Мэгги Стивотер
Грешник
Посвящается постоянным читателям.
Вы знаете, кто вы.
Все вниз, вниз, вниз.
Неужели падение никогда не закончится?
— Льюис Кэрролл. Приключения Алисы в Стране чудес.
Там, где раньше был ты,
осталась огромная дыра в мироздании,
в которую я постоянно забредаю днем
и проваливаюсь ночами.
Я ужасно по тебе скучаю.
— Эдна Сент-Винсент Миллей. Письма
Редакция напоминает, что употребление наркотиков вызывает тяжелую зависимость. Это смертельно опасно. Упомянутые в книге ситуации — плод вымысла автора.
но дело движется к развязке
Я оборотень в Лос-Анджелесе.
Ты спросила, почему я это сделал.
Сделал что?
— Все это, Коул. В целом.
На самом деле ты, с твоей склонностью к преувеличению, не имела в виду «все». Ты говорила о последних пяти неделях. О том, что я сжег твое рабочее место. О том, что меня вышвырнули из единственного ресторана японской кухни, который тебе нравился. О том, что я натянул твои любимые легинсы и порвал их, удирая от полицейских.
Ты спрашивала, почему я вернулся.
И это не все, даже если сейчас кажется, что все.
— Я знаю, почему ты это сделал.
Правда?
Ты сделал это лишь для того, чтобы иметь возможность заявлять: «Я оборотень в Лос-Анджелесе».
Ты всегда утверждаешь, будто я делаю то или Другое исключительно ради желания устроить шоу, будто я произношу те или иные слова, потому что потом из них получатся хорошие стихи, будто я делаю что-то только из желания покрасоваться. Ты говоришь так, словно у меня есть выбор. Я впитываю окружающий мир глазами, ушами, всеми порами, мои рецепторы начинают безостановочно пульсировать, а нейтроны выстреливают, подобно пушкам, и к тому времени как все увиденное и услышанное доходит до мозга и выходит с другой стороны, оно уже трансформируется в иные виды, пиксели и каналы, глянцевые или матовые. Мне не изменить свою природу. Я актер, певец, оборотень, грешник.
И если я пою об этом толпе, это вовсе не значит, что мои слова лживы.
Если мы все это переживем, я расскажу тебе правду, и на этот раз лучше бы ты мне поверила.
Я вернулся ради тебя, Изабель.
Глава 1 КОУЛ
«ФА В ПРЯМОМ ЭФИРЕ»: Сегодня у нас в эфире юный Коул Сент-Клер, солист группы, «НАРКОТИКА», дает первое интервью за… словом, за долгое время. Два года назад он упал ничком во время концерта, и сразу после этого исчез. От него не было никаких вестей. Полицейские носом землю рыли. Фанатки рыдали и возводили гробницы. Полгода спустя появилось сообщение о том, что Коул находится на реабилитации. Потом он снова как в воду канул. Однако, похоже, скоро мы услышим новые хиты от популярнейшего в Америке гения рока. Он только что подписал контракт с Бейби Норт.
— Вы человек-пес или человек-щенок, Ларри?
Задав вопрос, я завертел головой, дабы поглядеть, что происходит за тонированными окнами. Слева — ослепительно-белые машины, справа — старомодные черные авто. В основном «Мерседесы», хотя нет-нет да и попадались «Ауди». Солнце блестело и искрилось на их капотах. По обеим сторонам от дороги то тут, то там мелькали пальмы. Я все-таки оказался здесь. Наконец-то.
С Восточного побережья я привез Западному всю свою любовь — простую, чистую и неподдельную, незамутненную правдой.
Мой водитель поглядел на меня в зеркало заднего вида.
Он как-то неуверенно щурил покрасневшие глаза. Очевидно, в костюме он чувствовал себя неуютно, и костюм платил ему ответной неприязнью.
— Леон, — сказал он.
Мобильный обжигал мне ухо, как маленькое солнце.
— «Леон» — это не ответ на вопрос.
— Так меня зовут.
— Конечно-конечно, — тепло ответил я. Действительно, если присмотреться, на Ларри он совершенно не походил. Особенно в очках. И линия рта совсем другая. Наверное, решил я, Леон не из Лос-Анджелеса. Пожалуй, Леон родом из Висконсина, а может, из Иллинойса. — Так что насчет псов и щенков?
Водитель пожевал губами.
— Полагаю, я из щенков.
Все и всегда так отвечают.
— Почему?
Ларри — нет, Леон! — замешкался, подбирая слова, как будто прежде никогда не задумывался об этом.
— Думаю, за ними интереснее наблюдать. Они не сидят на месте.
Я не мог его винить, потому что и сам бы на его месте ответил, дескать, я из щенков.
— Как думаете, Леон, почему они становятся медленными? — спросил я. Телефон жег мне ухо. — Я о собаках.
На этот раз Леон ответил, не задумываясь:
— Стареют.
«ФА В ПРЯМОМ ЭФИРЕ»: Коул? Вы еще тут?
КОУЛ СЕНТ-КЛЕР: Я вроде как мысленно отправился в отпуск, пока вы произносили вступительное слово. Вот, спросил своего водителя, кого он предпочитает: собак или щенят.
