Мэгги Стивотер

Сновидец. Призови сокола

Колпачок на меня не надеть,
В клетку не посадить,
Ныне я гордым стал —
Мне бы над лесом лететь,
В туче бурной парить,
Гремящей грозой меж скал.

У. Йейтс, «Сокол»

Если грезить чуть-чуть — опасно, то лекарство от этого — грезить не меньше, а больше, грезить постоянно.

Марсель Пруст, «В поисках утраченного времени»

Вы уверены, что пол не может также быть и потолком?

М. К. Эшер, «Быть графиком»

Пролог

Это будет история о братьях Линч.

Их было трое, и если один вам не нравился, всегда имело смысл попытать счастья с другим, поскольку тот Линч, который казался окружающим слишком кислым или слишком сладким, мог прийтись как раз кому-то по вкусу. Братья Линч, сироты Линч. Всех их создали сны, так или иначе. И все до одного, они были чертовски красивы.

Они заботились друг о друге. Их мать, Аврора, умерла так, как иногда умирают сны, жестоко, безвинно, неожиданно. Их отца, Ниалла, убили — или прикончили — в зависимости от того, в какой мере вы считали его человеком. Жили ли на свете и другие Линчи? Маловероятно. Линчи, как показала практика, очень хорошо умели умирать.

Сон — не самая безопасная вещь для того, чтобы строить на ней жизнь.

Поскольку братья Линч были в опасности с самого начала, они научились разным способам минимизировать угрозу. Диклан, старший, обрел безопасность, став как можно более скучным. У него это хорошо получалось. Везде — в школе, вне ее, даже на свиданиях — он неизбежно выбирал самый скучный вариант. У Диклана к этому был настоящий талант; некоторые оттенки скуки намекают, что их носитель в глубине души на самом-то деле человек, полный прихотей и нюансов, однако Диклан постарался развить такую форму, которая давала понять, что в глубине души он еще скучнее. Диклан не был невидимкой — у невидимок свое обаяние, своя тайна. Он был просто скучным. Теоретически он учился в колледже на факультете управления, и в двадцать один год у него была впереди вся жизнь, но мало кто это помнил. Диклан вообще не врезался в память.

Мэтью, младший, наслаждался безопасностью, будучи необыкновенно добрым. Он отличался приятным чувством юмора, покладистостью, деликатностью. Ему всё нравилось, на полном серьезе. Он смеялся шуткам. Выражался, как мальчик с поздравительной открытки. Он даже выглядел добрым, превратившись из золотоволосого ангелочка в золотоволосого семнадцатилетнего Адониса. Его конфетная, щенячья доброта казалась бы невыносимой, если бы Мэтью не был так неопрятен за едой, ленив в учебе и не слишком умен. Все хотели обнять Мэтью Линча, а он охотно им позволял.

Ронан, средний брат, отстаивал свою безопасность, прибегая к устрашению. Как и остальные братья Линч, он регулярно ходил в церковь, хотя большинство людей полагали, что играет он за другую команду. Ронан носил черное, как на похоронах, и держал ворона в качестве домашней зверюшки. Он брился почти наголо, и на спине у него красовалась татуировка, полная когтей и зубов. Лицо у среднего Линча было кислое, и говорил он мало. Слова, которые он таки расчехлял, превращались в кинжалы — сверкающие, острые, — и мало кому хотелось ощутить их остроту. Еще у Ронана были синие глаза. Обычно люди полагают, что это красиво, но только не в случае Ронана. Его глаза не наводили на мысль о васильках, небе, младенчестве, индиго, лазури. Они были цвета айсберга, бури, обморожения, внезапной смерти. Все в нем давало понять, что он, возможно, сейчас сопрет ваш бумажник или ударит ребенка головой о камень. Ронан гордился фамильным именем, и оно ему шло. Губы у него всегда были сложены так, как будто только что его произнесли.

У братьев Линч было много тайн.

Диклан коллекционировал особые фразочки, которые не позволял себе употреблять публично, а еще обладал необыкновенной ослепительной улыбкой, которую никто никогда не видел. У Мэтью было поддельное свидетельство о рождении — и не было отпечатков пальцев. Иногда, задумавшись, он брел по абсолютно прямой линии. К чему он устремлялся? Или от чего уходил? Не знал даже он сам.

Секрет Ронана был самым опасным. Как и многие важные секреты, он передавался в семье — в данном случае от отца к сыну. В нем крылось хорошее и плохое. Хорошее заключалось в том, что иногда, когда Ронан засыпал и видел сон, он просыпался с этим сном. Плохое заключалось в том, что иногда, когда Ронан засыпал и видел сон, он просыпался с этим сном. Чудовища и машины, погода и желания, страхи и леса.

Сон — не самая безопасная вещь для того, чтобы строить на ней свою жизнь.

