлось скрючиться и прижаться друг к другу, потому что шкаф был забит всяким старьем.

Больше часа мы так сидели, и здесь-то я впервые чувственно осознала близость Вилема. Думаю, он тоже это чувствовал, потому что его дыхание стало прерывистым. В шкафу было тесновато, и я оказалась на коленях Вилема, который сидел спиной к стене, подогнув ноги. Мое туловище было прижато к нему, и он обхватил меня рукой. В конце концов мы образовали что-то вроде узла, но чтобы руки и ноги не отекали, мы то и дело двигали их и нечаянно касались друг друга интимными местами. Возможно, темнота придала нам смелости, возможно, мы сочли более романтичным играть не в и разбойников, а в разбойника и его невесту — во всяком случае, мы все сильнее прижимались друг к другу. Наши руки и ноги переплетались, мы хватались друг за друга, и поскольку мы боялись, что нас услышат и найдут, мы нарушили одно правило: не касаться друг друга таким образом, который в любой другой ситуации показался бы нам просто невероятным.

И вот получилось, что я нечаянно коснулась своей голой попкой лица Вилема; она была голой, потому что мои юбки задрались, а перед игрой я сняла трусы — в отсутствие мамы, разумеется, потому что было жарко. Вилем тут же схватил меня за бедра, вернее, просунул руку между ними, и его пальцы остановились на том месте, где уже начала формироваться пухленькая подушечка,- том месте, которое вынуждало меня в последнее время размышлять о таинственных и весьма приятных ощущениях, испытываемых от прикосновения к нему. 51, в свою очередь, ощутила твердый выступ между его ног, как будто это была кость. Он протянул мою руку к этому месту и завозился с пуговицами. Я почувствовала возбуждение, особенно когда он начал щупать мою голую попку. Но когда я, меняя позу, оказалась лицом к лицу с ним и была вынуждена немного раздвинуть бедра, чтобы поудобнее устроиться у него на коленях, я внезапно заметила, что он вытащил эту твердую штуку. Теперь она смело и бесстыдно касалась моего живота. После небольшого движения взад и вперед Вилем вдруг просунул ее между моими бедрами, как раз перед моим маленьким укромным местечком. А теперь вся эта часть моего тела прижималась к животу Вилема, и его твердое жало настойчиво пыталось коснуться меня. Движения тела Вилема приблизили эту твердую кость (хотя на моей коже осталось ощущение бархата) к моей маленькой подушечке, и вдруг мне стало ясно, что он пытается пролезть в это самое священное крошечное, узкое отверстие, которое было окружено маленькими, розового цвета губами. Я это сразу поняла и, несмотря на мое крайнее возбуждение, невольно отшатнулась. Я знала, что произойдет что-то ужасное, если это нахальное жало проникнет в меня, и попыталась оттолкнуть Вилема. Как только он это заметил, его натиск усилился, и мы начали безмолвную борьбу. Я отталкивала его, упираясь кулаками в грудь, он наваливался на меня своим животом. Я пыталась одернуть юбку, но он крепко обхватил меня руками. Страх придал мне новые силы. Очевидно, Вилем понял, что не может навязать мне свою волю. Главное — во время этого борцовского состязания мы бились о стены шкафа и испугались, что нас услышат. Короче говоря, он меня выпустил, и его правая рука скользнула вниз, работая, как поршень. В тот момент, когда я попыталась схватить его за руку, чтобы прекратить эти странные движения, он застонал, и я почувствовала, как он конвульсивно вздрогнул. В мою руку брызнула теплая, липкая жидкость с терпким запахом. Но я хочу вернуться к нашему разговору о Барбе и ее прелестях.