— А почему бы мне не злиться? Я промокла и замерзла, а у тебя нет даже горячего душа в твоей развалюхе, о, простите, в логове!

— Я вскипячу на огне воду, и ты сможешь принять ванну, — предложил он.

— Смешно… — сухо вставила она, — но так случилось, что я не заметила ванны рядом с душем, разбитой раковиной и пятнистым зеркалом в твоей роскошной ванной комнате.

— У меня есть большое корыто, очень удобная вещь.

— Думаешь, я умещусь в корыте? — Она недоуменно взглянула на него.

— Оно достаточно большое даже для двоих.

— Для каких двоих? Для золотых рыбок?

— Для двоих людей, — спокойно сказал он. — И не надо расходовать много воды.

— Я не буду принимать ванну с тобой!

— Было бы весело.

— Возможно для тебя, но не для меня. Будь добр, укажи направление к твоей лачуге, где я смогу избавиться от промокшей одежды. Я устала и замерзла и не в настроении продолжать этот беспредметный разговор.

Он молча указал на тропинку, но всю дорогу до домика Мэдисон казалось, что и в этот раз последнее слово осталось за ним.

Пока Деметриус колдовал над очагом, девушка прошла в душевую комнату и сняла с себя влажные вещи.

Она до судорог сжимала зубы, стоя под холодной струей воды, решительно смывая с себя речную грязь. Как бы ни было искусительно обещание горячей ванны, лучше дьяволу душу продать, чем клюнуть на слова врага.

Она вошла в комнату, и Деметриус оторвал взгляд от воды, которую он нес к камину. Он скинул свою побуревшую футболку, но джинсы еще не высохли, и когда он повернулся спиной к огню, девушка увидела, как от них поднимается пар.

Он внимательно осмотрел ее и нахмурился.

— Ты все еще дрожишь.

— Н… нет, я н… не дро… жу, — предательски клацали зубы.

Деметриус в одно мгновение преодолел расстояние между ними. Он взял ее холодные руки, горячие пальцы сомкнулись над дрожащей плотью и оставались так, пока она не почувствовала, что жизнь постепенно возвращается к ней.

— Я уйду, и ты спокойно можешь принять ванну, — предложил он.

— Я уже приняла душ, — ответила она. — Я просто посижу возле огня и оттаю.

— У тебя губы синие.

Она провела языком по губам, словно это позволяло ей увидеть их со стороны, но внезапно пожалела о своем безрассудном жесте. Его темные глаза следили за каждым движением, и от его напряженного взгляда ее бросило в жар.

Деметриус обнял девушку. Томящийся жар его тела передался ей, так знойное солнце в одно мгновение нагревает холодные камни.

Его джинсы не успели просохнуть, и сейчас она бедрами ощущала влагу материала. Его губы медленно приближались к ее дрожащему, но не от холода, а от ожидания рту. Как только он прикоснулся к ней губами, она поняла, что сопротивление сломлено: невозможно отказаться от счастья и заставить сердце не биться.

Теперь она знала, что произошло в первую их встречу: его темный призывный взгляд стал тем горячим лучом, который помог зерну любви в ее душе прорасти, пробиться к солнцу чувства. И процесс уже не остановить.

От желания мутился рассудок. Деметриус хрипло застонал, и ответная дрожь на прикосновение желанной женщины сотрясла его тело. Одежда, служившая барьером, лишь усиливала стремление к единению.

Она расстегнула верхнюю пуговицу, взвизгнула молния, стыдливость и неопытность исчезли, уступая место древнему женскому инстинкту.

— О, боже! — задохнулся он от ее робких ласк.

Возглас придал ей смелости, движения стали уверенными, слегка резковатыми. Он перехватил ее руку и завел за голову.

Мэдисон понимала, что настало время остановить безумие, но сердце и тело противились. Почему нет? — кричала она сама себе. Я желаю его, он — меня, тогда почему нет?

«Потому что он тебя не любит, ты лишь прикрытие для его романа с Еленой Цоулис», — напомнил ей внутренний голос.

