Она вдруг вспомнила Майкла, каким он был — ребенком, подростком и юношей, сорвавшим первый поцелуй. Она вспомнила его неуверенную улыбку, которая исчезла в тот день, когда они встретились в последний раз, прокравшись в дом Кэти. Тогда он был зол на весь свет.

Он был совсем не похож на Хоксуэлла. Она знала Майкла так же хорошо, как саму себя, а Хоксуэлл навсегда останется для нее загадкой. Возможно, именно эта загадочность заставила ее так странно реагировать на его поцелуи. Она и представить себе не могла, чтобы Майкл мог так на нее подействовать. Да она этого и не хотела бы.

Закрыв глаза, она снова представила себе Майкла и попыталась вспомнить, какие он вызывал у нее чувства. Было бы неплохо, чтобы он хотя бы немного ей нравился, если он согласится жениться на ней. Но для этого надо сначала узнать, жив ли он вообще, где он и сможет ли она исправить то, что сделал Бертрам. А если все это произойдет и они поселятся вместе в ее доме, будут ли они испытывать страсть в супружеской постели или у них останутся лишь дружеские чувства?

Верити открыла глаза. Она знает ответ. И он не так уж плох. Страсть — это, конечно, возбуждает, но она и разрушительна. И она умирает, если ее все время не подпитывать.

Проверив перепоясавшие ее веревки, она начала спускаться. Это заняло больше четырех минут. Дерево было высокое, а она стала гораздо крупнее, чем в детстве, да и давно не практиковалась. В следующий раз все пойдет быстрее. Она выбросит из окна свой чемодан, спустится вниз по дереву и убежит. А бегать она умела очень хорошо.

Опустив ногу, Верити нащупала нижнюю ветку, с которой можно сойти на землю.

Она уже ступила на ветку и начала спускаться, когда у ствола вдруг выросли пальцы и схватили ее за ногу.

Она посмотрела вниз и, несмотря на темноту, увидела пару синих глаз, глядевших на нее снизу, и рукава белой рубашки.

— Вы не рассчитали, Верити. Вы могли упасть, — услышала она голос Хоксуэлла.

— Я собиралась спрыгнуть, — солгала она. Она и вправду не рассчитала, но падение было бы не таким уж серьезным.

Он поставил ее ногу себе на плечо, потом обнял за талию и опустил на землю.

— Вам повезло, что я оказался здесь вовремя. — Склонив голову набок, он оглядел ее наряд. — У вас красивые ноги. Я пришел в ужас, увидев одну, которая болталась у меня над головой. Что это на вас — панталоны или кальсоны?

Нагнувшись, она стала развязывать веревку, которая подхватывала пеньюар между ног.

— Ни то и ни другое. Спасибо за помощь. Можете продолжить вашу прогулку.

— Я не тороплюсь.

Один узел никак не развязывался. Она нервно тянула за него, чувствуя себя все более неловко.

— Вам следует уйти. Я не рассчитывала на то, что меня кто-нибудь может увидеть. Не смущайте меня, это неприлично.

— Я ваш муж, Верити. Если бы я увидел вас совершенно голой, это все равно было бы прилично.

Она замерла. Ее охватило какое-то странное и неожиданное ощущение, похожее на то, которое она испытывала, когда он ее целовал.

Однако пеньюар все еще был обвязан веревками под коленями и вокруг бедер, и она понимала, что выглядит глупо.

— Мне надо идти. Узел не развязывается, и мне надо пойти в свою комнату, чтобы…

— Вы с таким трудом выбрались, что было бы жаль так скоро возвращаться. Пойдемте со мной.

Он взял ее за руку и вывел из тени дерева на лунный свет, почти так же как совсем недавно затащил ее за кусты рододендрона.

Опустившись на одно колено, он поставил на другое ее ногу и начал развязывать узел, низко опустив голову. Ее голая нога была видна от колена до ступни.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я могу это сделать у себя, — сказала она. Ей не нравилось чувствовать его руки так близко от своего тела. Его лицо тоже находилось в опасной близости.

