Байрон поднялся на второй этаж. Похоже, убийца Мэйлин сюда не заглядывал. Все кровати были заправлены. В ванной — прежней ванной Эллы и Ребекки — на старомодных крючках висели полотенца и мочалки. В фарфоровой мыльнице лежал зеленоватый кусок мыла в виде морской раковины. Самая обычная ванная обычного клейсвиллского дома.

Байрон открыл дверь в бывшую комнату Ребекки. На полу, перед кроватью, лежало аккуратно сложенное одеяло, а на ночном столике — комплект чистого постельного белья. Зачем Мэйлин была нужна эта иллюзия? К ней никто не заглядывал в гости и уж тем более не приезжал из других мест. Ощущение того, что Ребекка не сегодня завтра вернется? А может, она ждала не Ребекку? Тогда кого? Эллу? Мэйлин жаловалась на артрит и другие болячки, но с головой у нее все было в порядке. Наверное, такие иллюзии свойственны и вполне психически здоровым людям. Байрон вспомнил, как после смерти матери отец несколько месяцев не мог убрать из гардероба ее одежду. Уильям даже разбрызгивал туалетную воду жены. Зачем отцу нужно было ее незримое присутствие? Байрон этого не знал, а спрашивать не решался.

Байрон остановился на пороге комнаты. Ему захотелось присесть на краешек кровати, однако он не позволил себе этого сделать. Одно дело обследовать дом Мэйлин, чтобы предложить Ребекке хоть какие-то ответы на ее вопросы. И совсем другое — прийти сюда, как в гости. Ведь его никто не приглашал.

Байрон остался стоять на пороге, вспоминая их разговор с Ребеккой сразу после самоубийства Эллы.


Ребекка сидела на кровати. Лицо было насквозь мокрым от слез. Она и сейчас продолжала плакать, судорожно всхлипывая. Байрон считал, что привык к плачущим людям. Он видел их с раннего детства. Но то было чужое горе. А сейчас перед ним была плачущая Ребекка, которую он привык видеть улыбающейся и смеющейся.

Он тихо подошел и обнял Ребекку.

— Ее больше нет, — прошептала та, уткнувшись ему в грудь. — Она умерла, Би. Понимаешь? Взяла и умерла.

— Понимаю.

В нескольких шагах от двери стояла Мэйлин. Она не входила к внучке. Поймав взгляд Байрона, она несколько раз одобрительно ему кивнула.

Байрон не помнил, сколько времени просидел с плачущей Ребеккой. Его рубашка промокла от ее слез. Бекс нужно было выплакаться, и Байрон терпеливо ждал, пока судорожные рыдания превратятся во всхлипывания. Потом он так же терпеливо ждал, пока они не начнут стихать.

— Почему? — Ребекка оторвалась от его груди и впервые за все это время посмотрела Байрону в глаза. — Почему она это сделала?

Байрон знал не больше Ребекки. Последние дни перед самоубийством Элла вела себя довольно странно. А утром, накануне своего исчезновения, она вдруг объявила, что рвет с Байроном отношения. Они никогда не ссорились и даже не спорили… вплоть до того утра. Байрон думал, что ей хорошо с ним.

Что случилось?

Услышав о разрыве, Байрон ни о чем больше не мог думать. Элла и тогда не кричала, ни в чем его не упрекала. Она была тихой и грустной. Байрон не отваживался рассказать об этом Ребекке. За неполную неделю его жизнь круто изменилась. Совсем недавно Байрон считал, что у него есть близкая подруга Элла и хорошая приятельница Ребекка. Потом — поцелуй с Ребеккой и страх, что он потеряет их обеих. А теперь — он обнимает заплаканную Ребекку, и они оба пытаются докопаться до причины, толкнувшей Эллу на самоубийство.

Может, они оба виноваты в ее смерти?

— Не бросай меня. Обещай, что ты меня не бросишь, — прерывающимся голосом прошептала Ребекка. Ее кулак упирался ему в грудь. — Она покинула нас, и теперь… Ведь могла же она нам сказать, чем мы ее обидели? Хотя бы мне одной. Она всегда же мне все рассказывала. Ну, почему она мне ничего не сказала?

— Я не знаю, Бекс.

