— Как меня зовут?

Я открываю рот, чтобы ответить, но на секунду замираю, и ее брови насмешливо приподнимаются.

— Ладно, я не помню.

Девушка прочищает горло:

— Мейер.

— Мне нравится.

Из нее вырывается сдавленный смех, и она кивает, глядя на землю.

— Мы не друзья, Тобиас. — Кажется, на лице ее промелькнуло отчаяние. — Ты здесь, потому что должен быть здесь. Я занимаюсь с тобой, потому что это моя работа. Хоть и вынужденная. Вот и все.

— В сотый раз спрашиваю… и что дальше? — Раздражение ползет по коже. Знаю, что есть и другая причина. Ее следующие слова подтверждают это.

— Не могу позволить, чтобы меня все обсуждали.

— Потому что сам я ходячий повод для сплетен, да?

Она обращает мое внимание на стопку свежих экземпляров «Студенческого вестника», лежащих на скамейке. На первой полосе красуется моя фотография: я выхожу из раздевалки после последней игры.

— Не притворяйся, что это не так.

Я не могу повлиять на то, что они пишут, но какой смысл говорить ей об этом?

Наверное, она думает, что я кайфую от этого дерьма. Внимание прессы мне по барабану, и я не виноват, что на меня навесили статус бабника. Когда я понял, что он прилип ко мне намертво, я сделал единственное, что мог, — принял эту роль. Пусть пишут что хотят, и кстати, когда я на поле, газетчики сами забывают о своих сказках. Моя игра — это все, что имеет значение. Неважно, кого я привожу или не привожу домой, ни слова о засранцах, которых я вырубаю. Внимание приковано к подаче мяча. Какую стратегию я выберу: кёрвбол, фастбол или слайдер [Кёрвбол — при этой подаче мяч крутится сверху вниз, а не снизу вверх, как при фастболе. Фастбол — базовая подача для всех питчеров, самая простая из всех известных. Мяч направляется двумя верхними пальцами и летит с максимальной скоростью. Вращение снизу вверх называется также Four-seam fast ball («с шести часов на двенадцать»). Слайдер — подача, при которой мяч летит практически так же, как при фастболе, резко падая вниз и в сторону от хиттера (при ситуации «правая рука против правой руки»).].

Мейер, немного колеблясь, произносит:

— Я должна… идти.

— Почему у меня такое ощущение, что это не то, чего ты хочешь на самом деле?

Она мгновенно опускает голову.

— Если я понадоблюсь тебе до четверга, напиши мне, постараюсь найти время.

Моя рука непроизвольно скользит по ее спине:

— А если я скажу, что ты нужна мне сейчас?

— Ты бы солгал.

— Я не вру.

— Тогда, думаю, ты этого не скажешь, — шепчет Мейер, поднимая глаза.

Она мягко отстраняется от меня, и на этот раз я не сопротивляюсь, потому что вся эта ситуация не имеет для меня смысла.

Улыбнувшись, девушка уходит, оставляя меня наедине с моим стояком.

Не то чтобы мне нужна ее помощь.

Сам справлюсь.

Опускаю взгляд, хмурясь от очевидной выпуклости в штанах.

Да уж, он бы со мной поспорил.

⁂

— Ты что, малыш, такой грустный? Дружок подвел?

Выплевываю семечку из уголка рта, наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в колени, наблюдая за тем, как эти гребаные идиоты пытаются выглядеть бейсбольной командой. У них получается, но только эта команда ни черта не стоит.

— Отвали.

— Значит, угадал. — Эчо вытирает пот со лба тряпкой, затем отбрасывает ее в сторону. — Бейсболка у малыша в руках, ловушка и бита на полу. Непохоже, что ты в порядке. Рассказывай давай. — Он бросает в меня несколько семечек.

— Тебе сказать, куда пойти?

Засранец хихикает.

Бросок, удар, мяч пролетает мимо базы и улетает в центр поля.

— Черт… — Мой друг качает головой.

— Серьезно? — Опускаюсь обратно на скамейку. — Гэвин ни хрена не умеет бить, Ши не может поймать мяч, чтобы спасти свою жизнь, а ублюдок, играющий в центре, даже не подбежал к нему. Короче, играют как сопляки.

— Так вот в чем дело?