Оставшись без родителей, Линчи ушли в тень. Диклан перестал торговать снами и отправился в колледж ради наискучнейшего диплома по политическим наукам. Ронан по мере сил ограничивал свои кошмары семейной фермой в глуши штата Вирджиния. А Мэтью… ну, Мэтью должен был только следить, чтобы случайно не забрести слишком далеко.

Диклан становился всё скучнее, а Ронан всё сильнее скучал. Мэтью старался, чтобы ноги не занесли его в такое место, которого он бы не понял.

Они все хотели большего.

Одного из них в конце концов ждал прорыв. Ниалл был бешеным мечтателем из Белфаста, которому огонь поджаривал пятки, а Аврора — золотым сном, в чьих глазах отражалось безбрежное небо. Их дети были созданы для хаоса.

Стоял морозный октябрь, дикий октябрь, беспокойное время, которое пробирается под кожу и трепещет в крови. Прошло два месяца с начала осеннего семестра. Деревья жадно вытягивали хрупкие ветви. Умирающие листья были игривы. Зима завывала за дверью по ночам, но огонь в камине отдалял ее еще на несколько часов.

Что-то пришло в движение в этом октябре, что-то потягивалось, расправляло лапы, пыхтело, но в основном пока оставалось незримым. Впоследствии оно должно было обрести имя, но пока что просто будоражило всё необычное, к чему прикасалось, и братья Линч не были исключением.

Диклан не выдержал первым.

В то время как младший брат сидел в школе, а средний симулировал болезнь на ферме, Диклан открыл шкаф в спальне и достал листок бумаги с телефонным номером. При одном взгляде на него сердце у Диклана забилось быстрее. Вместо того чтобы уничтожить этот клочок, он позвонил.

— Линч? — спросил голос на другом конце.

— Да, — напрямик ответил тот. — Мне нужен ключ.

И положил трубку.

Диклан никому не сказал об этом звонке, даже братьям. Что такое еще один крохотный секрет, думал он, когда жизнь и так ими полна.

Скука и тайны — взрывчатое сочетание.

Что-то должно было сгореть.

1

Все создания начали засыпать.

Драматичней всего вышло у кошки. Это было красивое животное — для того, кто любит кошек, — с изящной мордочкой и длинной пушистой шерстью, при взгляде на которую казалось, что сейчас она растает и превратится в жидкий сахар. Она была трехцветная — и при нормальных обстоятельствах никто бы не усомнился в ее половой принадлежности. Такой окрас получают при двух Х-хромосомах. Но, возможно, это правило было неприменимо здесь, в уютном сельском коттедже, о котором почти никто не знал. Здесь правили иные, не научные законы. Эта кошка могла вообще быть не кошкой. Она имела форму кошки, но такую же форму порой имеют и пряники.

Она видела, как он умер.

Кеван Браун, вот как его звали. Имена, как хорошие ботинки, переживают тех, кто их носил. Им говорили, что он опасен, однако он швырял в них всем, кроме того, что они боялись. Маленьким столиком. Вылинявшим плюшевым креслом с цветочным узором. Пачкой журналов по дизайну. Небольшим телевизором. Он пырнул Рамси распятием, которое сорвал со стены в коридоре, и Рамси даже счел это забавным. «Господи помилуй», — сказал он.

Одна из женщин щеголяла в кожаных сапожках на каблуках, и теперь они были запачканы невероятным количеством крови. Один из мужчин был склонен к мигреням, и сонная магия этого места уже зажигала огоньки на периферии его зрения.

В конце концов Лок, Рамси, Николенко и Фарух-Лейн загнали Брауна и кошку в кухоньку с низким потолком, где в пределах досягаемости не было ничего, кроме декоративной травяной метелочки на стене — и кошки. Метелочка ни для чего не годилась, даже для того, чтобы подметать, зато кошка могла нанести определенный ущерб, если правильно бросить. У большинства людей, впрочем, не такой склад ума, чтобы бросить кошку, и Браун принадлежал к их числу. Он понял, что у него не хватит духу, — и сдался.

— Пожалуйста, не убивайте деревья, — попросил он.

Они выстрелили в Брауна. Несколько раз. Ошибки стоят дорого, а пули дешево.

Трехцветке повезло, что и ее не застрелили, когда она сидела, сжавшись, позади Брауна. Пули пробивают тела насквозь, это их задача. Но кошку просто забрызгало кровью. Она издала чудовищный вопль, полный ярости, распушила хвост, и шерсть у нее встала дыбом. А потом она кинулась на них — не приходилось сомневаться, что диаграмма Венна, изображающая кошек и людей, готовых бросать ими во врага, представляет собой круг.

В течение нескольких секунд представлялось вполне вероятным, что сейчас кто-то из них получит полное лицо когтей и зубов.