— Мэдисон, ты знаешь, что произойдет, если ты не попросишь меня остановиться? — Его слова звучали около ее губ, она чувствовала его дыхание.

Она молча кивнула. В его темных глазах вспыхнули искры, страсть разгоралась.

— Этого нет в соглашении, — напомнил он, лаская ладонью обнаженную грудь девушки.

— Мне все равно, — прошептала та.

— Предполагалось, что этот брак будет существовать лишь на бумаге. — Он говорил прямо в ее припухшие от поцелуев губы, нижняя часть тела уже не поддавалась контролю. — Мне не следовало этого делать.

— Делать что? — Она задержала дыхание, когда его рука нащупала эластичный поясок трусиков и начала стягивать их.

— Это… — Он прижался открытым ртом к пупку, затем двинулся вниз.

Мэдисон едва помнила себя от наслаждения. Деметриус вошел в нее одним ударом. Она вздрогнула, и он замер на мгновение.

— Что-то не так? — Он нахмурился при виде ее закушенной губы.

— Нет… я в порядке… ты просто такой… — Ее лицо пылало, а слова были еле слышны.

Он подождал немного, прежде чем начать движение, но от первого же толчка она снова закусила губу, и, к своему ужасу, он увидел в голубых глазах слезы.

Он замер, внезапно наступило прозрение.

— О, мой бог! — прорычал он и как можно осторожнее отпустил ее.

Мэдисон закрыла глаза, стараясь остановить слезы, но они продолжали течь по щекам, и она дрожащей рукой смахивала их.

— Мне очень жаль, — сказал он, поднялся на ноги и потянулся к джинсам.

Она услышала, как взвизгнула молния, и крепче сжала веки.

— Мэдисон.

Голос требовал поднять глаза, но она была слишком сконфужена. Девушка пыталась нацепить одежду, но руки не слушались.

Деметриус, нахмурившись, молча наблюдал за ней.

— Тебе следовало сказать мне, — произнес он после тяжелого молчания. — Я и понятия не имел, что ты… — Он замолчал, все еще не способный подобрать подходящие слова. Провел рукой по взъерошенным волосам, стараясь прийти в себя.

Такого с ним еще не случалось. Он имел дело с огромным количеством женщин, и ни одна из них не действовала на него так, как Мэдисон. И дело было не только в ее невинности, о которой он не знал. Об этом надо было побеспокоиться раньше. Просто ее личность, яростная преданность брату и смелый вызов перед лицом непреодолимых трудностей вызывали в нем искреннее уважение.

Мэдисон намеренно прятала от него глаза. И его вдруг обуяло чувство вины. В первый раз в жизни он столкнулся с тем, чего старательно избегал, — это называлось любовь.

— Я не знаю, как мне извиняться перед тобой, — неуверенно заговорил он. — Должно быть, я причинил тебе боль.

Она на секунду подняла к нему залитое слезами лицо.

— Слегка… сейчас я в порядке.

— Если бы я знал…

— Пожалуйста, не казнись.

— Почему ты не сказала мне?

— А почему ты не спросил? — Она обрела прежнюю уверенность.

— Ты, конечно, права, — после минутного молчания признался он. — Мне следовало присмотреться к тебе внимательнее. Ты не похожа на других женщин, по крайней мере, на тех, с которыми я привык иметь дело. Девственница, приносящая себя в жертву. Мэдисон… Он замолчал, увидев яростный блеск в ее глазах. Решение пришло мгновенно, и он твердо продолжил: — Пакуй вещи, мы немедленно возвращаемся в город.

Деметриус молча прошел мимо нее и покинул комнату.

Она постояла мгновение, глядя на затухающий огонь. Огонь его желаний угас так же, как огонь в камине, в то время как угольки ее любви мерцали в сердце, распространяя жар вожделения в каждой клеточке тела.

Она любила его.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Возвращение в город проходило в полном молчании.

Мэдисон безучастно смотрела на мелькавший за окном пейзаж, тревожные мысли о будущем наводили тоску и уныние. Время от времени она бросала на Деметриуса взгляд, но его глаза оставались прикованными к дороге, на лице — маска. Иногда пальцы на руле начинали барабанить, словно он аккомпанировал каким-то своим мыслям.

