Мартин Сутер
Последний из Вейнфельдтов
Посвящается Анне и Антонио,
а также памяти Даниеля Шмида
Предисловие
Удивить российского читателя новым литературным произведением довольно трудно. Мы все еще читающая нация, и наше традиционное образование позволяет взвешенно судить о качестве творчества того или иного писателя. Предваряя возможную скептическую ухмылку на лице критически настроенного в отношении современной прозы читателя, мне хотелось бы предпослать этой книге несколько добрых слов. Она в самом деле заслуживает внимания и потому, что написана неординарным писателем, и потому, что обладает многими художественными особенностями, способными порадовать взыскательного знатока современной иностранной литературы.
Мартин Сутер — одна из тех ярких личностей в современном литературном мире, кто восхищает своим творческим потенциалом и каждый раз оставляет читателя в недоумении по поводу таинственного, неиссякаемого источника этой творящей силы. Ведь каждая его новая книга не похожа на предыдущие, и каждый раз автор предстает новой гранью своей личности.
Книги этого автора уже издавались в России и пользовались неизменным успехом, подтверждая его славу как одного их самых талантливых современных писателей Европы. И вот новая — «Последний из Вейнфельдтов».
В этой книге есть все, чтобы не затеряться на полках магазинов среди тысяч и тысяч других ярких обложек: элементы комедии, триллера, детектива, тонкий человечный юмор, ирония и, конечно же, любовная интрига. Увлекательная детективная фабула не отпускает ни на минуту и распутывается лишь на последних страницах.
Но это далеко не все, чем способен увлечь М. Сутер. На сей раз писатель погружает читателя в мир искусства и делает, это с хорошим знанием предмета. Собственно, главная интрига романа развивается вокруг картины Феликса Валлотона (1865–1925) «Обнаженная перед камином» (или «Женщина перед камином»). В этом смысле новый роман М. Сутера интересно прочитать и с познавательной точки зрения, поскольку далеко не все так же хорошо, как автор, разбираются в швейцарской и германской живописи конца XIX — начала XX века или в швейцарском промышленном дизайне XX века (главный герой книги Адриан Вейнфельдт ко всему прочему коллекционирует дизайнерскую мебель). Создание насыщенного информативного фона, на котором разворачивается повествование, — замечательный прием, позволивший автору так ловко спрятать иллюзию художественного, — то есть выдуманного, — что, читая книгу, в самом деле начинаешь верить, будто находишься в мире реальных событий.
Другой примечательной особенностью новой книги Мартина Сутера следует назвать изысканный аристократический дух, в который погружено действие. Главный герой романа Адриан Вейнфельдт — отпрыск богатой буржуазной семьи. У него прекрасное образование, вкус, чувство стиля, манеры. Он умен, полон беспримесного благородства, обладает тонким чувством юмора, а его ироничное отношение к человеческим слабостям никогда не переходит черту доброжелательности. Добавьте сюда и то, что он все еще не женат.
Но чем же так притягателен аристократизм Адриана Вейнфельдта? Тем, что он носит сшитые на заказ костюмы, обедает в дорогих ресторанах, живет в собственном особняке и имеет на счету достаточно средства, чтобы не унижать себя рутинной работой? Конечно, нет. Удивительное обаяние этого героя в его характере. Он не сноб, он ведет себя естественно, никого не судит. Да, он реагирует на подлость, обман, пошлость. Но без аффектации, показной добропорядочности и шаблонной нравственности. Он нравственен, потому что не может иначе. Это часть его природы и одновременно знак высокой культуры.
Мы привыкли к тому, что литература постмодерна и соответственно ее герои, как правило, отличаются цинизмом даже в тех случаях, когда им удается вопреки обстоятельствам — общему циничному и лицемерному фону — сохранять героическую ницшеанскую добродетель. Адриан Вейнфельдт не таков. Он словно возвращает нас к давно забытым и давно перекочевавшим в разряд наивных ценностям — рыцарскому благородству и чистоте сердца. Герой романа непреднамеренно воскрешает «скромное обаяние буржуазии», но уже без какого бы то ни было сюрреалистического привкуса (как в известном одноименном фильме Луиса Бунюэля).
Роман заканчивается полным хеппи-эндом. Придирчивый читатель при этих словах сморщит нос, и небезосновательно, так как наше искушенное время избегает однолинейной простоты. Но Мартин Сутер не был бы Мартином Сутером, если бы все было так просто. В одном месте герой романа Адриан Вейнфельдт признается, что с некоторых пор научился видеть мир глазами того или иного художника в присущей тому художественной манере — как картину И здесь мы должны пристальнее вглядеться в известное полотно Феликса Валлотона «Обнаженная перед камином», оказавшееся в центре сюжетной интриги. Живописная манера Валлотона с его плоской контурной выписанностью предметов, граничащей с минимализмом, как будто навязывает такой же стиль тексту, включая образы героев и самый ход повествования.
