По выражению лица Дани можно подумать, будто Ирис только что сказала что-то невероятное. Ладно, на самом деле ее отцу и вправду приходится подниматься в мансарду в полночь, чтобы отправить дочку в постель, чаще, чем видеть ее прикорнувшей на полчасика. Но к чему такое выражение лица?

— Ты заболела? Только не обманывай меня! — говорит Дани, забираясь с ногами на диван и сжимая джойстик приставки, будто защитный амулет. — Как раз когда начались каникулы!

— Нет, я не болею, но спасибо за заботу, гном, — Ирис дразнится и показывает ему язык. — Я просто устала. Давай, сделай потише, оглохнешь еще.

Она закрывает дверь, чтобы заглушить шум, и поднимается в свою комнату. Если не считать игры Дани, доносящейся эхом из гостиной, в доме тихо, и это может означать только одно: Криса здесь нет. Находись он здесь, звук его гитары разносился бы по всем комнатам. В последнее время он не перестает играть, особенно после того, как директор попросил его группу выступить на выпускном вечере. До него остается чуть больше недели, и Крис судорожно готовится к выступлению. А нервный Крис — это очень (очень!) громкий Крис.

Но оказывается, есть кое-кто еще более громкий, чем Крис-музыкант: Крис-студент. Настало время выпускных экзаменов, и у него есть привычка учить конспекты, сочиняя песни. Песни, которые он, конечно же, напевает вслух на весь дом. Ирис знает темы своего брата лучше, чем свои собственные: она могла бы сидеть на уроке химии и легко декламировать Мариан песню Криса о цикле трикарбоновых кислот (она понятия не имеет, что такое цикл трикарбоновых кислот, но благодаря брату выучила наизусть все его составляющие).

К счастью, Крис, наверное, сейчас на экзамене или в библиотеке, так что Ирис может немного побыть в тишине. Она прямо в ботинках ложится на кровать. У нее кружится голова — а с закрытыми глазами становится еще хуже. Как будто она засунула несколько карандашей в свои пучки и крутила ими, как крутятся лопасти вертолета, каждым новым оборотом все туже натягивая волосы у висков. Ирис распускает прическу и массирует голову, но это, конечно, не помогает. Дело далеко не в прическе. Это воспоминания о Мариан. Эхо крика в ее голове.

Ирис слышит, как щелкает люк, но не открывает глаз. Слышит, как кто-то делает несколько шагов, приближаясь к кровати, и чувствует, как под тяжестью этого «кого-то» продавливается матрас.

— Нет, я все еще не сплю, Дани, — шепчет Ирис.

Однако, открыв глаза, она обнаруживает рядом с собой не брата, а отца с пятном краски на рубашке и лицом, озаренным искренним удовлетворением от того, что застал ее врасплох.

— Папа? — Ирис немного приподнимается на локтях. — Что ты здесь делаешь?

— Сбежал с обеда. Кое-что забыл.

Ирис подавляет ироничный смешок.

— Ты что-то забыл? Не могу в это поверить.

— Да-да, смейся, смейся, но напоминаю тебе, что это, — отец легонько стучит себе по лбу, — унаследуешь и ты. Подожди, — продолжает он. — Разве ты не должна быть в школе?

— У нас экзамены, пап, — напоминает Ирис, не глядя на него. — Нам просто нужно прийти на экзамены…

— А разве не сегодня у тебя последний? По… по… — отец щелкает пальцами, пытаясь вспомнить.

— По химии.

— Точно, химия! Как все прошло?

Ирис тяжело вздыхает. Ее взгляд устремлен на нарисованное небо, развернувшееся на потолке комнаты.

— Никак. Мы опоздали, и нас не пустили. Придется идти на пересдачу.

— Надо же! А почему вы опоздали?

Ирис пожимает плечами. Очевидно, она не может объяснить ему настоящую причину опоздания, и у нее слишком сильно болит голова, чтобы придумать оправдание.

— Подумать только, — говорит отец с одной из своих фирменных самодовольных улыбок, — посмотри, кто уже унаследовал папину рассеянность.

— Разве тебе не пора возвращаться на работу? — с досадой спрашивает Ирис.

Отец переводит взгляд на часы.

— Да, точно, — он смотрит на дочку еще секунду, но уже более серьезным взглядом. — Точно больше ничего не случилось?

— Конечно, — отвечает Ирис, не в силах сдержать улыбку. — Я просто устала. Это был долгий день.

— Хорошо.

Отец целует ее на прощание в лоб и спускается вниз. Услышав звон ключей у входной двери, Ирис кричит:

— Папа?

— Да? — долетает до нее эхо его ответа.

— Ты не забыл взять ту вещь, за которой пришел?

Пауза.

— Ирис, Ирис, Ирис… А ты как думаешь?

— Я думаю, ты снова забыл и собираешься уйти без нее.

Еще одна пауза.

— И правильно думаешь! — радостно отвечает отец.

