Охотник мучительно долгий миг смотрел на меня, прежде чем кивнуть. Потом протянул руку, отстегнул рацию, взял в руку и поднес ко рту. У меня было такое ощущение, что все происходит как в замедленной киносъемке.

— Скорее!

От страха у меня болезненно сжималось все внутри.

Охотник нажал на кнопку.

Внезапно где-то неподалеку раздалось несколько выстрелов подряд. Это были не те негромкие хлопки, какими они казались с дороги, а грохочущий фейерверк, который невозможно было спутать ни с чем другим. В ушах у меня зазвенело.

Я вдруг ощутила какую-то непонятную отстраненность, как будто наблюдала за всем происходящим откуда-то извне моего тела. Я чувствовала, как невесть почему ослабли и подкосились колени, как отчаянно заколотилось сердце; глаза заволокло малиновой пеленой. Все было как во сне. Как в чудовищно отчетливом предсмертном кошмаре.

Во рту у меня появился настолько убедительный металлический привкус, что я потрогала губы, ожидая ощутить под пальцами кровь. Однако крови не было. И боли тоже. Только полное отсутствие всяких чувств.

— Там, в лесу, девушка, — сказал охотник в рацию, как будто не замечал, что часть меня умирает.

Мой волк. Мой волк. Я не могла думать ни о чем, кроме его глаз.

— Эй, барышня! — Голос был более молодой, и рука, сжавшая мое плечо, была твердой. — Вы что, с ума сошли? — строго продолжал Кениг. — Тут стреляют!

Прежде чем я успела что-либо ответить, Кениг напустился на охотника.

— Я слышал выстрелы. И уверен, что и в Мерси-Фоллз все тоже их слышали. Одно дело устроить нес это, — он кивнул на ружье в руках у охотника, — И совсем другое — выставлять это напоказ.

Я попыталась вывернуться из пальцев Кенига, он автоматически усилил хватку, но отпустил меня, когда осознал, что делает.

— Я видел тебя в школе. Как тебя зовут?

— Грейс Брисбен.

Охотник нахмурился, припоминая что-то.

— Дочка Льюиса Брисбена?

Кениг покосился на него.

— Брисбены живут тут неподалеку. У опушки леса.

Охотник махнул в направлении нашего дома. За черной массой деревьев его было не различить.

Кениг немедленно ухватился за эту информацию.

— Я провожу тебя домой, а потом вернусь и выясню, что с твоей подругой. Ральф, передайте им, чтобы прекратили отстреливать этих тварей.

— Мне не нужен провожатый, — заявила я, но Кениг все равно зашагал рядом со мной, оставив Ральфа разговаривать по рации.

Как только зашло солнце, резко похолодало, и щеки у меня начало пощипывать. Я чувствовала себя заледеневшей не только снаружи, но и изнутри. Перед глазами до сих пор стояла красная пелена, в ушах звенели выстрелы.

Я всей кожей чувствовала, что мой волк был там.

На опушке леса я остановилась и посмотрела на темную террасу. Весь дом казался мрачным, необитаемым, и Кениг неуверенно предложил:

— Может, тебя нужно…

— Я доберусь сама. Спасибо.

Он переминался с ноги на ногу, пока я не очутилась во дворе, а потом я услышала, как он бросился обратно в лес. Я долго стояла в тихих сумерках, прислушиваясь к далеким голосам в лесу и шороху сухой листвы на ветру.

Стояла я так, пока до меня вдруг не начало доходить, что тишина на самом деле не тишина, и я начала различать множество звуков. Я слышала, как крадутся в лесу звери и хрусткая палая листва переворачивается под их лапами. Слышала, как вдалеке на шоссе ревут грузовики.

И как кто-то часто и прерывисто дышит.

Я замерла. И перестала дышать сама.

Но судорожные вздохи не прекратились.

Я двинулась на этот звук, осторожно поднялась на крыльцо, болезненно морщась про себя, когда под моей тяжестью скрипела очередная ступенька.

Я почуяла его еще до того, как увидела, и сердце у меня оглушительно заколотилось. Мой волк. Тут сработал детектор движения, и террасу залил желтый электрический свет. Он действительно оказался там: не то полусидел, не то полулежал у стеклянной задней двери.