— Я настаиваю. Вам не мешает узнать, как полезны иногда могут быть мужья.

Пришлось терпеть. Он возился довольно долго — узел действительно затянулся. Но наконец она почувствовала, как веревка ослабла.

Однако он не пошевелился, не опустил ее ногу на землю, чтобы пеньюар мог ее скрыть.

Не отрывая от нее взгляда, он провел одной рукой по ее ноге до колена, а другой держал ступню, так что она не могла даже пошевелить ею. Он был такого высокого роста, что, даже стоя на коленях, легко заглянул ей в глаза. По выражению его лица она поняла, что эта неожиданная встреча не сулит им обоим ничего хорошего.

Она не знала, как оградить себя от исходившей от него мужской силы. Внутренний голос предостерегал ее, но она ничего не могла поделать с тем, как реагировало ее тело на его прикосновения. Ей даже стало немного страшно.

Однако он неожиданно отпустил ее ногу и встал.

— Если вы намерены лазить по деревьям, надо будет приобрести для вас подходящую одежду. Хотя этот пеньюар выглядит на вас очень соблазнительно.

Он обошел вокруг нее, словно для того чтобы получше рассмотреть. Она, в свою очередь, разглядела, как одет он. На нем были лишь брюки и белая рубашка с расстегнутым воротом. Оказавшись у нее за спиной, он потрогал длинную косу, которую она заплела после того, как Сьюзан расчесала ей волосы.

А потом предложил ей руку.

— Пойдемте со мной.

Она понимала, что не следует этого делать. Но у нее вряд ли был выбор, ведь он наверняка не допускал даже мысли, что решение может быть за ней.

— Вы проверяли, сможете ли спуститься вниз по дереву, если решите бежать. Я угадал?

Хоксуэлл был почти уверен в ответе, но все же спросил. Разговор мог бы отвлечь его от размышлений о том, что сейчас ночь, что они одни, и…

В нем говорила кровь, а это так часто оборачивается для мужчин неприятностями. Даже если она понимает, что сейчас между ними происходит, в чем он совсем не был уверен, она будет это отрицать. Но почему? Почему это вдруг стало для него таким важным? Достаточно того, что он в первый раз задумался над тем, как непростительно беспечен и легкомыслен был два года назад, хотя дело касалось ее будущего и его собственного.

— Мне кажется, вы должны заботиться о своей чести, а не пытаться читать нравоучения мне.

— Вы напоминаете мне о чести только для того, чтобы избежать ответа на мой вопрос. У вас нет причин сомневаться. Если бы я захотел, я бы не только погладил вашу ногу. Но я ведь этого не сделал, не так ли?

Смелое заявление. Ее лицо было повернуто к нему в профиль, а взгляд устремлен на дорожку, по которой они шли. Он с трудом удержался, чтобы не остановить ее, не обнять и не заставить посмотреть на него.

— Когда мы разговаривали с вами в Камберуорте, вы сказали, что если бы я попытался узнать вас лучше, то понял бы, почему вы противились замужеству, — сказал он. — Поскольку считается, что за эти дни мы должны с вами познакомиться поближе, может, вы объясните это сейчас?

— Мы оба знаем, что я никогда не буду принята в свете. Это не мой мир. Вам известно, насколько я в этом права. Этот мир и ваш титул были, конечно, привлекательны, но когда я была честна сама с собой, я признавала, что реальность никогда не будет соответствовать моей мечте.

Другими словами, она пришла к выводу, что он не даст ей ничего, поскольку его положение в обществе было единственной валютой, которой он мог с ней расплатиться.

То, с каким пренебрежением она отмела его титул, было для него непривычным и задело не на шутку. Но все же он догадался, что она просто решила его успокоить.

— Сомневаюсь, что те преграды, которые вам придется преодолеть на пути в общество, имеют для вас значение. Многие женщины, конечно, потребовали бы, чтобы общество приняло их безоговорочно, но не вы. Здесь что-то другое.

— И гораздо большее. Самое важное — это то, что мой кузен Бертрам силой заставил меня согласиться на этот брак, а также причина, по которой он это сделал.