Затем звон ключей стихает в направлении родительской комнаты.

Ирис тихо посмеивается, прежде чем лечь обратно. Голова все еще болит. Если она закроет глаза, головокружение усилится, поэтому девочка продолжает смотреть на нарисованное небо. При дневном свете жирно прорисованные спирали блестят, как будто их только что покрыли лаком. Ее успокаивают оттенки тысячи и одного цвета, смешивающихся в каждом мазке: канареечно-желтый, киноварь, синий кобальт. Индиго. Оксфорд. Охра. Бордовый. Снова желтый, и…

Когда она приходит в себя, все вокруг синее. Точнее это смесь темно-синего и черного. Ирис больше не в своей комнате — она идет по пустынной равнине. Отголосками до нее доносится писк, рев и шепот. Хотя она странным образом осознает, что спит, от этих звуков у нее мурашки по коже.

Посреди этого темного небытия стоит Луна. И смотрит на Ирис. Она выглядит странно, но как только Ирис пытается понять, что именно не так, все вокруг меркнет. Тени сливаются воедино, окружая ее, как вихрь, который замирает, чтобы нарисовать новые декорации. Теперь Ирис находится в кладовке, где они обычно тренируются. Луна снова здесь — в костюме мистикал и с книгой в руках. Рядом с ней — Хана и Эрин, тоже после трансформации. Кажется, никто из троих не подозревает о присутствии Ирис.

— Разве нам не нужно держаться за руки или что-то в этом роде? — спрашивает Хана.

— Изабель вызвала демонов в одиночку, поэтому я не думаю, что это необходимо, — отвечает Луна. — Но будьте начеку, когда эта штука… м-м-м… появится.

— Вызывала демонов? — переспрашивает про себя Ирис.

Ее мысли отчетливо звучат в пространстве кладовки. Однако ни Эрин, ни Хана, ни Луна не обращают на нее внимания.

Одной рукой Луна сжимает посох, а другой едва удерживает книгу. Кладовка, которая до этого выглядела размыто и напоминала недоделанный набросок, теперь видна гораздо четче — по крайней мере, тот участок пола, что расположен перед Луной. Символ Эфирного центра выложен фиолетовым порошком, окруженный размытыми фигурами. Ирис пытается их различить, но бесполезно. Она не может выбирать, какие детали увидит — это будто смотреть в камеру, объектив которой настраивал кто-то другой. Внезапно все ее видение захватывает новый элемент: черный дым, который начинает клубиться в центре символа на земле. Дым вращается и вращается сам по себе, пока не принимает точный силуэт демона.

Луна

23 октября 1818 года

Я видела Умбрию.

Она в точности такая, как описала Элиза, такая, как в ее снах: вечная пустошь с горами, провалившимися в землю, и реками, похожими на потоки сточных вод. Ее небо (если слово «небо» здесь вообще уместно) усеяно черными и пурпурными звездами: хотя они больше похожи на отдельные кусочки тьмы, нежели на звезды.

Но самое страшное — это аберранты.

Я думала, что была свидетельницей самых ужасных вещей, которые только могла показать мне жизнь. Но я ошибалась. В Умбрии нас подстерегают невообразимые ужасы; звери, которых никогда не видело ни одно поколение мистикал. Это и есть настоящий хаос. Это есть ад, населенный монстрами.

Вот что показал мне демон эробас, когда я спросила его о Вратах:

«На протяжении всех поколений мистикал драгоценные камни падали каждые три луны, но на этот раз все случилось быстрее».

«Почему?» — спросила его я, как только он появился, заключенный внутри нарисованного символа. «И почему самые сильные аберранты уже начали проходить через Врата?»

Такие демоны, как эробас, не умеют лгать. На самом деле они не умеют даже говорить. Вызванный мной демон показал, как выглядит Умбрия. Ответ на вопрос о Вратах кроется там. Хотя я уже его знаю, вот почему на протяжении нескольких месяцев и вызываю демонов: мне нужно понять, что происходит в их мире, полном яда. Однако я так ничего и не выяснила… до вчерашнего дня.

Нет, эробас не умеет лгать… но умеет обманывать. Демон, которого я вызвала, пытался скрыть правду среди Хаоса, который он мне показал, но я обнаружила истину. Я увидела то, что он пытался скрыть от меня.

Демон астрот.

Как я не подумала о нем раньше? Если что-то происходит в Умбрии, об этом должен знать астрот… и я получу от него ответ. Я во всем этом разберусь, прежде чем друзья прознают, чем я занимаюсь.

Луна в задумчивости опускает дневник Изабель. С тех пор как она украла у бабушки книгу, написанную предыдущей мистикал Эфирного центра, она прочитала ее столько раз, что смогла бы рассказать наизусть. Было ясно лишь одно: с Вратами уже происходили странные вещи в предыдущих поколениях. В дневнике говорилось, что Изабель и остальные стражницы сражались два столетия назад — именно тогда Врата открывались в последний раз.