Твилла
Глава 1
Я все еще прячусь где-то по левую сторону ниши, на пол монотонно капает вода. Если не принимать во внимание эти ритмичные постукивания, в храме костей тихо. Насчитав более трех тысяч капель, слышу какое-то движение в проходе. Я напрягаюсь, мои уже зажатые мышцы болят, когда я силюсь уловить еще какой-то звук: приглушенные шаги, тихие вздохи, шуршание ткани. Минуты тянутся вечность, вода все так же капает, и я задерживаю дыхание, пока легкие не начинают гореть.
Слышу глухой стук, потом еще, а затем какой-то шелест, и выдыхаю, испытывая головокружение. Я узнаю эти звуки: с потолка все так же падают обломки. Одного этого достаточно, чтобы заставить меня сдвинуться с места: осознания, что потолок обрушится и похоронит меня. Отзвуки обутых в сапоги ног уже давно утихли, а горящие на стенах факелы вот-вот потухнут. Нужно уходить.
Я снова начинаю считать.
Досчитав до четырехсот, делаю паузу, начинаю переминаться. Ногу тут же сводит, и я сгибаю ее, зажмурившись от боли. Открыв глаза, отмечаю, что в помещении как будто стало темнее, и выглядываю в дыру в скрывающей меня ширме, пытаясь определить, не потухли ли факелы. Через эту маленькую дыру я видела, как Эррин кричала на Спящего Принца, как смотрела ему в глаза и врала в лицо. Видела, как он гладил ее, наклонился к ее волосам и понюхал их, как угрожал убить ее, а она все равно держалась. Даже опустившись перед ним на колени, она сделала это, как человек, проявивший благосклонность, а не подчиняющийся приказу. Я задаю себе вопрос: если бы все было наоборот, спряталась бы Эррин от него? Не могу представить, чтобы она притаилась, зажатая в изломе, засунув кулак в рот и ощущая на языке вкус собственной крови.
Нет, решаю я. Она не из тех, кто прячется. Даже если бы ей сначала пришлось согласиться и спрятаться, она бы вышла и попыталась сражаться. Она бы никогда не осталась в укрытии. А если бы так получилось, то последовала бы за ними по проходам и подслушивала, разрабатывая план. В любом случае, она не сидела бы тут и не считала капли воды.
Я думала, что оставила свою трусость в Лормире. Вместе с чувствами к Лейфу. Когда он приказал мне спрятаться, я видела лишь его холодный взгляд. Чувствовала нежелание, с которым он предложил мне безопасность, словно таким образом хотел отдать долг. Называть то, что у нас было, дружбой…
Я отталкиваю эти мысли и стискиваю зубы, сжимаю кулаки. Я точно знаю, что он за человек: знаю, что он сделал со мной, Мереком, Лормиром. С собственной сестрой, пока я за этим наблюдала. И все равно, увидев его здесь, я первым делом испытала радость. Я забыла все — смерть, боль; и вместо этого вспомнила его запах, когда я прижималась лицом к его шее, его мышцы под моими пальцами, когда цеплялась за его спину. Его волосы, падающие на мое лицо. Вкус его губ. Словно это было несколько лун назад, словно ничего не изменилось.
Ему нужно было лишь произнести мое имя, и вот я снова стою на коленях. Боги, мне очень хочется его ненавидеть. Нет, даже не так. Я хочу думать о нем и ничего не чувствовать. Хочу считать его незнакомцем.
Достаточно, Твилла, говорю я себе, жалея, что не могу изгнать его из своего сердца. Уходи, сейчас же.
И тут один из факелов мерцает и тухнет, добавив еще одну тень, и я понимаю — то же самое вскоре произойдет с остальными. И мысль о том, что я останусь здесь одна, глубоко под землей, в темноте и в окружении смерти, заставляет меня немного успокоиться, но ноги предательски дрожат, когда я шевелюсь.
Первый сделанный мною шаг отдается гулом и прорезает тишину. Хруст костей и дерева под ногами эхом разносится по храму, меня охватывает ужас. Что-то падает в тени, и волосы на моем загривке встают дыбом. А когда еще один факел с треском умирает, я подбираю юбки и бегу, натыкаясь на бедренные кости, ребра и сломанные опоры — меня пугает мысль о том, что я застряну в этой темноте.
Выбежав за ширму в проход, я запинаюсь обо что-то большое и мягкое и лечу вперед, выставив руки, чтобы остановить падение. Когда приземляюсь на каменный пол, ладони жжет, и я громко ругаюсь и тут же перекатываюсь на бок, чтобы подняться.
Вижу лежащее лицом вниз тело, белые волосы с одной стороны запачканы кровью. Я понимаю, что это женщина, только когда приседаю рядом и прижимаю пальцы к ее шее. Кожа холодная и жесткая — значит она мертва. Осторожно перевернув ее, замечаю одну-единственную рану на левом виске; она кажется небольшой, словно ее одной мало, чтобы привести к смерти. Но это произошло — янтарные глаза женщины пусты и широко раскрыты, как и рот, жизнь покинула ее. Я закрываю ее глаза и рот и скрещиваю руки на груди.
За свою жизнь я повидала много мертвых и в глубине души, подсознательно, понимаю, что до рассвета увижу еще больше.