Наконец они дошли до сути.

— В чем же она?

— Мой отец не хотел, чтобы я вышла замуж за такого человека, как вы. Он надеялся, что мой муж использует мое наследство, чтобы приумножить дела компании и осуществить его мечту.

— Я еще не встречал такого отца, который не хотел бы, чтобы его дети поднялись выше его по социальной лестнице. Возможно, он был бы в восторге, если бы вы стали графиней.

— Если бы вы его знали, вы бы поняли, как это смешно. Он учил меня, что гильотина была подходящим концом для всех тех аристократов во Франции, а нам тоже пригодилась бы парочка таких приспособлений. Он никогда не завещал бы мне контрольный пакет акций своей компании, если бы думал, что я могу выйти замуж за человека, с презрением относящегося к деловой сфере жизни и думающего только об удовольствиях.

Было хорошо известно, что отец Верити не был приверженцем традиций. Однако человека, который изобрел новый метод обработки металла, можно было извинить за его веру в то, что старому миру пригодились бы кое-какие изобретения.

Джошуа Томпсона вряд ли можно было считать радикалом, не говоря уже о том, что он не был одним из революционеров, призывавших уничтожить дворянство. Во всяком случае, он либо делился своими мыслями только с близкими людьми, либо Верити все преувеличивает, преследуя собственные цели.

— Вы тоже меня хорошо не знаете, Верити. Более того, все, о чем вы говорите, — это обычные и к тому же ошибочные предрассудки. Человек с моим положением не может все время предаваться удовольствиям, в противном случае его никто не станет уважать. У меня есть обязанности в парламенте, которые, по сути, относятся к деловой сфере. Я отвечаю за управление землями, завещанными мне моими предками, за улучшение жизни многих людей, живущих на них. — Он немного сбавил тон, чтобы его слова об ответственности не выглядели как брюзжание. — Хотя я признаю — частично вы правы. Многие поколения аристократов только тем и занимались, что наслаждались жизнью, и стали экспертами в области удовольствий.

— Я не знаю, зачем вы меня спрашивали, если считаете мои причины лишь поводом для нотаций и для игры словами.

— Я просто хотел быть вежливым и пытаюсь не возражать против того, на что вы только что косвенно намекнули, — что скорее предпочли бы увидеть мою голову отрезанной на гильотине, чем выйти за меня замуж. У меня почему-то это вызывает возмущение.

Жена должна была бы ответить на эту реплику уверением в том, что не хотела бы увидеть его голову отрезанной, подумал он.

Но вместо этого она сказала:

— Я стараюсь быть честной. Вы спросили почему, и я ответила. Вас вообще не должно было быть в моей жизни. — Она остановилась, и ей удалось высвободить руку. — У меня есть предложение. Теперь, когда вы кое-что узнали обо мне и о том, что я думаю, вы согласитесь, что в ваших интересах его принять.

— Так давайте послушаем.

— Я стала совершеннолетней. Если я свободна, дело отца принадлежит мне. Мне им управлять и его развивать, как на то надеялся мой отец. Бертрам хотел выдать меня за человека, которому это дело будет неинтересно, для того чтобы он, даже не имея достаточного количества акций, получил контроль над всем производством. Но если я свободна…

— Неужели вы думаете, что сможете сами управлять заводом?

— Я хочу осуществлять права собственности, полученные мною по наследству, и по своему усмотрению распоряжаться доходами. Мое предложение заключается в следующем. Если вы подадите прошение об аннулировании брака и оно будет удовлетворено, я буду отдавать вам половину доходов от производства. Если я когда-либо выйду замуж, то в соответствии с контрактом, который мы заключим, даже мой будущий муж не сможет этого изменить.

Ее голос звучал искренне. Его рассмешила не столько наивность ее плана, а то, что она была готова пройти через столько неприятностей и лишиться части своих доходов, только бы избавиться от него.

