Единственная вещь, которую я хотел бы приобрести, — свою землю. Если я когда-нибудь смогу себе это позволить, то хотел бы иметь свое место. Всю свою жизнь мой отец говорил о том, что надо бы накопить деньги на пригодный кусок земли к тому моменту, когда он выйдет на пенсию. Он планировал уехать за город, проводить свои дни за починкой старых машин в гараже, ходить на рыбалку, когда захочет, и обучать своих внуков карточной игре «Пиночеле».
К сожалению, сердечный приступ быстро поставил точку на его жизни и его мечтах.
— Он рано закопал себя в могилу, горя на работе, — сказала мама на его похоронах. — Не делай этого, Грифф. Он не желал этого для тебя. Найди другой способ почтить его память.
Но мой отец работал до потери пульса, чтобы поддерживать бизнес своего отца, и будь я проклят, если он разрушится под моим присмотром. Если это подразумевало работать по много часов, чтобы клиенты оставались преданными нам, то пусть так и будет.
Но сегодня будет бейсбол.
Проголодавшись, я подошел к холодильнику в ожидании чуда: вдруг я забыл про свежеиспеченную лазанью, которую положил туда. Или про стейк с картошкой. Ну, или про пирог с курицей, на худой конец.
Но не повезло. Очевидно, я снова забыл сходить в продуктовый магазин.
Но у меня оставалось немного мяса с обеда и половина батона хлеба, так что я сделал себе бутерброд с ветчиной и проглотил его, пока переодевал рабочую форму.
Я торопился вернуться обратно к зданию, где был припаркован мой грузовик, когда зазвонил телефон:
— Алло?
— Как там поживает мой большой брат?
— Ты имеешь в виду, твой единственный старший брат?
Я запрыгнул в грузовик и бросил перчатку на пассажирское сиденье.
— Серьезно, Грифф, как ты? Я уже сказала тебе, как хорошо ты выглядишь сегодня?
— Мы разговариваем по телефону, Шайенн. — Я завел мотор. — Ты даже меня не видишь.
— Я думаю, ты должен прийти в шалаш, чтобы я сказала это вживую.
— А что еще? — спросил я, так как знал свою младшую сестру.
— И ничего больше, — сказала она.
— Всегда есть что-то еще, Шайенн. — Я переключил ручник и припарковался у здания. — И ты никогда не говоришь мне приятных вещей просто так. Тебе всегда что-то нужно.
— Такой недоверчивый, — огрызнулась она. — Я правда обижена.
— Ага.
— Я лишь надеялась увидеть тебя.
— Точно.
— И показать тебе кое-что.
— Что-то вроде животного, которого ты хочешь, чтобы я спас?
— Нет, мистер Всезнайка, это вовсе не животное, которое я хочу, чтобы ты спас. — Она сделала паузу. — Это просто котенок.
Я закряхтел.
— Маленький бездомный котенок.
— Хватит. Я больше не буду приглядывать за животными. Они везде гадят и жуют все подряд.
— Пожалуйста, Грифф! Ты первый привел в дом бродячую беременную кошку.
— Потому что не хотел заводить домашнего питомца, а она продолжала околачиваться у моей двери. Конечно, это было из-за того, что я ее кормил, но мне было ее жалко.
— Ну, малыши уже готовы к усыновлению, и у меня разбивается сердце, когда я их вижу там каждый день. Я бы взяла одного, но ты знаешь, какая аллергия у мамы. И я отказалась от аренды, чтобы жить с ней и ухаживать за ней после ее операций.
— Мне хорошо известна твоя жертва, Шайенн.
Моя сестра любила поднимать эту тему, чтобы пристыдить меня за некоторые вещи. И это всегда работало — я бы ни в коей мере не смог бы выжить, если бы вернулся обратно домой. Я любил свою мать, но она сводила меня с ума.
— Как долго мне придется ухаживать за ним?
— Недолго, обещаю. Пока я не найду ему постоянное жилье, а найду, думаю, сразу же, как начнется учеба, то есть через месяц.
Шайенн была преподавателем в нашем старом детском саду.
— Хорошо, — сказал я неохотно, направляясь на бейсбольное поле.
— Но я не могу его забрать сейчас, я иду на тренировку.
— Я и не думала вмешиваться в бейсбол для стариков, — сказала она, смеясь. — Просто приходи завтра в приют. Я сделаю всю бумажную работу.
— Знаешь, тебе не стоит надо мной смеяться после того, как я согласился выполнить твою просьбу. Я все еще могу изменить свое решение.
Она снова засмеялась.
— Нет, не изменишь. Я знаю тебя, Грифф Демпси. Твердый как гранит снаружи и сентиментальный внутри. Ты словно тающее мороженое в рожке, покрытом шоколадом «Волшебный Панцирь». Ты как «Яйцо Кэдбери». Ты…
Я повесил трубку, не желая ее больше слушать. Маленькая дрянь.
