— Вот и хорошо, — отозвался он. — А еще есть полы, стены, столы... — Он засмеялся, обдавая горячим дыханием ее затылок. — А мне известна одна маленькая хитрость: достаточно смазать подогретым бренди...

— Перестань! — перебила она, протянула трясущуюся руку к бокалу с вином и жадно выпила его. Вино согрело ее изнутри, придало сил, разбудило. Не удосужившись поставить бокал на стол, Кэтрин безвольно опустила руку и откинулась назад, прислонившись спиной к груди Алекса. Ее губы приоткрылись в глубоком удовлетворенном вздохе.

Алекс пошевелился, повернул голову и прильнул к ее губам. Она широко открыла глаза, Алекс тут же почувствовал ее взгляд и отстранился.

— Ну вот, опять, — усмехнулся он. — Что беспокоит тебя на этот раз?

— Алекс, можешь смеяться надо мной сколько угодно, но я хотела бы запереть тебя в этой комнате навсегда. Если бы... если бы... — Ее глаза потемнели и вспыхнули в приливе возбуждения. — Алекс, почему бы тебе не взять меня с собой? Ты же говорил, что в лагере есть женщины — жены, любовницы...

— Нет! — отрезал он. — Ни в коем случае.

— Но почему? Ты же говорил, что скучал по мне и постоянно тревожился. Бог свидетель, я тоже изнывала от тоски и боялась, что больше никогда не увижу тебя. Но если бы я была с тобой...

— Нет.

— Если бы я была с тобой, — продолжала она и повернулась лицом к Алексу, расплескивая воду, — я могла бы хоть изредка видеть тебя и знать, что ты жив. Я не выдержу жизни в вечном страхе потерять тебя.

— Со мной ничего не случится, — решительно заявил Алекс. — Но тебе меня не переубедить, к каким бы уловкам ты ни прибегла.

Он имел в виду капли слез на ее ресницах. Заглянув в его холодные и неумолимые глаза, Кэтрин поникла.

— Неужели ты считаешь меня такой беспомощной и бесполезной? — в отчаянии спросила она.

— С чего ты взяла? Ты упряма, но не беспомощна.

— Я не упряма, — заявила Кэтрин. — Просто я устала от безделья. И потом, ты мой муж, мое место — рядом с тобой.

— Нет.

— Ты до сих пор считаешь, что я не смогу отказаться от шелков, атласов, удобных постелей? Ошибаешься. Обо всем этом я не пожалею ни на миг, если буду рядом с тобой. Жаловаться я не стану. Никогда.

Алекс промолчал, но было легко прочесть недоверие на его посерьезневшем лице.

— И тогда сны перестанут мучить меня, — шепотом добавила Кэтрин.

— Какие сны?

Кэтрин прикусила губу. Она не хотела рассказывать мужу о повторяющемся кошмарном видении, тем более сейчас, когда он мог принять ее рассказ за очередную попытку переубедить его.

— Просто... сны, — уклончиво ответила она и взялась за края ванны, чтобы встать.

— Какие? — настойчиво повторил он и удержал ее, взяв за подбородок.

— Кошмары, — передернувшись, призналась она. — Ужасные видения. После них я просыпаюсь в слезах, перепуганная до полусмерти... иногда с криком. Вначале они всегда одинаковы, в них ничего не меняется. Только с каждым разом они продолжаются все дольше, я вижу больше подробностей, но ничего не могу поделать. Мне никак не удается проснуться.

Она снова поежилась, и Алекс обнял ее. Почувствовав, что она мерзнет, он встал, помог ей подняться и закутал в огромное полотенце, согретое у камина. От усиленных растираний ее кожа порозовела. Кэтрин стояла безмолвно и послушно, опустив глаза и сжав пальцы в кулачки.

Завернув в сухое полотенце, Алекс усадил ее в мягкое кресло и придвинул его поближе к огню. Подбросив в камин два больших полена, он разворошил угли, и вскоре в камине запылало пламя, мгновенно обсушившее тело самого Алекса. Довольно кивнув, он отряхнул руки, снова подхватил Кэтрин и посадил ее к себе на колени.

— А теперь рассказывай.

Кэтрин покачала головой и уткнулась лицом ему в плечо.

— Женщинам часто снятся кошмары, когда их мужья уходят воевать, — успокаивающе произнес он. — Но это всего лишь сны.

