Тишина повисла внутри корабля. Капитан молчал. Но спустя десяток секунд его баритон с легкой хрипотцой снова зазвучал.

— И вот, все мы перед тобой — это те самые шестеренки, которые система не исторгла, но выточила в свой стандарт из некогда выдающихся. Она спилила наши лишние зубчики, уменьшила диаметр, разрушила пирамиду наших потребностей до самого основания, превратив жизнь в бессмысленное существование.

— В таком случае, вы идеально должны были работать в рамках данной системы, — произнес я, — ведь вы устраивали полностью этот механизм.

— Верно. Таких шестеренок миллионы, не выдающихся по своей ли, по чужой ли воле, вертящихся по заданному циклу. Но в нас система ошиблась. Она привела нас в нужный ей внешний вид, изувечив морально и материально… Но система ошиблась. Она всегда ошибается, так как смотрит на форму, а не на содержание. Суть в том, что мы… мы из другого металла. Это не мы не нужны системе, это система не нужна нам. Потому что она ничтожна и не приводит человека к прогрессу. Ее цель — это стагнация и упадок для общества ради нелепых поворотов головного механизма.

Тогда я понял, что на «Пиявке» собрались люди, которых галактическое правительство с помощью своих законов лишило привычного уклада жизни, закрыло путь к их светлым целям и мечте, низринув до уровня молчаливых рабов, живущих ради труда во благо системы, пусть даже и во вред себе. Но эти люди не сдались, не приняли протянутых им ошейников, а стали вести свою борьбу за то существование, которое исходит из их собственной воли и еще может привести к осуществлению мечты, а не к смерти, ничем не примечательной, как и вся прошедшая жизнь.

Занятие контрабандой как личный бунт против несправедливости бытия.

Отмечу, что сутки, проведенные в компании «космических пиратов», заставили пересмотреть некоторые «истины» и отвергнуть немало ложных постулатов.

— А ты сам-то чем промышляешь? — как-то между анекдотами, которые рассказывал долговязый Олфир, спросил капитан судна.

Снова он задал вопрос в своей манере, как-то нехотя, будто не имея интереса в ответе собеседника. Это как два малознакомых человека, проходя мимо на улице, просто бросают друг другу уносимое ветром «Как дела? Нормально. У тебя? Хорошо» и ступают дальше своей дорогой, чтобы, может быть, больше не увидеться еще десять лет.

— Учительствую понемногу, — ответил я и попытался дружелюбно улыбнуться, — Ну и еще пишу…

Капитан вдруг стрельнул на меня глазами и выпалил:

— Журналист?

— Не совсем… Вернее, совсем не журналист… В общем, книги писать пытаюсь.

Капитан вдруг улыбнулся и хлопнул меня по плечу. Хлопок вышел таким громким, что все обернулись.

— Вот напиши про меня, а? Я тебе поведаю…

И он, действительно, поведал. История выдалась бы забавной, если концовка ее не оказалась печальной.

— А видел ли ты когда-нибудь суперзалийского суслика живьем?

— Нет, — признался я и улыбнулся, — Наверное, милейшее создание?

— Ага, милейшее, — произнес капитал, покачав головой, и закатал рукав по локоть. Предплечье его обезобразили неровные и широкие полосы давным-давно заживших ран, будто сделанных каким-то кривым и тупым металлом. Я же, находясь в некоем замешательстве от демонстрации результата нападения то ли медведя, то ли еще какого агрессора из мира фауны, спросил:

— Неужели это… суслик?

— Именно суслик, сусленок я бы даже сказал, молоденький был! — воскликнул капитал и усмехнулся, за ним как по сигналу подняла веселый гогот вся команда, — Я не знаю, какой дурак додумался назвать эту тварь сусликом, но ты видел где-нибудь сусликов полметра в холке, и чтобы когти длиной с палец? Ну и что, что оно всеядное, а не хищник? Ну и что, что на верхней челюсти имеются два длинных резца? Суслик… Короче, тварь эта обитает на моей родной планете Супер-Залия. Слышал о такой?

Я кивнул, вспоминая хоть какую-нибудь интересную информацию о Супер-Залии. Но это одна из провинциальных планет, ничем не выдающихся. Кроме сусликов, плотный мех которых деятели от моды очень ценили за особые свойства — в спокойном состоянии мех этот выглядел подобно цельной плотной материи. Волоски шерсти суперзалийского суслика так плотно прилегали друг другу и цеплялись между собой особыми микрозубчиками, которые разглядеть можно лишь в микроскоп, что шерстяное полотно становилось неимоверно гладким, целостным, и нельзя было даже и предположить, что это чья-то шерсть, которая с виду напоминала кожу неизвестного животного очень странной и невероятно искусной выделки.

