— Нет.

Он сказал это твердо. Жоанна опускает глаза.

— Нет, ты прав.

Она тоже не привыкла прятаться от правды. Она даже добавляет:

— Это еще будет с тобой случаться. Все чаще. Потом каждый день.

Он согласно кивает.

— Мне очень жаль. Тебя это может напугать…

Он всматривается в нее, но лицо ее вдруг становится равнодушным. Давешний встревоженный вид исчез.

— Я знала, на что шла, когда ответила на твое объявление.

— Отлично.

Эти последние слова восстановили между ними дистанцию, стену, которую они слегка порушили за два дня. Жоанна встает и добавляет:

— Я просто… Если я смогу что-то сделать, когда… Когда это с тобой случится…

Эмиль пожимает плечами. Он не сознает, что вид у него теперь тоже совершенно равнодушный.

— Я сам не знаю…

— Подумай.

— Да. Хорошо.

— Это могло бы помочь.

— Я подумаю.

Он тоже встает и медленно направляется к горелке. Уже рассвело. Наверно, часов шесть или семь.

— Я… Я заварю чай. Ты хочешь?

— Да. Хочу. Спасибо.

Сегодня утром он пытается сосредоточиться на маршруте, только на маршруте. Ему не хочется думать о пробуждении и последовавшей за ним панической атаке. Они спускаются с Миди-де-Бигорр по другому склону, через перевал Санкур, потом по гребню Турмале. Ранним утром здесь спокойно. Они почти никого не встречают. Останавливаются редко. Друг с другом не разговаривают. Жоанна, должно быть, ушла в свои мысли, но он ни о чем не думает. Старается не думать. Боится, что паника накроет его во второй раз. С пика Миди-де-Бигорр они должны спуститься в Бареж. Им предстоит пройти больше тринадцати километров и спуститься на 1600 метров, зато сегодня они не поднимаются. Это легче. Они останавливаются на несколько минут полюбоваться озером Онсе и выпить по глотку, потом продолжают спуск. Большую часть пути они идут вдоль ручьев Онсе, здесь легче переносить жару. Когда тропа удаляется от ручья, их одолевают солнце и голод, и они решают остановиться. Находят уголок на траве в тени деревьев. Жоанна достает горелку. Эмиль приносит большое бревно, которое служит им скамьей.

Они едят рис, а Эмиль и колбасу, комментируя пройденный путь и путь предстоящий. У них осталось мало воды. После еды решено немного вздремнуть перед уходом.

Проснувшись, они отправляются дальше, по пути ищут родник. Они не сообразили купить фильтр или пастилки для очистки речной воды. Хлоя забыла им об этом сказать. Теперь им приходится жадно искать питьевую воду. В путеводителе Эмиля указан родник несколькими километрами дальше, на пересечении их тропы и ручья Мускер. Жоанне трудно выдерживать ритм. Она еле тащится метрах в двадцати позади Эмиля.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я понес твой рюкзак?

— Это просто от жажды…

— Я могу его понести. Тебе будет легче.

Она упрямо мотает головой. На пересечении с ручьем Мускер они, не в силах удержаться, заходят в воду, не заботясь о походных ботинках и одежде. Входят почти по пояс и стоят неподвижно, закрыв глаза.

— Ты уверен, что эту воду нельзя пить?

— Это рискованно…

— Сколько еще до ближайшего источника питьевой воды?

Они не встретили ни одной деревни, ни одного жилья с тех пор, как начали спуск. На этот раз вокруг дикая природа. И они предоставлены самим себе. Эмиль сверяется с путеводителем.

— Написано, в двух километрах.

Он видит усталость на ее лице. Она садится на выступающий из воды валун. Вид у нее измученный.

— Дай мне несколько секунд, и пойдем.

— Конечно. Как ты?

Он встревожен, потому что она приложила ладонь ко лбу.

— Голова кружится.

— От жары?

— От обезвоживания.

— Так оставайся здесь. Я сам наполню фляги.

Жоанна по обыкновению упирается.

— Нет… Мне нужно только несколько секунд.

Он не уступает. Не хватало еще, чтобы ей стало плохо.

— Оставайся здесь и отдохни. Знаешь что? Я оставлю тебе рюкзаки. Без них доберусь быстрее.

Он чувствует, что она колеблется. Ей не нравится мысль, что она дала слабину? Или она боится, что по дороге с ним случится новый провал?

— Я положу свой рюкзак под дерево, хорошо? Я вернусь меньше чем через час.

Она сдается.

— Хорошо.

Он не сказал ей, что тоже начинает чувствовать слабость. Во рту пересохло, язык стал шершавым, а когда он облегчился за деревом, моча была странно бурой. Обязательно надо найти воду, иначе они никогда не доберутся до Барежа.