Я нерешительно приблизилась; у меня болезненно перехватило горло. На нем не было его роскошной шкуры, и он был обнажен, но я поняла, что это МОЙ волк, еще до того, как он открыл глаза. Эти желтые глаза, такие знакомые, распахнулись при звуке моих шагов, однако он не сдвинулся с места. Всю его шею от уха до отчаянно человеческих плеч покрывало что-то красное — жестокая боевая раскраска.

Не знаю, как я поняла, что это он, но у меня не возникло ни минутного сомнения.

Оборотней не существует.

Хотя я и сказала Оливии, что видела Джека, на самом деле я в это не верила. Не верила до конца.

Порыв ветра донес до меня знакомый запах, и я опустилась на землю. Это была кровь. Я попусту тратила драгоценное время.

Я вытащила ключи и, потянувшись через него, отперла заднюю дверь. И запоздало заметила его протянутую руку, цепляющуюся за воздух. Он завалился в дверной проем, оставив на двери красный след.

— Прости, — сказала я.

Не знаю, слышал ли он меня. Я переступила через него и бросилась в кухню, на ходу включив свет. Я вытащила из ящика стопку кухонных полотенец и тут заметила на столе ключи от отцовской машины, в спешке брошенные поверх кипы рабочих бумаг. Значит, если понадобится, можно будет взять папину машину.

Я бросилась обратно к двери. Мне было страшно, что парень исчез и все это было лишь плодом моего воображения, однако он лежал на том же самом месте, на пороге, и его била крупная дрожь.

Не думая, я подхватила его под мышки и втащила в дом, чтобы можно было закрыть дверь. В свете, льющемся из кухни и освещавшем кровавый след на полу, он казался пугающе реальным.

Я быстро присела рядом с ним.

— Что случилось? — шепнула я еле слышно. Я знала ответ, но мне хотелось услышать его голос.

Костяшки его руки, зажимавшей рану в шее, побелели, между пальцев струилась ослепительная алая кровь.

— Меня подстрелили.

У меня засосало под ложечкой — не от того, что он сказал, а от голоса, которым это было сказано. Это был человеческий язык, не волчий вой, но тембр — тот самый. Это был он.

— Позволь мне взглянуть.

Мне пришлось оторвать его руки от шеи. Кровь мешала разглядеть рану, поэтому я просто прижала к зияющей от подбородка до ключицы алой дыре полотенце. Этим мои познания по части оказания первой медицинской помощи исчерпывались.

— Держи.

Я почувствовала на себе взгляд его глаз, таких знакомых и все же еле уловимо изменившихся. В них мерцало осмысленное выражение, которого не было прежде.

— Я не хочу обратно. — В его словах прозвучала такая боль, что в мозгу у меня мгновенно всплыло воспоминание: волк, в безмолвном горе стоящий передо мной. Тело его дернулось; движение было странным, неестественным, об этом больно было даже думать. — Не давай… не давай мне превратиться.

Я принесла еще одно полотенце, побольше, и тщательно укутала парня, всего покрытого гусиной кожей. При любых других обстоятельствах его нагота смутила бы меня, но здесь, весь грязный и окровавленный, он вызывал у меня лишь огромную жалость.

— Как тебя зовут? — спросила я тихо, как будто он мог вскочить на ноги и убежать.

Он негромко простонал; рука, которой он прижимал к шее полотенце, еле заметно тряслась. Плотная ткань уже насквозь пропиталась кровью, тонкая красная струйка тянулась у него по щеке и капала на пол. Он медленно опустился на пол, прижался щекой к половицам, от его дыхания полированное дерево затуманилось.

— Сэм.

Он прикрыл глаза.

— Сэм, — повторила я. — А меня — Грейс. Я схожу заведу папину машину. Тебе нужно в больницу.

Он передернулся. Мне пришлось наклониться совсем близко к нему, чтобы расслышать, что он говорит.