После практики почти вся команда собралась в пабе «Бульдог», чтобы выпить немного пива, съесть пиццу и много дерьма сказать в адрес команды «Маверикс». Я сел за столик на улице у пешеходной зоны с Коулом Митчеллом, нашим звездным питчером, и Моретти, нашим вторым бейсменом и самым быстрым бегуном.
— Мы сровняем этих придурков с землей, — сказал Коул. — Они даже не узнают, почему проиграют.
Он вздрогнул, поправляя холодный компресс на плече.
Коул был копом, оставшимся вдовцом в слишком молодом возрасте, и сейчас он живет лишь со своей любимой дочкой. Мы выросли, живя бок о бок друг с другом, и стали неразлучными друзьями с тех пор, как только научились говорить. Он был самым лучшим человеком из тех, кого я знал, прямым и честным, даже если и немного сомневался в нашей победе над «Маверикс».
Но не он один так думал.
— Черт, да, — согласился Моретти, поднимая бутылку пива.
Он работал в строительном бизнесе его семьи; мы стали приятелями, когда он со своей семьей переехал в Беллами-Крик, мы тогда учились в средней школе.
— Мы их уничтожим. Я уведу у них мяч, как в прошлый раз.
Он нервно заерзал на стуле.
Надеюсь, моя травма в паховой области пройдет к тому времени.
Я засмеялся и сделал большой глоток пива.
— Не подведите меня, идиоты. Мы хорошо играли сегодня. Меткие удары и хорошая подача. «Маверикс» — сильный противник, но мне нравятся наши возможности — если вы, конечно, не превратитесь в команду старушек за эти две недели.
— А где сегодня пропадает Беккет? — спросил Коул, потянувшись за еще одним куском пиццы. — Он думает, что слишком хорош для тренировки?
Беккет Уивер был единственным парнем из нашей четверки друзей, кто уехал из Беллами-Крик в университет и не вернулся — по крайней мере, не сразу. Нас это совсем не удивило, так как он всегда был самым образованным и начитанным в нашей группе — сплошные пятерки, лучший выпускник в потоке и к тому же получил стипендию на обучение в Лиге плюща. У него две академические степени, он переехал в Манхэттен работать в финансовой сфере и ненавидел каждую секунду своей работы. Беккет вырос на ферме и жутко по ней скучал, поэтому три года назад он уехал из «Большого яблока» и вернулся в родной город поддерживать семейную скотоводческую ферму.
Это было на пользу команде, так как Беккет всегда был лучшим подающим из всех нас. Я был на втором месте, будучи чертовски хорошим защитником на первой базе, но против «Маверикс» нам требовалось собрать все мышцы, которые мы могли бы найти.
— Нет, он просто делает то, что должен был закончить к сегодняшнему вечеру.
— Перегнать своих коров, — засмеялся Коул и покачал головой.
— Этот парень тратит все свое время на перегон коров по своему полю. Я не знаю, как он это выносит.
— Считает, что это лучше, чем быть привязанным к офисной работе, — сказал я. — Я не представляю, как он так долго протянул, работая там.
— Я знаю — он зарабатывал миллионы долларов, — сказал Моретти, пытаясь поймать взгляд официанта, чтобы заказать еще пива.
Это не заняло бы много времени — его внешность практически гарантировала прикованность взглядов особей противоположного пола в комнате в возрасте от двенадцати до девяноста лет. Он всегда был самым симпатичным в нашей команде и благодаря своей харизме мог решить любой спор — будь то стычка с преподавателями, руководителями, тренерами, девушками. Даже матери обожали его.
— Все дело в его темных глазах, — мечтательно протянула однажды моя мама. — Они горят.
И, само собой разумеется, симпатичная девушка лет двадцати со светлыми волосами и застенчивой улыбкой подбежала к нам принять заказ. Моретти включил свою харизму и попросил еще пива, а она вздохнула и, не успев еще сказать, что скоро принесет его, поспешила внутрь паба, прежде чем кто-либо еще успеет сделать заказ. Мы с Коулом закатили глаза.
— Эй, тебе Беккет рассказывал что-нибудь про своего отца? — спросил Моретти.
— Его отца? — спросил я, прищурившись. — Нет, а что случилось?
— Моя мама сказала, что на днях столкнулась с ним в продуктовом магазине, и он был чем-то озадачен. Словно не мог вспомнить, как он туда попал.
— Хм. Это нехорошо.
Коул снова поправил холодный компресс на плече.
— Стареть — это отстой.
— Не такие уж мы и старые, — ухмыльнулся Моретти, — нам около тридцати лет.
— Нам тридцать два, — уточнил я.
— Хорошо, нам за тридцать лет. Но что в этом плохого? Мы все еще хорошо выглядим.
Он улыбнулся официантке, когда та поставила пиво на стол.
— Можно мне повторить? — попросил я.
— Конечно, — сказал она, окинув взглядом Коула. — А вам, офицер Митчелл, принести еще пива?
Тот задумался, но отрицательно помотал головой.