— Хочешь, расскажу, что знаю о том месте, куда мы едем? — предложил Дэвид.

— Спасибо. Это же просто отлично! — Она откинулась на сиденье и закрыла глаза, слушая его речь.

Судя по всему, там располагался небольшой храм, где раньше велись раскопки, но, когда средства иссякли, храм остался в полузаброшенном состоянии. О храме было известно не так много, раскопки на первых порах мало что дали. Но некоторые люди утверждали, что экскурсия того стоит.

А много лет назад неподалеку обосновалась целая колония художников, которая процветала до сих пор. Мастера по серебру и гончары со всех концов земли приезжали туда и поныне. Сама колония оставалась более или менее свободной от коммерции, хотя художники возили свои изделия в деревню для продажи.

Рассказывая все это, Дэвид время от времени поглядывал на Эльзу. Она расслабилась. Очевидно, девушка не желала посвящать его в свои страхи, а он и не спрашивал. Лучше было и дальше бубнить о том месте, куда они направлялись.

— Я тебе надоедаю? — внезапно спросил он ее.

— Нет, с чего ты так решил? Ты успокаиваешь, утешаешь, — слабо улыбнулась Эльза.

Дэвид обрадовался.

— Люди частенько находят меня скучным, — признался он, вовсе не жалея себя и не напрашиваясь на похвалу; он просто констатировал факт.

— Я в этом сомневаюсь, — ответила Эльза. — Как по мне, с тобой очень приятственно проводить время. Я правильно говорю или надо говорить «приятно»?

— «Приятственно» хорошо звучит, — ответил Дэвид.

Она похлопала его по руке, и они устроились в такси поудобнее, глядя либо вверх, в одно окно, где по скалистому склону холма карабкались козы, либо вниз, в другое окно, на сверкающее синее море. Море, которое сейчас выглядело таким дружелюбным и манящим, но вчера забрало столько людей.

— Когда похороны? — вдруг спросила таксиста Эльза.

Он понял вопрос, но не знал слов, нужных для ответа.

— Аврио? — сказал он.

— Аврио? — повторила она.

— Завтра, — перевел Дэвид. — На днях выучил пятьдесят слов, — добавил он извиняющимся тоном.

— Это на сорок пять больше, чем знаю я, — сказала Эльза, и на ее лицо вернулась прежняя улыбка. — Эфхаристо́, мой друг Дэвид, эфхаристо́ поли́. Спасибо, большое спасибо!

Они странствовали по пыльной дороге. Как друзья.


После кофе и хлеба с медом Шейн почувствовал себя намного лучше. Он сказал, что в этом месте они проведут последний день, а завтра отправятся в Афины. Паромы до Афин уходили из гавани каждые два часа, добраться — не проблема.

Он сел размышлять, где бы им развлечься сегодня.

— Не думаю, что днем или вечером найдется много развлечений: деревню наводнили пресса, следователи, чиновники. Знаешь, похороны ведь завтра, мне внизу так сказали. — Фионе нужно было спросить, нельзя ли поехать в Афины после похорон, но за день у нее накопилось столько тем, что этот вопрос мог и подождать. — Я тут видела одно милое местечко, там рыбу вылавливают и сразу жарят, прямо у моря; может, сходим туда, как думаешь?

Шейн пожал плечами. Почему бы нет? Вино там наверняка дешевле, чем в модных ресторанах вдоль гавани.

— Ну ладно, тогда идем, Фиона, только давай ты не будешь часами переживать о том, как сказать хозяевам: «Я пошла, а вы оставайтесь».

Она добродушно рассмеялась:

— Вряд ли я настолько жестока, я просто хотела поблагодарить Элени за то, что она так добра к нам, и выразить соболезнование по поводу ее друзей.

— Это не твоя вина. Ради всего святого! — У Шейна был один из тех дней, когда его могло взбесить что угодно.

— Нет, конечно же не моя, но быть вежливым не помешает.

— Мы достаточно хорошо платим им за постой, — проворчал он.

Они не платили практически ничего: не будь приютившая их семья такой бедной, им с Шейном не досталась бы эта спальня. Но сейчас было не время спорить с ним.

— Ты прав. Пора выдвигаться, пока не стало слишком жарко, — сказала она, и они спустились по облезлой лестнице, затем пройдя через людную кухню мимо семьи, которая так и сидела, оглушенная своей бедой.

Фиона хотела остановиться, посидеть рядом с ними, шепча им слова утешения, все эти греческие фразочки, которые слышались повсюду: «ти́пота, зен пира́зи», то есть «ничего, ничего страшного».

Но она знала, с каким нетерпением Шейн ждет первого глотка холодного пива за сегодня. И как много она должна рассказать ему, так что лучше не тянуть. Подкрадывался полдень, становилось очень жарко. Им следовало немедленно отправиться в таверну на берегу.


Дневная жара действительно крепчала.