— Нет. — Она опять .решительно покачала головой и обняла его за шею. Спустя некоторое время она заговорила не слышным голосом: — Все началось еще до того, как я узнала, что ты идешь воевать. Еще в то время, когда мне было все равно, уйдешь ты или нет. Помнишь день, когда мы остановились возле ущелья? На нас напали черные стражники, в Алуина стрелял Гордон Росс Кэмпбелл. Тогда все и началось. Мы обедали, сияло солнце, день был теплым и тихим, нас окружала удивительная красота... — Она подняла голову, и Алекс вздрогнул в тревоге, увидев ее глаза. Они потемнели, мерцали, взгляд был обращен куда-то внутрь, зрачки расширились так, что фиалковая радужка почти исчезла из виду. — Это было как вспышка, будто кто-то на миг отдернул занавес на двери в другую комнату. Я даже не поняла, что вижу, кого вижу, но все было как на самом деле! Я порезала палец... ты помнишь?

— Помню, — отозвался он, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Алекс не был суеверным, он не верил даже старухам и старикам, якобы обладавшим даром ясновидения. Он не верил ни в предзнаменования, ни в предсказания и уже собирался сказать об этом Кэтрин, как она заговорила вновь. Ее голос стал глубоким и глухим, точно доносился откуда-то из колодца.

— Я стою посреди поля. Огромного поля, усеянного телами. Сотнями тел! Вокруг меня сражаются мужчины, преграждают мне путь, мне приходится проталкиваться сквозь них, но они меня не видят — как будто меня там нет, но на самом деле я там, я бегу. Бегу, бегу, но... остаюсь на месте. А вокруг туман, дым, деревья... кони, люди... даже земля дрожит от пушечных залпов. И... повсюду кровь. — Ее голос понизился до шепота, она медленно опустила руки и в ужасе уставилась на них. — Даже у меня на руках. Идет дождь, кровь становится розовой, но не смывается — ее слишком много.

— Кэтрин, перестань! Ты здесь, со мной, все хорошо!

— Нет, нет, я должна найти тебя, должна сказать... — Она резко втянула ртом воздух, будто увидела что-то страшное. Панический ужас зазвучал в ее голосе. — Ты там! — ахнула она. — На холме! Ты сражаешься с солдатами — их десять, двенадцать, а может, и больше, они обступают тебя со всех сторон, смыкают кольцо, вскидывают оружие! Я кричу, ты оборачиваешься... но уже слишком поздно! Ты пытаешься отражать удары, но противников очень много, и твоя рука... Господи, Алекс, твоя рука!

Алекс схватил ее за плечи и встряхнул, стремясьпрервать пронзительный вопль. Кэтрин захлебнулась криком, казалось, она сейчас начнет вырываться. Но в тот же миг она поняла, что находится в своей комнате, а не на поле боя, съежилась в объятиях Алекса и разразилась рыданиями, от которых вздрагивала всем телом. Александер прижал ее к себе, ошеломленный силой ее страха.

— Алекс, прошу... возьми меня с собой!

Он устало закрыл глаза.

— Кэтрин...

— Если ты откажешься, больше мы никогда не увидимся, я точно знаю. Ты не вернешься. Все будет как во сне, только... я не сумею предостеречь тебя!

— Все будет хорошо! — яростно выпалил он. — Это просто сон, Кэтрин, ночной кошмар! Со мной ничего не случится... и с тобой тоже!

— Но этот сон... он как настоящий! — всхлипывала она, вытирая глаза.

— Он только кажется настоящим, — уверял Алекс, — потому что ты тревожишься обо мне. И мне приятно слышать это, но... — Он зажал ее лицо в ладонях, и в его глазах отразилось отчаяние. — Только, пожалуйста, не проси меня о том, чего я не могу сделать. Если я возьму тебя с собой и с тобой что-нибудь случится, не важно что — порежешься, ушибешься, что угодно, — я никогда не прощу себе этого! Ты понимаешь, Кэтрин? Понимаешь, как мне важно знать, что ты в безопасности, даже если весь мир вокруг обезумел?

Кэтрин прильнула к нему, впитывая неистовые объятия и поцелуи всем своим существом. Он вынул из узла, шпильки, и волосы рассыпались по плечам Кэтрин. Сильные руки подхватили ее и понесли в постель, где она забыла о недавнем разговоре, забыла обо всем, кроме блаженного единства их тел и душ.