«ФА В ПРЯМОМ ЭФИРЕ»: Да уж, со вступлением я подзатянул. И кого же предпочитает ваш водитель?
КОУЛ СЕНТ-КЛЕР: А вы?
«ФА В ПРЯМОМ ЭФИРЕ»: Щенков, наверное.
КОУЛ СЕНТ-КЛЕР: Ха! Два раза ха. Ларри… Леон с вами солидарен. Почему вы выбрали щенков?
«ФА В ПРЯМОМ ЭФИРЕ»: Думаю, они симпатичнее.
Я отнял телефон от уха и сообщил водителю:
— Мартин с радио тоже выбрал щенков. Говорит, они симпатичнее.
Кажется, Леона эта информация не обрадовала.
КОУЛ СЕНТ-КЛЕР: Леон считает, что щенки забавнее, более энергичные.
«ФА В ПРЯМОМ ЭФИРЕ»: Это так утомительно, правда? В смысле, если речь о чужом щенке. Когда можно просто наблюдать за щенком, а если он устроит беспорядок, это будет не ваша проблема. А у вас есть собака?
Я сам был собакой. В Миннесоте я являлся частью стаи волков-оборотней, зависимых от перепадов температуры. Порой я думал, что нет ничего важнее этого. Такие секреты важнее для других, чем для тебя самого.
КОУЛ СЕНТ-КЛЕР: Нет. Нет, нет, нет.
«ФА В ПРЯМОМ ЭФИРЕ»: Четыре «нет». Специально для нашего шоу, ребята. У Коула Сент-Клера определенно нет собаки, но, возможно, скоро у него появится альбом. Для сравнения: предлагаю слушателям вспомнить один из лучших хитов Коула.
На том конце линии заиграл один из наших последних синглов «Ждать/Не ждать» — чистые ноты, набившие оскомину. Эту композицию проигрывали так часто, что она уже не вызывала у меня никакого эмоционального отклика; это была песня про меня, написанная кем-то другим. Отличная песня, только не для меня. Впрочем, тот, кто пел ее сейчас, знал, что делал.
— Можете говорить, — обратился я к Леону. — Меня вроде как оставили повисеть на линии — включили одну из моих песен.
— Я ничего не говорил, — ответил Леон.
Ну, разумеется. Наш старина Леон страдает в молчании посреди Лос-Анджелеса, держась за баранку модного лимузина.
— Я думал, вы рассказывали, почему ведете это авто.
Леона прорвало, он принялся изливать на меня историю своей жизни. Начинал в Цинциннати, за рулем едва ли не с пеленок, а закончил здесь, в арендованном «Каделлаке», и уже слишком стар, чтобы заняться чем-то другим.
— У вас есть собака? — спросил я.
— Она умерла.
Ну, разумеется. Позади нас кто-то загудел. Черная машина, а может, белая машина, но почти наверняка «Мерседес» или «Ауди». Я пробыл в Лос-Анджелесе тридцать восемь минут и одиннадцать из них просидел в пробке. Мне говорили, в Лос-Анджелесе есть такие места, в которых пресловутых пробок нет, но это, очевидно, потому, что в те места никому не хочется ехать. Никогда не мог долго сидеть без движения.
Вывернув шею, я выглянул в заднее окно. Там, посреди монохромного моря, застрял желтый «Ламборджини», яркий, как детская игрушка, а прямо за ним торчало несколько пальм. С другой стороны шоссе беспомощно дергался пронзительно-синий «Фольксваген», за рулем которого сидела женщина с дредами. Отвернувшись, я сполз по спинке кожаного сиденья и стал смотреть, как солнце отражается от крыш складов, терракотовой плитки, от сорока миллионов пар огромных солнечных очков. Ох уж это место. Это место. Я ощутил новый прилив радости.
— Вы знаменитость? — спросил Леон.
Мы медленно ползли вперед, в трубке все еще играла моя песня.
— Будь я знаменитостью, разве вы задавали бы мне этот вопрос?
По правде говоря, слава — непоследовательная подруга, ее вечно нет рядом, когда вы в ней нуждаетесь, зато, едва вам захочется пожить без нее, — она тут как тут. Вот простая истина: для Леона я был никем, зато, если верить статистике, был всем для одного человека, находившегося в пяти милях от меня.
В машине позади нас какой-то парень в очках «вайфарерах» заметил, как я смотрю на Калифорнию, и показал мне два поднятых больших пальца. Я ответил ему тем же.
— Это радиоинтервью в прямом эфире? — спросил Леон.
— Так мне сказали.
Леон переключил несколько радиостанций, проскочил мимо «Ждать/Не ждать». Я слегка постучал по спинке его сиденья, и он вернулся назад.
— Это? — спросил он с сомнением в голосе.
Мой голос, льющийся из динамиков, уговаривал слушателей снять с себя хотя бы один предмет одежды и обещал — обещал им, — что утром этот прием окупится с лихвой.
— Похоже на меня?
Леон поглядел на мое лицо, отраженное в зеркале заднего вида. Глаза у него покраснели до ужаса. Он определенно глубоко чувствующая натура. Трудно было представить более печального человека, но, вероятно, когда-то я тоже погружался в подобные пучины скорби.