Смотрю на Эчо. Он приподнимает бровь.

— Пропустил мур-мур-час, дружище?

— Ты бы услышал, стены тонкие.

— О, какое разочарование. — Он смеется и сползает со скамейки, когда я поднимаю руку, чтобы стукнуть его.

— Я надеру тебе задницу, Эч.

— А если серьезно, что стряслось?

Осматриваюсь, проверяя, не слушает ли кто. Эчо склоняется ко мне.

— Проблемы, бро. Игры становятся все насыщеннее, главный матч сезона уже чертовски близок, но вместе с ним и гребаные экзамены. — Я трясу головой. — Такое ощущение, будто дерьмо наваливается со всех сторон. Это выматывает.

— Ты что, завалил анатомию?

— Пока нет. Но лучше бы я сосредоточился на поле.

— Да, это было бы неплохо.

— Спасибо, Капитан Очевидность, — хмыкаю я. — Слава богу, это последний год.

Раздается треск от удара битой, и мы вскидываем глаза. Мяч вылетает в аут, смотреть больше не на что.

— Твой репетитор не помогает?

Хмурюсь при мысли о ней.

— Она действует мне на нервы. До ужаса серьезная и ведет себя как недотрога, а это скучно. Ни черта для меня не делает и уходит, как только время заканчивается.

Эчо молчит, и я поворачиваюсь к нему.

— Ты хочешь сказать, что она не пытается удовлетворить все твои потребности? — ухмыляется он.

— Черт, я бы хотел этого. Слушай, чувак, если бы в природе существовала девушка, которая могла бы удовлетворить все мои потребности, я бы стал ее щенком. — Смеюсь, хватаю перчатку и поднимаюсь на ноги. — Не притворяйся, что ты не сделал бы то же самое.

Тренер Леон, один из помощников тренера Рида, подает сигнал, что наше время пришло:

— Давай покажем этим придуркам, как должен выглядеть настоящий бейсбол.

Стукнувшись перчатками, мы вместе выходим из зоны запасных и занимаем свои позиции. Сквозь маску кэтчера [Кэтчер — игрок, в обороне занимающий место позади «дома» и принимающий мяч, поданный питчером; в атаке — отбивающий.] видны только глаза Эчо. Он смотрит на меня, а я — на него.

Игровое поле — единственное место, где такие парни, как мы, контролируют ситуацию и стоят большего, чем может показаться в любом другом месте. Здесь я не горячий питчер, как пишут в «Студенческом вестнике», не эгоистичный болван, стремящийся сорвать куш любыми способами, не жаждущий славы тусовщик, каким меня считают все вокруг. Я не пятничное развлечение и не герой истории, которой можно поделиться с друзьями. Не переходящий приз и не бесполезное воспоминание, которое со временем померкнет.

На поле я — Тобиас Круз, настоящий Тобиас Круз.

Двенадцатилетний мальчик, который вставал до рассвета, чтобы пробежать шесть километров до школы.

Пятнадцатилетний юнец, привязывавший старую покрышку от «Хонды» к ногам и таскавший ее по улице, чтобы натренировать выносливость и скорость.

Семнадцатилетний юноша, пропускавший школьные занятия, потому что был занят тем, что отрабатывал подачу в заклеенную палатку, купленную в «Гудвилле».

Восемнадцатилетний парень, который хотел стать лучшим, но при этом постоянно беспокоил и разочаровывал родителей. У него не было друзей и не было других целей, кроме одной — бейсбола.

Все это — чтобы быть лучшим в своем деле.

Чтобы быть сейчас здесь, на этом поле.

Я тот, кто знает, чего хочет, и работает на пределе возможностей, чтобы получить это.

Я тот, кто понимает, что нет никаких уступок, когда речь идет о совершенствовании дела всей жизни. Нет коротких путей, нет халтуры.

Я тот, кто знает, что легкий путь не всегда правильный. Только трудолюбие, сосредоточенность, жертвенность.

И да, иногда это означает разрешать людям видеть в тебе дурака, потому что переубеждать их — значит потратить время и энергию, которые понадобятся на поле.

Когда я и Эчо на своих позициях, все остальное не имеет значения. Мы знаем, кто мы и что собой представляем.

Мы звенья одной цепи: от решения одного зависит подача другого.