А когда она наконец задремала, Алекс продолжал держать ее в объятиях и боролся с изнеможением, пока не услышал ее размеренное дыхание.

— Это просто сон, — тихо произнес он, словно стараясь развеять все сомнения. Но, несмотря на полную уверенность, ему приснилось поле боя, крики раненых, кровь и женщина с золотистыми волосами, бегущая к нему.

Глава 8

Дейрдре О'Ши ни за что не призналась бы, что она верит в предзнаменования, приметы и предчувствия, однако она украдкой крестилась и плевала через плечо, если дорогу ей переходила черная кошка, и быстро шептала древнее кельтское заклинание, когда в завывании ветра ей чудились слова. Как всякая ирландка, она была опаслива по натуре. Вот почему, подойдя к камину, она застыла, в ужасе уставившись на зловещую фигуру из обугленного дерева и пепла.

Подобие мужского и женского тел, сплетенных в предсмертном объятии, исчезло в мгновение ока, задолго до того, как Кэтрин вышла из гардеробной, неся ворох роскошного блестящего атласа.

— О, мистрис, я... я не могу...

— Вздор! Ты будешь его носить. Это платье шили к свадьбе, мне будет приятно видеть тебя в нем.

Этим утром тревожная тишина, которая висела над Роузвуд-Холлом два дня, улетучилась: на рассвете по аллее проскакал отряд вооруженных горцев. Алекс уже поджидал их. Накануне, отправившись вместе с Кэтрин за жеребцом, он узнал, что авангард армии принца находится менее чем в пяти милях от Дерби. Алекс проводил Кэтрин обратно в поместье Эшбруков, а сам направился навстречу мятежникам, чтобы предложить клану Камеронов расположиться в поместье. Многие соседние поместья уже посетили эмиссары принца, предполагая расквартировать там армию. Кэтрин решила, что никто не упрекнет хозяев Роузвуд-Холла, самой обширной усадьбы в округе, за то, что они приютили мятежников.

Сам принц поселился в Дерби, в доме лорда Эксетера. Почти все горожане выполнили распоряжение влиятельного лорда Кавендиша и покинули дома, поэтому мало кто из них стал свидетелем триумфального появления Чарльза Стюарта в городе четвертого декабря.

Чтобы Алекс мог гордиться ею, Кэтрин выбрала одно из своих самых нарядных платьев и подала лучшие отцовские вина горцам, расположившимся в большой гостиной. Она искренне обрадовалась, увидев родных Алекса. Дональда Камерона, главу клана Камеронов, она поначалу поприветствовала сдержанно и чинно, но он так радостно заулыбался при виде ее, что вскоре Кэтрин махнула рукой на формальности и бросилась к Дональду на шею с таким энтузиазмом, какой только позволял проявить туго зашнурованный корсет. Доктор Арчибальд Камерон, который выглядел как-то странно без жены, стиснул Кэтрин в объятиях так, что она чуть не задохнулась. За его спиной уже ждали своей очереди Алуин Маккейл и Струан Максорли.

Алуин едва дождался, когда Лохиэл стряхнет с одежды дорожную пыль.

— Ты просишь разрешения на брак? — осведомился Лохиэл, светло-голубые глаза которого весело поблескивали. Алуин и Дейрдре чинно стояли перед ним. — Да, Маккейл, вижу, тебе не терпится. А вам, детка? Может, вы поспешили с выбором?

Дейрдре переглянулась с Алуином и снова устремила взгляд на величественного горца в шотландке.

— Нет, милорд. Я могу быть счастлива только с Алуином.

Дональд Камерон из Лохиэла шагнул к влюбленным и взял их за руки.

— В таком случае примите мое благословение. Кстати, — продолжал он, лукаво подмигнув, — я убежден, что ирландская и шотландская кровь прекрасно сочетаются. У такой пары, как вы, должны быть самые крепкие и здоровые ребятишки на свете.

Дейрдре густо покраснела, а Лохиэл обратился к Александеру и Арчибальду, приказывая сегодня же разыскать священника. Кэтрин закивала и при всеобщем одобрении увела Дейрдре к себе в спальню.