— Грейс… Грейс… я…

Всего секунду я ждала, когда он закончит. Так и не дождавшись, я вскочила и схватила со стола ключи. Мне до сих пор не верилось до конца, что он не моя выдумка, моя многолетняя ожившая мечта. Впрочем, как бы там ни было, он находился рядом со мной, и я не намерена была его потерять.

Глава 13

Сэм

45 °F

Я перестал быть волком, но и Сэмом тоже пока не стал.

Я был утробой, готовой вот-вот исторгнуть на свет предвестие сознательных мыслей: промерзший лес далеко позади, девочка на качелях из старой покрышки, пальцы, цепляющиеся за железную цепь. Прошлое и будущее, сплавленные воедино, снег, лето и снова снег.

Обрывки разноцветной паутины, вмерзшей в лед, невыразимая печаль.

— Сэм, — повторила девчонка. — Сэм.

Она была прошлое, настоящее и будущее в одном лице. Я хотел ответить, но был не в силах.

Глава 14

Грейс

45 °F

Глазеть на людей невежливо, но, когда глазеешь на человека под наркозом, прелесть в том, что он ни о чем не узнает. Да, по правде говоря, я и не могла перестать разглядывать Сэма. Если бы он ходил в нашу школу, его, наверное, принимали бы за эмо или за давно потерянного участника «Битлз». У него были черные взлохмаченные волосы и нос той своеобразной формы, которую никогда бы не простили девчонке. В нем не было ничего волчьего, и одновременно в каждой его черте сквозил мой волк. Даже сейчас, когда его желтые глаза были закрыты, я не могла опомниться от иррациональной радости, снова и снова повторяя про себя: это он!

— Ой, детка, ты еще здесь? Я думала, ты уже ушла.

Я обернулась; перед кроватью, раздвинув зеленые шторки, появилась широкоплечая медсестра. На груди у нее висел значок с именем «Санни».

— Я останусь, пока он не очнется.

Я вцепилась в край больничной кровати, как будто кто-то собирался меня выгнать и мне необходимо было продемонстрировать свою решимость остаться.

Санни сочувственно улыбнулась.

— Ему дали сильное снотворное, малышка. Он очнется не раньше утра.

— Значит, я останусь до утра, — улыбнулась я ей в ответ, и голос мой прозвучал твердо. Я уже просидела в больнице несколько часов, пока удаляли пулю и зашивали рану; сейчас, наверное, было уже глубоко за полночь. Я все ждала, когда меня начнет клонить в сон, но напряжение не отпускало. Каждый раз, взглядывая на него, я ощущала какой-то толчок. В голову мне пришла запоздалая мысль, что родители не удосужились даже позвонить мне на мобильный, вернувшись с открытия маминой галереи. Они небось вообще не заметили ни окровавленного полотенца, которым я наспех затерла лужу на полу, ни того, что папиной машины нет перед домом. Хотя, возможно, они еще не вернулись. Для них полночь детское время. Санни и бровью не повела.

— Ну ладно, — сказала она. — Знаешь, он просто в рубашке родился. Пуля только слегка его задела. Ты не в курсе, зачем он это сделал?

Я нахмурилась, под ложечкой у меня засосало.

— Что «это»? Пошел в лес?

— Детка, мы с тобой обе прекрасно понимаем, что ни в каком лесу он не был.

Я вскинула бровь, дожидаясь продолжения, но его не последовало.

— Э-э… нет. Он там был. Его случайно подстрелил кто-то из охотников.

Это была чистая правда. Ну, за исключением слова «случайно». Я была совершенно уверена, что это не случайность.

Санни залилась квохчущим смехом.

— Послушай… Грейс. Ты его девушка?

Я неопределенно хмыкнула, что можно было истолковать как положительный или как отрицательный ответ — в зависимости от желания моей собеседницы.

Санни истолковала его положительно.

— Я понимаю, ты тоже замешана в эту историю, но ему действительно нужна помощь.

И тут до меня начало доходить. Я с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.

— Вы решили, что он пытался застрелиться? Послушайте… Санни. Вы ошибаетесь.

Сестра сощурилась.

— Ты нас тут за дураков держишь? Думала, мы этого не заметим? — Она взяла безвольные руки Сэма и развернула их ладонями вверх, точно в безмолвной мольбе. Оба его запястья пересекали шрамы, следы глубоких ран, которые должны были быть смертельными.