— Обещай мне, Байрон. — Ребекка судорожно вытирала щеки краешком простыни. — Обещай, что у тебя не будет от меня секретов. Обещай, что ты не бросишь меня и не…

— Обещаю, — торопливо произнес Байрон.

Его тут же захлестнуло чувство вины. Имел ли он право что-либо обещать Ребекке? Особенно сейчас, когда ее сестра и его подруга покончила с собой при непонятных обстоятельствах. Он не должен был думать о Ребекке иначе как о своей доброй приятельнице. А он думал совсем иначе, и началось это задолго до смерти Эллы.

И та об этом знала.

— Обещаю, — несколько раз повторил Байрон. — Никаких секретов от тебя. Я никогда тебя не брошу. Никогда.


Не прошло и года, как Ребекка сама бросила его. Она покинула Клейсвилл и Байрона.

— Мэйлин, ну, как я ей скажу, что тебя убили? — спросил он у пустой комнаты.

Байрон заглянул и в другие комнаты. Бывшая комната Эллы давно не убиралась. Кровать там стояла без постельного белья, загроможденная какими-то коробками. Мэйлин не стала устраивать святыни из комнаты умершей внучки. Комната Эллы походила на обычную гостевую комнату в доме, где не бывает гостей. А бывшую комнату Джимми Мэйлин вообще захламила до крайности. Кровати там вообще не было. Вряд ли убийца заглядывал в эти комнаты. Присланные Крисом уборщики, возможно, заглядывали, но у них не было распоряжения наводить порядок еще и на втором этаже.

Байрон спустился вниз, взял со стола безымянную бутылку и вышел из дома, защелкнув замок двери.

Мотоцикл стоял там, где Байрон его и оставил, куртка на месте. А на пассажирском сиденье сидела девчонка-подросток и болтала босыми ногами.

— Эй! — окликнул ее Байрон.

Девчонка вскинула голову и, продолжая болтать ногами, уставилась на него.

— Слезь с моего мотоцикла! — потребовал Байрон.

Он спрыгнул с крыльца и бегом пересек лужайку. Можно было бы схватить девчонку за руку и потребовать объяснений. Однако что-то удерживало Байрона от этого. В конце концов, девчонка ничего с ним не сделала. Просто немного посидела и все.

Она не стала дожидаться, когда Байрон окажется рядом. Спрыгнув с сиденья, девчонка отбежала назад. Теперь от Байрона ее отделял тяжелый «Триумф».

— Она умерла, — сказала девчонка, как-то странно морща лоб. — Женщина, которая здесь жила.

— Ты ее знала?

Байрон стал припоминать, не видел ли он где эту девчонку. Похоже, что нет. Во всяком случае, у тех, кого он знал, точно не было такой сестры или дочери.

— Ей перестали приносить молоко, — со вздохом сообщила девчонка и тоскливым взглядом обвела крыльцо. — Вчера было молоко, а сегодня нет. Я есть хочу.

— Понимаю, — сказал Байрон.

Скорее всего, сбежала из дома и забрела в Клейсвилл. Поскольку бездомных в городе не было, не было и приютов, какие встретишь в других городах. Скорее всего, службы, занимающейся приемными детьми, в Клейсвилле тоже не было. Если ребенок оставался вдруг без родителей, его забирали к себе родственники или соседи. Во всяком случае, Байрон не слышал о бездомных или брошенных детях.

Байрон достал из куртки мобильный телефон.

— Скажи, куда позвонить, и я позвоню. Ты ведь вроде не отсюда? У тебя есть родственники в Клейсвилле? Я им позвоню, и они за тобой приедут.

— Нет. Я никуда не пойду. Не сейчас, — шепотом ответила девчонка.

Обычный ответ упрямого подростка, но у Байрона почему-то вся спина покрылась мурашками. Он поднял голову. Девчонки рядом уже не было.

6

От дома Мэйлин шериф Кристофер Мак-Инни поехал к рабби Вольфе. Согласно графику дежурств, всю эту неделю в городском совете дежурил молодой клейсвиллский раввин.