Дейрдре стояла посреди комнаты, с беспокойством глядя, как ее хозяйка приносит из гардеробной шелковые чулки, нижние кофточки, сборчатые юбки — одежду, к которой Дейрдре прежде только прикасалась, но никогда не надевала. Груда белья росла на постели. Повинуясь строгому приказу Кэтрин, Дейрдре сняла черное габардиновое платье и улеглась в ванну с горячей водой.

Пока Дейрдре сушила волосы у камина, Кэтрин нагрела щипцы для завивки, а потом принялась завивать каштановые волосы и укладывать на голове Дейрдре густые локоны, обрамляя ими лицо в форме сердечка. Поражаясь собственному таланту, Кэтрин украсила прическу крошечными шелковыми цветочками, безжалостно срезанными с оборок одного из ее платьев. И без того огромные и выразительные глаза Дейрдре она подвела сурьмой, не забыв подкрасить и ресницы.

Позволив Дейрдре полюбоваться своим отражением, Кэтрин продолжила играть роль горничной, помогая Дейрдре надеть прозрачные белые чулки, шелковую нижнюю кофточку и поясок с подвязками. Жесткий корсет на китовом усе перетянул тонкую талию Дейрдре, так что ее фигура стала напоминать песочные часы, и сходство с ними только усилили проволочные кринолины, похожие на перевернутые корзины. Поверх них были расправлены три тонких льняных нижних юбки, из которых верхняя была расшита мелким речным жемчугом — она должна была виднеться в разрезе верхней юбки. Лиф оказался впору Дейрдре, он облегал ее тело как вторая кожа; верхняя юбка из серебристого атласа опустилась до полу с легким шуршанием, напоминающим вздох.

Встав перед большим зеркалом, Дейрдре ахнула и уставилась на собственное отражение.

— О таком я даже не мечтала!

— День свадьбы должен запомниться на всю жизнь, — наставительно произнесла Кэтрин, горько сожалея о том, что ей пришлось ограничиться спешной церемонией. Именно поэтому она так старалась, наряжая Дейрдре. Сегодня она отважилась на то, о чем прежде не могла и подумать: одела камеристку в шелк и атлас, перевернула дом вверх дном, приняла в нем мятежников-шотландцев, заботилась обо всех гостях, забыв о себе...

Стук прервал размышления Кэтрин как раз в тот момент, когда Дейрдре предложила зашнуровать на ней корсет. — Можно? — послышался из-за двери голос Александера, и Кэтрин с досадой вздохнула.

— Да, но если ты пришел жаловаться или просить завязать тебе галстук, я... — Она осеклась при виде внушительной фигуры, застывшей в дверях.

Однажды, когда она впервые увидела Александера Камерона в костюме горца, она утратила дар речи, затрепетала, с трудом удерживаясь на ногах. Та же слабость охватила ее и на этот раз, пока она смотрела на мужа, держась за столбик кровати.

Его черные непокорные волосы были перевязаны узкой бархатной лентой, белое кружево у ворота подчеркивало смуглоту скульптурного лица и могло бы пристыдить любого бледного, напудренного щеголя, какой когда-либо появлялся в Роузвуд-Холле. Жилет из лилового атласа облегал массивный торс, поверх него был надет зеленый бархатный сюртук с манжетами и лацканами, расшитыми золотом. Отрез малиново-черной шотландки с заглаженными складками превратился в короткий килт. Второй клетчатый отрез был переброшен через плечо и заколот огромной брошью, усыпанной топазами. На поясе висел споран — меховая сумка, на широком кожаном ремне с золотыми и серебряными украшениями — рапира, острие которой находилось на расстоянии дюйма от пола. Икры Алекса обтягивали темно-красные чулки, на кожаных башмаках сверкали стальные пряжки, а на обычно хмуром лице играла дерзкая усмешка.

— Превосходный туалет, — заметил он, сверкнув белоснежными зубами и прищурившись. Его полураздетая жена смутилась. — Но слишком уж откровенный, вы не находите?

— Негодяй, — пробормотала Кэтрин, окидывая взглядом свою тонкую кофточку, незашнурованный корсет и чулки. — Между прочим, смотреть надо было не на меня.

— С каких это пор?

Кэтрин слегка подтолкнула вперед Дейрдре, испуганно прятавшуюся за пологом кровати.

— Как видите, мистрис О'Ши уже закончила одеваться. Дейрдре застыла, заливаясь румянцем и потупившись.