Томас раздумал подниматься на холмы, для такого путешествия нужно было подняться рано-рано утром. Он заглянул в сувенирную лавку. Так и знал: Вонни не открылась. Она вывесила в окне объявление на греческом языке, короткое и с черной окантовкой, — он видел такие по всей деревне. Ему сказали, что там написано: «Закрыто в дань уважения».

Вонни дремала в своем кресле. Она выглядела усталой и старой. Что, если она действительно ночевала в курятнике? Тогда как в квартире была пустая спальня. Она могла бы легко перебраться туда, но Томас знал, что лучше не лезть с расспросами.

Магазины позакрывались, но и без них было куда пойти. Да и, по правде говоря, он не хотел уезжать далеко от потонувшей в горе деревушки. Он шел вдоль побережья к простенькой забегаловке, которую заприметил на прошлой неделе. Несколько дней назад, когда он проходил мимо, там стоял чудесный запах жареной рыбы. Самое подходящее место, чтобы посидеть, полюбоваться морем и подумать. Как хорошо, что он вспомнил об этом.

Там была защита от солнца — потрепанные зонтики, с моря дул прохладный бриз. Туда Томас и направился.


Такси Эльзы и Дэвида прибыло на старую площадь — самый центр Калатриады.

Водитель принялся размышлять, где их высадить.

— Вот тут подойдет, — сказала Эльза и щедро заплатила ему.

Дэвид хотел разделить оплату, но Эльза настояла, что ей это в радость. Теперь они стояли и разглядывали деревню, куда прибыли по извилистому, опасному серпантину. Калатриада не пользовалась популярностью у туристов. Туроператоры наверняка еще не наткнулись на это место.

Море шумело далеко внизу, к нему сходила другая узкая тропа. Половина зданий вокруг площади представляла собой крохотные ресторанчики или кафе, а также множество гончарных мастерских.

— Я знаю, ты хочешь отправиться на поиски своего храма, — сказала Эльза. — Мне тут безопасно и хорошо, есть где спрятаться.

— Храм может и подождать, — покачал головой Дэвид. — Я бы вполне посидел немного с тобой.

— Ну, после всех этих крутых виражей я, признаться, хотела бы выпить кофе, — улыбнулась Эльза. — Но это и правда прекрасное место, здесь легче дышится. Знаешь, ты действительно мой герой.

— О, герой, говоришь! — Это рассмешило Дэвида. — Боюсь, мне непривычно быть в этой роли.

— Только не говори, что обычно тебя принимают за злодея, — вновь повеселела Эльза.

— Увы, все не настолько драматично. Чаще я похож на шута, — признался он.

— Ни за что не поверю, — улыбнулась Эльза.

— Ты просто меня не знаешь, ты не видела меня в обычной жизни, где я просто порчу всем настроение.

— Это не так. Ты говорил, что вы с отцом не сошлись во взглядах. Тут ничего криминального, половина мужчин на земле знают, что это такое.

— Я подвел его, Эльза, я во всем его подвел. Вот честно, будь у него какой-нибудь другой сын, все пошло бы иначе. Тут и налаженный бизнес, и привилегированное положение. Прекрасный дом. Но лично меня все это душило, я чувствовал себя как в капкане. Неудивительно, что он меня презирает.

— Сядем тут, как тебе? — Эльза указала на ближайшее, самое обычное кафе и заняла не самый надежный на вид стул.

Подошедший официант расстелил лист вощеной бумаги на другом стуле и сказал:

— Вот лучшее место для леди.

— Здесь все такие милые, — удивилась она.

— К тебе все и всегда будут добры, Эльза, ты такая солнечная.

Дэвид заказал два метриос — кофе средней сладости. Вскоре они уже дружно потягивали напиток.

— Я не знала своего отца, Дэвид, он рано ушел от нас, но я часто, очень часто ссорилась с матерью.

— Знаешь, наверное, это даже более здоровое поведение. С моим отцом особо не поссориться — в ответ получишь только вздохи и пожимания плечами, — сказал Дэвид.

— Поверь, я наговорила матери столько всего, я критиковала ее так, что, если бы могла все переиграть, я бы не зашла так далеко. Но люди смотрят на это как на типичные «дочки-матери»!

— Из-за чего вы ссорились?

— Сама не знаю, Дэвид. Из-за всего. Я всегда утверждала, что мой путь правильный, а ее — нет. Мне не нравилась ее одежда, не нравились ее друзья, ну, знаешь, лишь бы прицепиться.

— Честно говоря, не знаю. Мы-то в семье почти не разговариваем.

— Если бы ты мог начать все сначала, что бы ты сделал? — спросила Эльза.

— То же самое: все испортил бы, я полагаю.

— Вот так сразу капитулируешь? Ты молод. Гораздо моложе меня. Твои родители живы, и для вас еще не все потеряно.

— Не заставляй меня чувствовать себя хуже, Эльза, прошу.

— Я и не пытаюсь, просто я подумала: будет справедливо напомнить тебе, что у нас есть кое-что общее, но вот мне-то уже не исправить своих ошибок. Моя мать умерла.