Из книг и телепередач шериф знал, что другие города управляются совсем не так, как Клейсвилл. Здесь же мэра окружал весьма странный городской совет, куда входили лица светские и духовные. Никто из жителей города не стремился быть избранным в этот совет, поскольку выборов, как таковых, тоже не существовало. Каждый член совета, решивший уйти со своего поста, находил себе замену. Так же поступал и мэр. Население Клейсвилла (включая пригороды) не превышало четырех тысяч человек. Какой бы странной ни казалась здешняя система управления, но благодаря заботам мэра Уиттакера и городского совета, в Клейсвилле почти практически не было серьезных преступлений. В большинстве своем жители не стремились уехать из города, а те немногие, кто уезжал, обязательно возвращались обратно. Клейсвилл был безопасным и предсказуемым городом. Городские власти стремились сделать все, чтобы таким он и оставался. От шерифа требовалось совсем немного: соблюдать протокол.

А вот соблюдение этого протокола порой доставляло Крису настоящую головную боль. С мыслью об этом он подъехал к дому рабби. Заглушив мотор, шериф не торопился вылезать из салона. Вольфе приехал в Клейсвилл сравнительно недавно и постоянно забывал о существовании тем, обсуждение которых было вполне нормальным делом для членов городского совета, но у всех прочих горожан вызывало приступы сильной головной боли.

Должно быть, Вольфе видел подъехавшую машину. Он выбежал на широкое крыльцо своего уютного, ухоженного домика, построенного в стиле 30-х годов прошлого века. Сейчас рабби больше напоминал плотника, нежели раввина. За ухом у него торчал карандаш, а рукава рубашки были по локоть закатаны. Едва приехав, Вольфе тут же предложил городскому совету толковый план реставрации обветшавшего жилья, за что его и избрали в совет. Надо сказать, рабби умел держать в руках плотницкие инструменты и свое жилище привел в порядок сам. Так что выражение «работать засучив рукава», имело к нему самое прямое отношение. Кстати, на заседаниях городского совета рабби Вольфе тоже частенько сидел с засученными рукавами.

Дальше оставаться в машине было просто невежливо. Кристофер вылез и захлопнул дверцу.

— Добрый день, шериф, — приветствовал его раввин. — Надеюсь, все в порядке?

Все это было сказано ровным, дружеским тоном, без намека на беспокойство, но они оба знали: просто так шериф не приехал бы.

— Я не отниму у вас много времени, — сказал Кристофер, идя по плиткам дорожки.

— Я никуда не тороплюсь, — улыбнулся Вольфе. — Прошу в дом.

— Разговор недолгий. Мне вполне хватит и крыльца, — улыбнулся Крис.

Ему нравился молодой рабби, решивший поселиться в Клейсвилле. Он был бы рад посидеть с Вольфе за чайком или кофейком, но после нескольких минут разговора у шерифа начинала жутко болеть голова. А сегодня, как чувствовал Кристофер, она ему еще пригодится.

— Чем могу быть полезен? — вежливо спросил рабби Вольфе.

— В смерти миссис Барроу есть ряд странных особенностей, — сказал шериф, стараясь говорить как можно мягче. — Жителям города вряд ли нужно о них знать, но я подумал, что вам стоит поставить в известность остальных членов городского совета. Кому-то из вас следует зайти к Уильяму.

— Мы должны о чем-то рассказать мистеру Монтгомери?

Шериф слегка пожал плечами.

— Думаю, он уже знает. Он видел ее тело.

Рабби Вольфе понимающе кивнул.

— Хорошо. Вечером я созову заседание городского совета. Вы знаете…

— Нет, я ничего не знаю, — перебил его Кристофер. — И не хочу знать.

— Правильно, — лицо раввина сделалось непроницаемым. — Благодарю вас, шериф.

— Я всего лишь делаю свою работу, — снова пожал плечами Кристофер.

Кивнув раввину, он повернулся и быстро зашагал к своей машине. Кристофер Мак-Инни вовсе не был трусом. Если требовалось, мог пустить в ход кулаки и даже оружие. Но он решительно не хотел знать того, чего ему не следовало. Любой наблюдательный человек подтвердит: в жизни полно моментов, когда лучше всеми силами избегать вопросов. Тогда события будут разворачиваться именно так, как надо.