Только увидев перед собой носки башмаков Александера и почувствовав прикосновение его ладони, она осмелилась поднять голову.

— Неудивительно, что теперь у Алуина то и дело рождаются стихи, — негромко произнес он. — Вы прекрасны, Дейрдре. Алуину повезло.

— Спасибо, милорд, — прошептала девушка. — Это все мистрис Кэтрин...

Алекс перевел взгляд на жену, Кэтрин замерла.

— Ступайте к нему, Дейрдре, — посоветовал Алекс. — Он мечется из угла в угол, как тигр в клетке.

— Ни в коем случае! — вмешалась Кэтрин. — До церемонии она побудет в зимней гостиной. Я не позволю жениху испортить дело моих рук. Дейрдре, иди в гостиную. Я скоро приду.

— Да, миледи. — Дейрдре вежливо присела и скрылась за дверью.

— На вашем месте я не давал бы таких обещаний, — усмехнулся Алекс, принимаясь затягивать корсет жены. — Мадам, вам известно, как опасно испытывать терпение мужчин, которые несколько недель не видели ничего, кроме овсяных лепешек и пересоленной овсянки? Арчибальд уже попытался совершить набег на кухню, но был вынужден ретироваться. Он вернулся с подкреплением, снова потерпел фиаско, и, боюсь, самое большее через час он окончательно рассвирепеет. С другой стороны, — он провел ладонью по гладкому белому плечу жены, наклонился и поцеловал его, — урок терпения всем нам пойдет на пользу.

Кэтрин уже поняла, что в присутствии мужа ей не удастся затаить дыхание и выпрямиться, как полагается при затягивании корсета. А теперь ее отвлекало и прикосновение губ к затылку.

— Алекс... мне надо одеться.

— Ты нравишься мне в любом наряде, — отозвался он, дразня кончиком языка тонкую розовую раковину ее ушка.

— Алекс, перестань! — простонала она. — Твой брат...

— Мой брат все понимает.

Кэтрин оттолкнула его, когда он принялся вынимать шпильки и гребни из прически, но, он не унимался и в конце концов заключил ее в объятия и зажал рот бесконечным поцелуем. Когда же поцелуй наконец прервался, Кэтрин ошеломленно уставилась на мужа, прислушиваясь к неистовому стуку сердца.

— Вот так, — заявил он, бросая на пол последние шпильки и расплетая волосы жены. — Так гораздо лучше. Ты наконец-то стала похожа на неукротимую обольстительницу, с которой я провел последние несколько дней. И потом, я не допущу, чтобы сегодня все мужчины в доме завидовали только Алуину.

— Ты неисправим, — рассмеялась Кэтрин.

— Ну, если ты в этом уверена... — Он спустил с плеч бретельки ее кофточки и наклонился, но Кэтрин вырвалась из его объятий и отступила на безопасное расстояние.

— Ты хочешь опоздать на свадьбу лучшего друга? Похоже, Алекс был не прочь опоздать.

— Мне следовало бы выяснить, сколько гостей пригласил Дональд. Надеюсь, еды хватит на всех.

— Судя по тому, что я увидел, заглянув в кухню через плечо Арчибальда... — он сделал паузу и усмехнулся, — еды хватит на месяц целой армии.

— Я велела кухарке постараться.

— И правильно сделала.

Он не сводил глаз с ее лица, и Кэтрин застенчиво покраснела. После двух дней и ночей любви они наконец сумели взять себя в руки, да и устали, но не насытились. Одного прикосновения или улыбки хватало, чтобы воспламенить их, а при мысли о предстоящих неделях, а может, и месяцах разлуки возбуждение становилось невыносимым.

Все это Алекс прочел в ее прелестных фиалковых глазах. Он знал, что воспоминание о них унесет с собой в могилу. Эти глаза, губы, руки... Надо сейчас же подумать о чем-нибудь другом, иначе они никогда не выйдут отсюда.

— Дональд не сразу вспомнил, что для всех посторонних моя жена осталась дома, в Ахнакарри. Кстати, он пригласил всех офицеров, а сам расположился в библиотеке твоего отца. Не забыть бы оставить сэру Альфреду записку и похвалить его прекрасный бренди. А на принца произвел впечатление...

— На принца? Принца Чарльза? Он здесь?

— Само собой. Было бы верхом неприличия не пригласить его.