— Верити, если я не буду пытаться избавиться от вас, я буду получать весь доход. Полностью. Не очень-то прилично говорить об этом, но если вы твердо решили…

— Вы говорите со мной тоном, каким взрослый говорит с ребенком, лорд Хоксуэлл, но ребенок — это вы, раз надеетесь, что Бертрам будет честно отчитываться о доходах с моей части наследства. Да никогда. Поверьте, мой план подойдет вам гораздо больше, чем предложения Бертрама, ограничивающие ваши права. — Она подошла ближе и посмотрела ему прямо в лицо. — А если я, не дай Бог, умру, ваша часть будет упомянута в моем завещании, так что она будет принадлежать вам и вашим наследникам. Она будет ваша навсегда.

Он понял, что она все продумала. Все два года она думала о том, что будет делать, когда выйдет из своего добровольного изгнания. Брак, по крайней мере брак с ним, не входил в ее планы. Это было очевидно.

— Меня не интересует ваш план, Верити.

Но это было не совсем так, и то, что он немного замешкался, прежде чем ответить, возможно, не ускользнуло от ее внимания. Наверное, они и впрямь не подходят друг другу, если не считать чувственности, которая, по его мнению, могла бы оказаться общей почвой, если будет возможность это проверить. В чем он не сомневался, так это в том, что Бертрам будет подделывать отчеты, чтобы красть часть его дохода.

В конце концов, он ведь женился из-за денег, и ее предложение давало ему гарантию на будущее.

Ему надо было все обдумать и привыкнуть к тому, что за красивым личиком и мягкими манерами скрывается острый ум и упрямый характер.

Она понимала, что он клюнул на приманку и обдумывает ее предложение. Она почувствовала, что он заинтересовался, и улыбнулась. А он увидел, как сверкнули ее глаза.

А в следующий момент она уже обняла его за плечи и, приподнявшись на цыпочки, три раза подряд прикоснулась губами к его рту, при этом каждый поцелуй длился не более секунды. Он был настолько ошарашен, что не успел схватить ее. А она уже бежала к дому.

— Подумайте о моем предложении, — крикнула она через плечо, не останавливаясь. — И мы квиты по поцелуям, милорд. Завтра можем начать по новой.

Приподняв полы пеньюара, она помчалась к дому. Ее длинные волосы развевались на ветру, а голые ноги сверкали белизной в темноте ночи.

Глава 7

— Ты хорошо провела ночь, Верити? — спросила наутро Одрианна, когда Верити спустилась к завтраку. Верити не так удивили слова, как тон, которым они были сказаны.

— Очень хорошо.

Она села напротив Одрианны, а служанка поставила перед ней чашку кофе.

Одрианна улыбнулась. Потом сложила руки на столе и опять улыбнулась.

— Почему ты улыбаешься? — спросила Верити.

— Да так, ничего. — Одрианна стала поправлять локоны, хотя ее прическа была в идеальном порядке. — Ну, не совсем ничего. После всего рассказанного тобой, пока мы сюда ехали, насчет того, почему нельзя сохранить твой брак, я ждала, что ты проявишь больше стойкости против чар Хоксуэлла. Пойми меня, я тебя не критикую. Граф красивый мужчина — этого у него не отнимешь. Но если ты была такой расстроенной, какой казалась, я думала, что ты сначала заставишь Хоксуэлла как следует поволноваться, прежде чем уступишь. — Она улыбнулась. — Вот и все.

— Я не уступила. С чего ты решила?

— Вот как? Тогда извини. Просто тебя видели ночью в саду. При этом вы оба были не совсем одеты. — Она улыбнулась. — Вы были вместе. Поэтому мы просто предположили… — Она пожала плечами.

— Кто это «мы»? Кто предположил?

— Себастьян. Моя горничная. Как знать, кто еще? Окна почти всех спален выходят в сад, и даже при неполной луне белая рубашка и светлый пеньюар хорошо видны в темноте. — Одрианна снова пожала плечами.

— Мы просто обсуждали сложившуюся ситуацию. Ты должна сказать своему мужу и горничной, что они все не так поняли. Я хочу, чтобы ты строго их предупредила. Мне бы не хотелось, чтобы и слуги, и особенно Себастьян думали, что произошло нечто большее, чем было на самом деле.