Я никогда в жизни не была настолько близка к аду, как в следующие два часа. Коридоры Конклава были похожи на лабиринт, и здесь нет отметок или знаков, которые подсказали бы мне, где я нахожусь или куда идти. Я осторожничаю, меня охватывает страх, который так долго удерживал меня в храме костей, но с каждым тупиком и неверным поворотом во мне поднимается паника и ужас, что я никогда отсюда не выберусь, что умру здесь в темноте, и поэтому наконец несусь вперед, преодолевая препятствия и перепрыгивая через разломанную мебель.
Я все бегу и бегу, натыкаясь на тела, мои всхлипы эхом отражаются от стен и преследуют на каждом шагу. Где-то на подкорке засела мысль, что я здесь совершенно одна. Я навожу шуму более, чем достаточно, чтобы выдать себя, но не могу остановиться. Я всхлипываю и хватаю ртом воздух. На моем пути лишь трупы, избитые, сломанные и распластанные. Одежда на них перекошена, демонстрируя грудь и пах, о чем их владельцы совершенно не знают. Конечности изогнуты, или их вообще нет. Здесь отсутствует всякое милосердие.
Я в братской могиле, думаю я и смеюсь, но тут же зажимаю рот рукой. И все равно во мне еще бурлит желание захихикать, хотя я убеждаю себя, что это не смешно. Понимаю, что это истерика, но это ничего не значит. Я продолжаю нарезать круги.
Через какое-то время перестаю бежать и в полуобморочном состоянии брожу по туннелям и комнатам. Я блуждаю по залам, устланным обгоревшими страницами книг; выбираю дорогу через разбитое стекло и керамику, пересекаю пещеры, из которых доносятся запахи трав, серы и вещей, разбросанных по земле и раздавленных сапогами. Матрасы разодраны, книжные полки перевернуты. Конклав обследован, раздет и уничтожен, как и находящийся наверху Тремейн.
На пути попадается еще больше тел: алхимики с серебряными волосами, обычные мужчины, женщины, даже дети, и теперь я останавливаюсь у каждого из них, убеждаюсь, что они действительно мертвы, а потом закрываю им глаза и рты, если они открыты, и привожу в порядок их конечности, если они непристойно раскинуты.
Такого рода смерть — нечто новое для меня. Виденные мною раньше трупы, с причесанными волосами и в самой лучшей их одежде, аккуратно выкладывали на стол; иногда, чтобы замаскировать смерть, добавлялись пудры и пасты. Они лежали в покое и ждали отпущения грехов. Совсем не так, как здесь.
Я поправляю им одежду. Откидываю волосы со лбов.
Выживших нет.
Я кажусь сама себе призраком, Валькирией, бродящей по полю битвы и подсчитывающей погибших. Кого-то закололи, кому-то перерезали горло, и, когда мои мысли продолжают возвращаться к Лейфу, закованному в серебряную броню доспехов и с мечом в руке, я задаюсь вопросом, на его ли совести эти смерти.
Ужасно, но именно дорога, устланная телами, в итоге ведет меня вперед. Через какое-то время, основываясь на том, как они лежат, я начинаю понимать, где была, а где нет. Если они приведены в порядок, я разворачиваюсь и иду другим путем: если нет. я хлопочу над ними, а потом иду дальше. Мертвые становятся моей картой.
Вот так, как и раньше, они приводят меня к маме; она в конечном счете оказалась среди мертвых.
Пожирательница Грехов из Лормира лежит посреди огромного зала, рядом с ней еще три трупа. Чувствую себя странным образом онемевшей, пока игнорирую ее и привожу в порядок другие тела. Сестры Надежды здесь нет, как и Нии или Сестры Мужества, и во мне зажигается вера, что им удалось убежать. Но одна из них. Сестра Мир, потерпела поражение, ее меч валяется рядом с ней. Я хлопочу над ней и телами двух других, которые погибли, чтобы мы с Эррин могли сбежать. Я делаю все. что в моих силах, — стираю кровь с их лиц и расправляю одежду.
И потом, только потом, приближаюсь к маме.
На ритуалах Поедания я слышала, что мертвые кажутся меньше, чем при жизни, и как будто спят. Но, глядя на маму, не увидела ничего из этого. Я выросла в этом теле, я вышла из него. Оно дало мне жизнь. А теперь опустело. Заметно и безошибочно опустело.
Она лежит лицом вниз, я переворачиваю ее, ощущая тошноту при глухом ударе, когда она перекатывается. К счастью, ее глаза закрыты, и у нее, как и у первого, найденного мной тела, лишь крошечная рана на голове. Ее темные волосы растрепаны, и я аккуратно их приглаживаю. Я никогда не могла найти в нашей с мамой внешности что-то схожее, как не могу и сейчас, у нее длинный нос и рот, как бутон. На коже нет веснушек, а веки нависают. Я вижу небольшую схожесть со своей сестрой Мэрил — тот же изгиб губ, такие же маленькие руки. Но не со мной. Я с таким же успехом могла оказаться подкидышем. На мгновение задаюсь вопросом, где мои братья, живы ли они, неравнодушны ли к правлению Спящего Принца. Взволнует ли их смерть нашей мамы. Но она отказалась от них так же, как отказалась от меня. Мне хотя бы нашли применение. Цель, как это сейчас выглядит.