Так вот капитан, имя которого я узнал только сейчас — его звали Фернад, оказался некогда прогремевшим на всю округу охотником, а потом и заводчиком этих самых гигантских как по размерам, так и по стоимости сусликов. В помощниках у него ходил как раз долговязый помощник по имени Олфир, который со ста метров мог попасть суслику точно в глаз из охотничьего ружья.

Сначала, во времена охоты на диких грызунов, суслики приносили невероятную прибыль, а вскоре принесли невероятные проблемы. Очень быстро популяция этих животных стала сокращаться. Охотников становилось все больше — сусликов все меньше. С соседних планет потянулись желающие набить исхудавшие кошельки. В итоге бить суслика на Супер-Залии запретили, что логично. Нарушителей отлавливали, судили по всей строгости и заключали под стражу.

Охотники-паломники спешно вернулись на свои планеты кто со шкурами, кто порожняком. Фернад с Олфиром не поддались судьбе и затеяли предприятия — выращивать собственных суперзалийских грызунов, так как запрет на добычу касался только диких особей.

Благодаря этой ферме Фернад и Олфир стали монополистами на рынке поставок сусликовых шкур для самых известных модных домов.

Почему же другие фермы не смогли составить им конкуренцию? А проблема крылась в том, что суперзалийский суслик не размножается в неволе. При этом он ведет кочевой образ жизни. Их семьи, насчитывающие до двадцати особей, за десятилетнюю свою жизнь могут 1–2 раза обогнуть всю планету.

Благодаря пятилетнему опыту охоты и наблюдений за сусликами Фернад с товарищем сумел решить проблему размножения на территории фермы площадью всего 10 гектар для одной семьи. Весь секрет крылся в психологии сусликов, одну особенность которой эти заводчики сумели раскрыть и держали под строжайшим секретом. Принудить или, как бы смешно не звучало, уговорить сусликов размножатся на Супер-Залии естественным путем никто больше не сумел. А фермы с искусственным оплодотворением, открывшиеся после, не смогли добиться высокого качества меха, конкурировать со стоимостью продукции фермы Фернада и Олфира и потерпели крах.

Такой успех не мог остаться незамеченным, и в скором времени ферму неким странным, но законным путем экспроприировали суперзалийские власти, объявив компанию экономикообразующей для всей планеты. Заниматься суперзалийским сусликом теперь было запрещено вообще кому-либо и где-либо. Фернада и Олфира обобрали, выдав крохи отступных, рассчитав их на основании каких-то внутрепланетарных реестровых стоимостей. По сути на руки им выдали с только галат, сколько стоила голая земля и десяток ангаров на ней.

Бывших заводчиков вынуждали раскрыть секрет размножения сусликов. Состоялся целый ряд судебных заседаний. Но Фернад с Олфиром твердили одно и то же: никакого секрета здесь нет — только любовь и забота о братьях наших меньших. Конечно, они лгали. В итоге все остались ни с чем.

В течение года суперзалийское правительство приглашало сотни специалистов со всех уголков Млечного пути, но никто не смог заставить сусликов размножаться. В итоге предприятие рухнуло. Суперзалийский суслик до сих пор под запретом, а те изделия из его шкуры, что успели создать модные дома, теперь оцениваются по стоимости новых космических кораблей и даже обладают собственным биржевым курсом. А некоторые особо удачные модели обуви или аксессуаров красуются в самых известных музеях под усиленной охраной.

Фернаду же и Олфиру полученных в результате отъема фермы средств хватило лишь на то, чтобы приобрести «Пиявку» и нанять команду. Все иные средства, накопленные за время владения фермой, сожрали бесконечные судебные тяжбы с суперзалийским правительством, длившиеся на протяжении четырех лет.

* * *

Не могу не признаться, что в последний день пребывания на Аполлоне и в самое первое время путешествия на «Пиявке» от отчаяния меня спасала только надежда на скорое наступление новой жизни, вернее, переход моего существования в несколько иное качество: формальное признание меня писателем или хоть сколько-нибудь приближенным к такому желанному для меня титулу, а результаты моей деятельности — полезными для общества, ценными. Ведь, это, по сути, все, чего я хотел. И готов был пережить многое, включая неимоверные штрафы и общество космических преступников, которыми, как оказалось, члены экипажа «Пиявки» с моей точки зрения все же не являлись.

Не переживай, твердил внутренний голос. Жизнь есть высокоинтеллектуальная игра, в которой все продается и покупается, а если точнее, то обменивается. Только нужно уметь видеть связь. Достоинство и честь кладутся на стол за богатство, богатство отдается за здоровье благодаря квантовой медицине, здоровье меняется на достоинство. Эта примитивная цепочка не способна показать всей многогранности ролевой игры жизни, на самом деле возможности вселенски широки, не ограничены ни законом, ни моралью, а комбинации ходов порой так сложны, что игроки сами становятся рабами собственной расчетливости. Выходит, ценой признания моих трудов, если таковое когда-либо случится, станет старая космическая шлюпка, которая, будь конем, уже через год получила бы пулю.