* * *

Сегодня странный день, совсем непохожий на вчерашний. Медитация и восторг сменились физическим изнурением и страданием. Он совершил ошибку, войдя в воду в ботинках, и она стоит ему очень дорого. Волдыри лопаются один за другим, и обнаженная плоть вызывает у него болезненные стоны. Жара невыносимая, и временами ему хочется остановиться в тени дерева и хоть на несколько секунд уснуть. Но Жоанна ждет, у нее кружится голова, и он не должен мешкать.

Этот кошмар не похож на тот, что он пережил утром. Никакого провала, никакой душащей тревоги, но начало паники и полное изнурение. Родника нет. Он шел по тропе, пришел в указанное место и ничего не нашел. Решил, что свернул не туда на развилке. Вернулся назад, пошел по другой тропе, шел около двух километров, но все равно ничего не нашел. Он уже спрашивает себя, не умрет ли на месте. Кружится голова, перед глазами вспышки белого света. Эмиль так нервничает, что дышит тяжело и часто. Он поворачивает назад, чтобы вернуться к Жоанне. Споткнувшись в первый раз, он принимает это за неловкость, но во второй и третий раз понимает, что это короткие обмороки. Когда тропа снова пересекается с ручьем, он падает на четвереньки прямо на гальку и принимается лакать воду большими глотками. В точности как животное. Плевать, что можно подцепить амебу или что-то еще. Он просто хочет пить. Он никогда не представлял себе, как это хорошо — просто пить.

Он находит Жоанну там, где ее оставил. Она сидит на том же валуне. Эмиль стоит на берегу, сокрушенно опустив голову.

— Я думала, ты заблудился, — говорит она. — Прошло почти два часа.

Он даже не решается посмотреть ей в глаза, когда вынужден сообщить:

— Я не нашел воду. Указанного родника не было. Я вернулся назад, пошел по другой тропе, но воды не было. Нигде.

Она пожимает плечами.

— Я попила воды из ручья, Эмиль.

Она признается, как нашкодившая девочка. Плечи опущены, голос виноватый.

— Я не могла удержаться.

— Я тоже попил из ручья, — говорит он.

— О!

Он замечает полуулыбку, когда она констатирует:

— Мы не очень благоразумны…

— Да. Видела бы ты меня… На четвереньках в ручье… Я лакал, как пес.

Жоанна издает странный тихий звук, икоту, удивительно похожую на смех. Сдавленный смешок, которому словно трудно вырваться из ее губ. Наверно, она смеется нечасто. Он думает, что этот смех наверняка объясняется физической и нервной усталостью, но не важно, ему приятно, что она смеется. Он даже прыскает, вторя ей.

— Нам будет не так смешно сегодня ночью, когда прохватит понос.

— Меня это не пугает.

— Вот и хорошо. Меня тоже. Мы… мы можем превентивно полечиться рисом.

— Да… Это может помочь.

Проходит несколько секунд, и Жоанна с трудом встает.

— Надо идти дальше, да?

— Да. Теперь мы уже скоро дойдем.

Чуть дальше они выходят на дорогу и к подобию цивилизации. По крайней мере, есть машины. День потихоньку клонится к закату. Они должны были прийти три часа назад, но с этими поисками воды потеряли время.

— Я уже вижу крыши, — говорит Жоанна.

Деревня Бареж видна вдали. Они минуют табличку, которая это подтверждает. Продолжают молча преодолевать метры.

— Я умираю от голода.

— Я тоже.

Вот наконец и первое строение. Государственное управление Турмале. Строгая постройка, наполовину из камня, наполовину из кирпичей, примыкает к станции подъемника. Зимой здесь очень популярный лыжный курорт. Сегодня вечером пусто. На огромной парковке стоят несколько грузовиков и кемпинг-каров, но ни следа присутствия человека поблизости.

— Надо пройти еще немного до центра…

К счастью, всего в нескольких метрах они видят шале: французская лыжная школа, бар-ресторан и общественный туалет. Дверь открыта. Они спешат наполнить фляги.

— Мы, наверно, уже близко.

Еще немного дальше они проходят мимо нового шале, более типичного, построенного целиком из камней. К нему ведет дорожка, тоже каменная. Табличка указывает: «Ресторан Кукель». Люди ужинают на террасе. Эмиль и Жоанна ускоряют шаг. Уже темнеет. Они идут по шоссе. На повороте появляются шале, потом путники снова оказываются отрезаны от цивилизации, когда дорога идет через сосновый лес. Кажется, они никогда не дойдут.

В небе загораются звезды. Табличка указывает, что они вошли в Бареж. Вот и шале. Все теснее. Все больше. Место совсем не похоже на Артиг. Это настоящий город, не деревушка, затерянная в горах. Сразу видно, что он был построен для приема туристов, приехавших покататься на лыжах. Шале большие, в несколько этажей. Много магазинов, банк, газетно-табачный киоск. Навстречу попадаются люди. Пешеходы, машины. Звучат голоса на террасе бара.

— Ищем тихое место, чтобы поставить палатку?