О чем он думает?

Она представляла, как он планирует возобновить свой роман с Еленой Прекрасной под прикрытием скучного официального супружества.

Жгучие языки ревности уже коснулись ее сердца, но она только крепче сжала зубы. У нее нет права ревновать. С самого начала Деметриус расставил приоритеты.

Но это не помогло.

Она всего лишь сутки его жена, а уже успела прикипеть к нему. Как любовь закралась в душу? Мэдисон была так занята культивированием собственной ненависти, что не заметила безумного огня любви, постепенно уничтожающего все причины для мести.

Машина двигалась вперед, и когда Деметриус резко повернул, чтобы влиться в поток медленно двигающихся по магистрали машин, Мэдисон резко откинулась назад.

Маневр напомнил ей о силе, сосредоточенной в его руках. Деметриус Пакис привык командовать, и на его власть и независимый характер узду не накинешь, он может растоптать будущее Кайла, а заодно и ее. И тут ей пришли на ум слова его кузины: возможно, есть в нем то, что следует принять. Он, конечно же, безжалостен по отношению к Кайлу, но его извинения во время неудачной попытки близости звучали искренне и трогательно.

Но вот может ли он научиться верить, любить и не смотреть на мир циничным, пресыщенным взглядом? И что важнее — та ли она женщина, кто может научить его этому?

Мэдисон стояла рядом с Деметриусом в лифте для гостей. Слава богу, в кабине никого не оказалось, можно не притворяться и не изображать любовь с чувством предательства на губах.

Он стоял, широко расставив ноги, не отрывая глаз от светящихся кнопок на панели. Лифт ехал медленно, долго, словно поднимался к небесам. Наконец кабина остановилась, двери открылись, и он жестом пригласил ее выйти. Ни слова не говоря, девушка прошла мимо и застыла в ожидании, пока он достанет ключи.

— Я собираюсь принять душ и побриться, — сказал Деметриус, захлопывая за собой дверь. — У тебя своя собственная ванная, поэтому не думай, что твое уединение будет нарушено, — сухо добавил он.

Девушка не знала, чем вызван приступ его дурного настроения. Она интуитивно чувствовала кипевший в нем гнев и не могла понять, направлен он на нее или на обстоятельства, в которых они очутились.

— И, ради бога, перестань так смотреть на меня. Я не собираюсь кидаться на тебя и насиловать.

Она даже зажмурилась от грубости.

— И не строй из себя мученицу. — Он с ненавистью посмотрел на нее.

— Извини. — Мэдисон наконец обрела способность говорить. — Тебе понравится, если я буду расхаживать с бумажным пакетом на голове? Зато в таком виде я не обижу тебя своим выражением лица.

Синие глаза схлестнулись с черными, и на этот раз он отвернулся первый. Деметриус направился к своей ванной, неопределенно подергивая плечами.

— Если ты голодна, закажи еду в номер. Я сегодня уеду в город.

Хлопок двери стал своеобразным знаком препинания — точкой в конце предложения.

— Прекрасно, — прошептала она, борясь со слезами. — Ну и иди к своей глупой любовнице, мне все равно.

Было уже три часа ночи, когда Деметриус вернулся.

Его шаги замерли у ее дверей, и девушка затаила дыхание, радуясь, что у нее хватило мужества выключить лампу перед тем, как лечь в кровать.

Она чувствовала, как он мнется за дверью — войти, не войти, — и считала секунды в ожидании его решения, но мгновение спустя звук шагов раздался в холле, а на нее нахлынуло разочарование — не пришел.

Мэдисон повернулась на другой бок и уставилась на дверь, пытаясь силой воли внушить ему желание войти и сжать ее в объятиях, наполнить радостью и восторгом.

Она напрягла слух — вот полилась вода, затем кран выключили, об пол стукнулись тапочки, словно он нетерпеливо отшвырнул их в сторону, раздался глухой звук, что-то упало на пол, потом всплеск. Он что, пьян?