— Разумеется. Признаюсь, мне их рассказ показался странным, если учесть, что мне известен твой план.

— Я все еще не отказалась от своего плана. У меня даже есть причина думать, что я смогла убедить его согласиться с моими доводами. Думаю, мы очень близки к положительному решению проблемы.

Одрианна удивленно подняла брови.

— Неужели? Ты меня поражаешь, Верити. После того, что ты рассказала мне об обмане твоего кузена, я считаю, что ты не должна жить в этом браке, но у меня мало надежды на то, что Хоксуэлл когда-либо согласится на аннулирование. Я пришла к этому убеждению во время нашего обеда в гостинице. По-моему, он решил склонить тебя к тому, чтобы ты изменила свое мнение, прибегнув к… своим методам.

— А по-моему, он понял свою выгоду. И поскольку брак не был подтвержден, мы можем победить в церковном суде, если Хоксуэлл присоединится к моему прошению.

Одрианна взглянула на Верити скептически. А Верити, прекрасно понимая, что у нее мало шансов на успех, переменила тему и стала расхваливать окрестности поместья.

— Да, места чудесные, — подтвердила Одрианна, — хотя в августе здесь полно приезжих из Лондона. После морской прогулки на яхте мы можем пройтись по окрестным деревням.

— Будет не слишком невежливо, если я откажусь от прогулки по морю?

— Неужели ты все еще боишься, что тебя увидят? Если ты наденешь шляпку, сомневаюсь, что кто-нибудь тебя узнает, даже в том случае если кто-то знал тебя раньше.

— Дело не в том, что я опасаюсь быть узнанной, Одрианна. Я с удовольствием прогуляюсь по побережью, но предпочитаю не проводить весь день в обществе Хоксуэлла. К тому же я боюсь моря. Как подумаю, что окажусь в небольшой лодке среди волн, меня охватывает дрожь. Может быть, ты проводишь меня до побережья и я осмотрю здешние деревушки, пока вы будете путешествовать по морю?

— Ты, конечно, можешь отказаться от яхты, — успокоила ее Одрианна. — Мы так и скажем, что ты боишься моря.

— В таком случае я пойду готовиться и черкну пару слов Дафне и Селии. — Она встала. — Прошу тебя, сделай строгий выговор своему мужу и горничной. Для меня это очень важно, Одрианна.

— Не волнуйся, Верити. Но если ты решила твердо придерживаться своего плана, постарайся не оставаться с Хоксуэллом наедине, особенно когда полуодета. Какое бы обещание он тебе ни давал, он все же мужчина.

— Вы совершенно уверены, что не хотите присоединиться к нам, леди Хоксуэлл? — еще раз спросил Себастьян, пока слуги погружали в яхту все необходимое для длительной прогулки по морю.

Яхта была длиной почти пятьдесят футов, с прочными мачтами и несколькими парусами. Лорд Хоксуэлл и лорд Себастьян уже сняли свои плащи, приготовившись играть в матросов, но по мачтам, в случае необходимости, должны были взбираться двое слуг.

— Мне будет спокойнее на берегу, — ответила Верити. Одрианна устроилась на стуле под тентом. Широкополая шляпа и зонтик должны были защитить ее от палящих лучей солнца.

— Вам незачем опасаться, — сказал Хоксуэлл, разбирая удочки. — Я прекрасно плаваю, а море сегодня спокойно. Если что-нибудь случится, я доставлю вас на берег в целости и сохранности.

— Я не сомневаюсь, что вы непревзойденный пловец, лорд Хоксуэлл, но такова же и моя трусость. Мой отец утонул в не слишком бурной реке, поэтому море меня по-настоящему страшит. Я прогуляюсь по побережью в ожидании вашего возвращения. Одрианна рассказала мне о местных достопримечательностях, так что я не буду скучать.

Хоксуэлл подошел к ней.

— Вот, возьмите. — Он сунул ей в руку несколько банкнот. — Неразумно оставаться одной в незнакомом месте и не иметь средств, чтобы получить помощь, если потребуется.