Я смотрела на них, но они, точно слова чужого языка, ни о чем мне не говорили.

— Это случилось еще до меня, — пожала я плечами. — Говорю вам, сегодня он вовсе не пытался застрелиться. Это какой-то придурочный охотник.

— Конечно-конечно. Как скажешь. Если что-нибудь понадобится, позови.

Санни одарила меня пристальным взглядом, прежде чем уйти и оставить наедине с Сэмом.

Щеки у меня пылали, я тряхнула головой и уставилась на побелевшие от напряжения костяшки пальцев, сжимавших край кровати. Терпеть не могу этот снисходительный тон у взрослых.

Ровно через секунду после того, как Санни ушла, веки Сэма дрогнули и поднялись. Я подскочила от неожиданности, сердце у меня грохотало где-то в ушах. Я очень долго не сводила с него взгляда, прежде чем пульс у меня начал немного успокаиваться. Разум подсказывал мне, что глаза у него орехового цвета, светло-карие, но честное слово, они по-прежнему были желтые, и взгляд их определенно был устремлен на меня.

Мой голос прозвучал куда тише, чем я ожидала.

— Ты должен спать.

— Кто ты такая? — произнес он, и я уловила те самые сложные, трагические нотки, которые врезались мне в память с того раза, когда я слышала его вой. Он сощурился. — У тебя знакомый голос.

У меня защемило сердце. Мне и в голову не приходило, что он может не помнить своего существования в теле волка. Я не знала, как должно быть. Сэм протянул ко мне руку, и я машинально положила его ладонь на свою. С легкой виноватой улыбкой он поднес мою руку к носу и принюхался. Улыбка его стала шире, хотя и осталась робкой. Это было настолько восхитительно, что у меня перехватило дыхание.

— Этот запах я помню. Я тебя не узнал, ты очень изменилась. Прости. Так глупо, что я тебя не вспомнил. Мне обычно нужно пару часов, чтобы вернуться… ну, то есть моему мозгу.

Он не выпускал мою руку, а я не отбирала ее, хотя сосредоточиться, когда его кожа касалась моей, было трудно.

— Откуда вернуться?

— Оттуда, где я был…

Сэм запнулся. Он хотел, чтобы эти слова произнесла я. Как ни странно, это оказалось сложнее, чем я думала, — высказать все вслух.

— Где ты был волком, — прошептала я. — Почему ты здесь?

— Потому что меня подстрелили, — весело сказал он.

— Я имела в виду, в таком виде.

Я кивнула на его тело, такое отчетливо человеческое в дурацкой больничной пижаме.

Он захлопал глазами.

— А-а. Потому что сейчас весна. И тепло. Тепло превращает меня в меня. В Сэма.

Я наконец высвободила руку из его пальцев и закрыла глаза, пытаясь сохранить остатки здравого рассудка. Когда я вновь открыла глаза и заговорила, то произнесла самым что ни на есть будничным тоном:

— Сейчас не весна. На дворе сентябрь.

Я не самый тонкий психолог, но мне показалось, что в глазах у него промелькнуло беспокойство, прежде чем они вновь стали непроницаемыми.

— Это не очень хорошо, — заметил он. — Могу я попросить тебя об одной услуге?

Я снова невольно закрыла глаза, потому что его голос не должен был быть мне знаком, однако же был и затрагивал во мне какие-то глубокие струны, точно так же, как и его глаза в волчьем обличье. Принять это оказалось куда сложнее, чем я себе представляла. Я открыла глаза. Он никуда не делся. Я сделала еще одну попытку закрыть глаза и снова открыть их. Он оставался все на том же месте.

Сэм рассмеялся.

— У тебя что, эпилептический припадок? Может, тебе стоит прилечь рядышком?

Я сердито взглянула на него, и он до ушей покраснел, сообразив, насколько двусмысленно прозвучали его слова. Я поспешила сгладить неловкость, ответив на его вопрос.

— Что за услуга?

— Мне… э-э… нужна какая-нибудь одежда. Я должен убраться отсюда, пока они не обнаружили, что я не обычный человек.