Прошли минуты, и воцарилась полная тишина.

Веки Мэдисон дрогнули и закрылись. Она скользнула из сознательного мира в бессознательный…

Звуки страшного кашля разбудили ее.

Поборов нерешительность, Мэдисон откинула покрывало, встала, прошла по коридору, постучала, но, кроме крепкого словца, ответа не последовало.

— Деметриус, ты в порядке? — позвала она, прижимаясь к двери.

Дверь внезапно распахнулась, и она бы упала ему на грудь, если бы не выставленная вперед рука. На нем были надеты лишь шорты, но, даже находясь не в лучшем состоянии, он был великолепен.

— Что ты хочешь? — спросил он, когда она прошла в комнату.

С первого взгляда становилось ясно, что у него жар. Темные глаза затуманились, он морщился, словно утренний свет был ему невыносим.

— Ты ужасно выглядишь, — сказала она.

— Я не помню, чтобы спрашивал твоего мнения по поводу собственной внешности.

— Ты болен. Тебе нужно показаться доктору.

— Уверен, я выживу. — Он прислонился к распахнутой двери, всем своим видом давая понять, что желал бы сейчас остаться один.

Рот Мэдисон вытянулся в упрямую линию. Он секунду выдерживал ее взгляд, затем оттолкнулся от стены, провел рукой по лицу, желая стереть с него страдальческое выражение.

— У тебя голова болит? — спросила девушка.

— Уходи, Мэдисон. Мне не нужны свидетели, когда мне нездоровится.

— Тебе следует принять жаропонижающее.

— А тебе следует принять мой совет и уйти прежде, чем ты подхватишь грипп. — Его голос, действительно, звучал обеспокоено.

— Возвращайся в постель, — попросила девушка. — Я принесу тебе болеутоляющие таблетки.

Он что-то пробормотал, но вернулся к кровати со скомканными простынями.

Мэдисон принесла стакан воды и две таблетки — привычка возить с собой медицинские препараты выработалась годами.

— Вот. — Она вложил пилюли ему в ладонь.

Деметриус сопротивляться не стал, проглотил лекарство и в изнеможении откинулся на подушки. Даже загар не мог скрыть мертвенную бледность его лица.

Мэдисон провела рукой вдоль влажной брови — он весь горел.

— У тебя жар.

Деметриус прикрыл глаза рукой.

— Уходи.

— Горло болит?

— Чуть-чуть.

— А мышцы ломит?

Мужчина приоткрыл один глаз.

— Уходи отсюда, Мэдисон. Мне не нужна сиделка.

— Тебе нужно держаться и не раскисать.

Он резко отбросил покрывало, поднялся с постели и направился в сторону ванной.

Скоро оттуда донеслись характерные звуки. Мэдисон явственно вспомнила, как чувствовала себя на берегу, извергая из себя остатки грязной воды. Она толкнула дверь и увидела его, склонившего над раковиной посеревшее лицо.

Деметриус слегка повернул голову и проревел что-то, но следующий приступ тошноты не дал договорить. Мэдисон схватила полотенце, намочила под душем и приложила к его лбу.

— Уходи, — попросил он бесцветным голосом.

Она стерла выступившие бусинки пота, с удовлетворением наблюдая, как наступает облегчение.

— Этого нет в брачном контракте, — просипел он.

— Я знаю, — сказала она, передвигая полотенце к бровям. — Позже посчитаемся. Почему тебе не принять душ, а я пока поменяю постель? — предложила она несколько минут спустя.

Он с трудом распрямился.

— Почему ты это делаешь?

— Болеть не весело.

— Да и наблюдать за больным тоже скучно.

— Я не наблюдаю. Я помогаю.

— Ты меня раздражаешь, вот что ты делаешь.

— Полезай в душ, пока я уберу твою кровать. Казалось, он был готов поспорить, но в последнюю минуту передумал, вздохнул, сбросил шорты и полез в душ.

Ей пора было уходить, но она не могла оторвать взгляда от этого великолепного тела. Слава богу, он слишком слаб, чтобы заметить ее чрезмерное любопытство.