Плоский натурализм художника, его интерес к отвлеченно-холодной объемности в трактовке человеческих фигур в свое время сделали его одним из первых представителей неоклассицистического варианта модерна в живописи. И сейчас трудно отделаться от мысли, что Мартин Сутер сознательно стилизовал свой роман «под Валлотона» и тем самым создал теперь уже постмодернистское произведение, которое в своей совокупности прочитывается как символ — символ классической простоты, четкости, ясности, по которым мы все так соскучились. С этой точки зрения читатель уже не может не воспринимать текст как самостоятельный эстетический предмет.
В общем, книгу стоит прочитать. Хотя бы ради удовольствия. Оно гарантировано. В Европе новый роман Мартина Сутера уже получил блестящие отзывы. Надеемся, что и российский читатель не останется в стороне.
Анатолий Духанин, переводчик
1
«Не делай этого», — хотел он сказать, но не получилось. Взгляд Адриана Вейнфельдта был направлен на белые веснушчатые кулаки женщины. Та так сильно вцепилась в кованые перила, что из-за выступивших костяшек кулаки казались совсем белыми. Он не отваживался заглянуть ей в глаза. Она выбрала его в качестве свидетеля. Он подумал, что если не смотреть ей в глаза, то прыжок потеряет значительную часть эмоционально-символического содержания.
В небольшом пространстве между полом балкона и перилами самым броским объектом были ее голые ноги. Все ногти были выкрашены в разные цвета. Он обратил на это внимание еще вчера вечером. Красный, желтый, зеленый, синий, фиолетовый — на правой ноге. Пальцы левой ноги накрашены в обратном порядке: фиолетовый, синий, зеленый, желтый, красный. Таким образом, оба средних пальца сверкали одинаковым зеленым лаком.
С маникюром было иначе. Тут она не стала продолжать игру. Ногти были покрыты прозрачным лаком, а у ногтевого ложа подмалеваны белым. В данный момент он не видел ее рук, но помнил, что это так. У Вейнфельдта была хорошо развита зрительная память.
Белизна ее костяшек несколько померкла, что означало — она ослабила хватку.
— До земли не более десяти метров, — бросил он ей скороговоркой, — ты, скорее всего, выживешь. И лучше тебе не представлять как.
Костяшки ее пальцев снова побелели. Вейнфельдт подтянул к себе левую ногу и сделал полшага.
— Оставайся там, где ты стоишь! — сказала женщина.
Как ее зовут? Габриела? Он никак не мог вспомнить, у него вообще была никудышная память на имена. «Договорились: я не сделаю больше ни шага, но и ты тоже».
Она не ответила, но костяшки пальцев по-прежнему белели. В окнах контор в доме напротив с фасадом в стиле неоренессанса в обычное время свет горел дни напролет. Однако сегодня в окнах темно. Дело было ранним утром в субботу. На улицах ни души, с длинными интервалами проезжают трамваи, и совсем редко можно услышать автомобиль. Вейнфельдт содрогнулся от ужаса, представив, как бы эта сцена выглядела в будний день. На женщине был черный бюстгальтер и такие же тесные трусики. Во всяком случае, он надеялся, что натянутая на парапет зеленая парусина скрывает от уличных наблюдателей то, что выше талии. А когда он проснулся, она уже стояла снаружи.
Он и сам не понимал, что его разбудило. Никаких звуков, ни даже запаха чужого парфюма. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами и пытался вспомнить имя, представляя ее лицо.
Несколько сухощава; пожалуй, слишком категорична для женщины, можно было бы добавить немного мечтательности. Но гладкая светлая кожа с веснушками, чуть косые зеленые глаза, гладкие рыжие волосы и главное — ровненький ротик, и верхняя губа по форме почти повторяет нижнюю.
Это лицо он в течение многих лет пытался забыть, а потом восстанавливал в памяти.
Субботний вечер Адриан Вейнфельдт проводил как обычно — в кругу старых друзей. Собственно, у него было два круга друзей, не соприкасавшихся между собой. В один входили люди, которые были моложе него лет на пятнадцать, а то и больше. Среди них он слыл эксцентричным оригиналом, которому можно доверить тайны личной жизни, над которым можно иногда посмеяться, но который тактично оплачивает ресторанные счета, а также время от времени помогает выпутаться из финансовых затруднений. Они вели себя с ним с подчеркнутой непринужденностью, как с равным, втайне блаженствуя в сиянии его древней фамилии и больших денег. С ними он посещал клубы и места отдыха, где один чувствовал бы себя староватым.