— Каким образом? Хвоста я у тебя не вижу.

Сэм поднял руку и затеребил повязку на шее.

— Ты с ума сошел?

Я попыталась перехватить его руку, но не успела. Он стянул бинты, и под ними обнаружилось несколько свежих швов, тонкой ниточкой пересекавших затянувшийся рубец на коже. Ни кровоточащей раны, ни каких-либо следов выстрела — лишь блестящий розовый рубец. У меня отвисла челюсть.

Сэм улыбнулся, явно довольный произведенным впечатлением.

— Ну как, ты все еще считаешь, что они ничего не заподозрят?

— Но было же столько крови…

— Угу. Пока текла кровь, кожа просто не могла затянуться. А как только рану зашили… — Он пожал плечами и сделал странный жест, как будто открывал небольшую книжку. — Загадка природы. В моем положении есть свои плюсы. — Тон его был легкомысленным, но в глазах сквозило беспокойство, он следил за мной, ожидая, как я отреагирую. Как я отнесусь к тому, что он существует.

— Дай-ка взглянуть, — сказала я. — Я просто хочу…

Я приблизилась к нему и кончиками пальцев коснулась рубца у него на шее. Прикосновение к нежной твердой кожице почему-то немедленно убедило меня в том, в чем не могли до конца убедить слова. Сэм взглянул мне в лицо и отвел глаза, не понимая, куда смотреть, пока я ощупываю бугристый шрам под грубыми черными стежками. Мои пальцы чуть дольше необходимого задержались на его шее, не на шраме — на гладкой, пахнущей волком коже рядом с ним.

— Ну да. Значит, тебе нужно свалить отсюда, пока они этого не увидели. Но если ты уйдешь под расписку или просто сбежишь, тебя попытаются выследить.

Он состроил скептическую гримасу.

— Не попытаются. Решат, что я какой-нибудь маргинал, у которого нет страховки. Собственно, так и есть. Во всяком случае, что касается страховки.

Я решила пойти напролом.

— Нет, они решат, что ты сбежал, чтобы тебя не отправили к психиатру. Они считают, что ты пытался застрелиться из-за…

На лице Сэма отразилось недоумение.

Я кивнула на его запястья.

— А, из-за этого. Это не я.

Я снова нахмурилась. Мне не хотелось говорить что-нибудь вроде «Тут нечего стесняться, тебя можно понять» или «Ты можешь все мне рассказать, я не стану тебя осуждать», потому что, честное слово, чем я тогда лучше Санни, которая решила, что он пытался покончить с собой. Но такие шрамы нельзя получить, просто споткнувшись на лестнице.

Он задумчиво потер запястье большим пальцем.

— Этот оставила моя мама. А другой — отец. Я помню, как они считали, чтобы сделать это одновременно. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на ванны.

Смысл его слов дошел до меня не сразу. Не знаю, что стало причиной: его ровный бесстрастный тон, эта сцена, которую нарисовало мое воображение, или просто потрясение, вызванное событиями этого вечера, — только голова у меня внезапно закружилась. В глазах у меня потемнело, сердце заколотилось где-то в горле, и я мешком осела на липкий линолеум.

Не знаю, сколько времени я провела в отключке, — очнулась в тот момент, когда шторка отодвинулась, и заметила, как Сэм плюхнулся обратно в кровать, поспешно прикрыв шею повязкой. Надо мной склонился медбрат, помог мне сесть.

— Тебе нехорошо?

Я упала в обморок. Ни разу в жизни не падала в обмороки. Я похлопала глазами, пока у медбрата не осталась одна голова вместо трех, покачивающихся друг рядом с другом. И тогда я принялась врать.

— Просто я вспомнила, сколько было крови, когда я его нашла… ох…

Перед глазами у меня до сих пор все плыло, так что мое «ох» прозвучало вполне убедительно.

— Не думай об этом, — велел медбрат и ласково улыбнулся.

Мне показалось, что для случайного прикосновения его рука находится подозрительно близко к моей груди, и это обстоятельство укрепило мою решимость исполнить унизительный план, который только что пришел мне в голову.