Однако он заметил.

Деметриус вышел минут через семь и увидел свежее белье на кровати. Мэдисон улыбнулась.

— Чувствуешь себя лучше?

Деметриус бросил на нее вялый взгляд и сел на край кровати, полотенце на талии съехало и обнаружило линию загара.

Ей не удалось скрыть блеск интереса в глазах, хотя она очень старалась. Она смущенно вспыхнула, отвернула голову и откинула покрывало, пока он поправлял полотенце.

— Я… я пойду, приготовлю питье.

Деметриус отпустил нестерпимо болевшую голову на свежее белье и закрыл глаза, на губах заиграла слабая улыбка.

Мэдисон не знала, волноваться ей или успокоиться, когда, вернувшись в комнату, застала его спящим. Она решила вызвать доктора, но, прижав руку ко лбу Деметриуса, обнаружила, что жар спал.

Девушка подтащила к кровати стул и уселась. Сон — хороший союзник, нет ни испытующих взглядов, ни насмешливых улыбок. Все козыри теперь у нее. Она могла рассматривать Деметриуса, сколько ей надо.

Спустя несколько минут Мэдисон решила, что ему следовало родиться менее красивым. Квадратная челюсть выражала решительность и характер, а рот, наоборот, был слишком чувственным. Нос с горбинкой, видимо в прошлом он получил хороший удар по переносице, что, впрочем, не делало его менее привлекательным.

Он повернулся во сне, простыня соскользнула, обнажив рельефные мышцы живота. Ей вдруг очень захотелось дотронуться до него, почувствовать твердую плоть, ощутить сдерживаемую силу. Она уже протянула руку, как он внезапно открыл глаза.

— О! Ты проснулся.

— Что за таблетки ты мне дала? — спросил он.

— Сильное обезболивающее. А что?

— Я избавился от головной боли в рекордные сроки. Зачем они тебе?

— Время от времени я их принимаю… — Мэдисон почувствовала, как краска заливает ее щеки, и опустила глаза в пол. — В особый период.

— Я думал, что большинство молодых женщин принимают специальные препараты, чтобы блокировать боль, — сказал он. — Но ведь ты не похожа на других женщин…

— Извини, что создаю неудобства своей непредсказуемостью. — Она поздно спохватилась, в голосе уже звучали саркастические нотки.

— Никаких неудобств. — Он снова откинулся на подушки и закрыл глаза. — Совсем наоборот. Твое предложение о питье еще в силе?

— Конечно. — Она вскочила на ноги. — Чего бы ты хотел?

— Чай пришелся бы очень кстати.

— С тостом, да?

Темные глаза смотрели пристально.

— Ты, видимо, и раньше исполняла роль сиделки?

— Когда Кайл болеет, я за ним ухаживаю. Пойду приготовлю чай.

— Черный, без сахара, — сказал он, отпуская ее.

— Черный, без сахара. — Мэдисон направилась к двери.

— И тост.

— И тост.

Несколько минут спустя Деметриус пил чай и разглядывал свою жену. Она сидела на стуле у кровати, нервно теребя браслет своих ручных часов. Тост так и остался нетронутым лежать на тарелке.

— Мне нужно, чтобы ты завтра встретилась с Джереми, — сказал Деметриус. — У меня есть одно важное дело. Он посвятит тебя во все детали.

— Я ничего не понимаю в отельном бизнесе! — Она резко выпрямилась на стуле.

— И не надо, — уверил он ее. — Ты просто подменишь меня на встрече. Собрание завтра в десять.

— Возможно, ты почувствуешь себя лучше и…

— Мэдисон… — он строго прервал ее, — пожалуйста, пойди на уступки. Все, что нужно сделать, — это посидеть на совещании и передать мне основные решения. Я много прошу?

— Нет, конечно, нет. — Она уставилась на свои руки на коленях. — Просто я не чувствую себя уютно с… — Она не договорила. Следует ли посвящать его в свои тревожные мысли о Джереми Майллсе?

— Хорошо, тогда договорились. — Он закрыл глаза, и это означало конец беседы.