7

Покончив с делами, среди которых были и отцовские поручения, Байрон еще какое-то время покатался по окрестным дорогам, чтобы освежиться, и, наконец, остановился возле бара «Галлахер» — его всегдашнего вечернего пристанища. Бар считался лучшим заведением в городе: деревянные полы, деревянная стойка, бильярдные столы, доски для любителей поиграть в дартс, холодное пиво и качественные напитки покрепче. Такие бары встречались Байрону и в других местах, поэтому «Галлахер» всегда создавал у него иллюзию, будто он находится за пределами Клейсвилла. Здесь Байрон мог расслабиться, в том числе и после закрытия бара.

Но только не сегодня.

Поначалу было очень даже неплохо, однако с наступлением вечера его напряжение все усиливалось. Он не провел здесь и получаса, а уже трижды смотрел на часы, чтобы не опоздать в аэропорт. В какой-то момент Байрон понял, что едет в аэропорт, и повернул назад. Потом это повторилось. Ему действительно очень хотелось увидеть Ребекку, но захочет ли она этого? Не слишком-то приятно, когда тебя встречает сын владельца похоронного заведения.

— Собираешься что-нибудь выпить или просто греешь свой табурет? — спросила Эмити, скрывая улыбкой язвительность вопроса.

С момента его возвращения Эмити стала для Байрона настоящей находкой. Она никогда ничего не требовала и довольствовалась тем, что он мог предложить.

— Байрон, я тебя спрашиваю, — уже не столь уверенным тоном повторила Эмити.

— Выпить, — коротко ответил Байрон, постучав по пустому бокалу.

Бросив на него оценивающий взгляд, Эмити взяла бокал и насыпала туда лед. Она была хорошенькой и не обиженной вкусом. Заколки в виде костлявых рук скелета скрепляли ее золотистые волосы. За стеклами очков в толстой красной оправе прятались темные глаза, щедро подведенные серыми и пурпурными тенями. Эмити любила облегающие блузки. Сейчас на ней была одна из ее любимых — черная, с изображением мультяшного монстра и двумя фразами: «Сделал ставки?» спереди и «Сорвал куш?» сзади. Эмити была на четыре года младше Байрона. Естественно, в старших классах он не обращал внимания на таких малявок, а вот по возвращении домой заметил. Эмити старалась жить без излишних сложностей. Их отношения с Байроном строились по той же схеме, какой от него добивалась Ребекка: никаких привязок, никаких влюбленностей и разговоров о будущем.

«Наверное, я изменился», — подумал Байрон.

Эмити украдкой посмотрела на него. Байрон молча смотрел, как она наливает в бокал тройную порцию шотландского виски. Тогда он достал из бумажника кредитную карточку. Одной рукой Эмити взяла карточку, а другой вытащила из-под стойки новую подставку и поставила на нее бокал.

— Все будет в порядке, — сказала она.

— Что именно? — не понял Байрон.

— Я о нападении, — ответила Эмити, поворачиваясь к кассовому аппарату.

— Нападении, — вслед за ней медленно повторил Байрон.

Она кивнула, продолжая заниматься его карточкой.

— Да, Байрон. Все будет в порядке. Ты должен верить… Все мы на это надеемся с той самой минуты, как узнали о ее смерти.

Байрон застыл. Слова Эмити лишний раз напомнили ему, как мало они разговаривают. Ведь он почти ничего не знает о жизни этой девушки, ни о ее интересах, ни о ней самой.

— Ты говоришь о Мэйлин? — на всякий случай спросил Байрон.

— О ком же еще? — вопросом ответила она, вставляя карточку в приемник.

Кассовый аппарат ожил и начал печатать чек. Эмити вернула бутылку с виски на полку.

— Мэйлин была хорошей женщиной.

Байрон помолчал, взял бокал и только потом спросил:

— А она здесь бывала? Что-то я ее у вас не видел.

— Бывала, но редко. — Эмити прислонилась к стойке и чуть нагнулась, чтобы их глаза были на одном уровне. — Я больше ее знаю по рассказам сестры. Мэйлин ходила на заседания городского совета, а Бонни-Джин с прошлого года получила там место. Вот так.

Байрон снова взглянул на часы. Скорее всего, самолет Ребекки уже сел.

— Эй, Байрон.

Эмити прикрыла его ладонь своей. Байрон поднимал глаза и каждый раз опускал взгляд с ее лица на ладонь обратно.

— Все устроится наилучшим образом. Ты должен в это верить, — сказала Эмити.

— Почему-то мне кажется, что ты знаешь вещи, которых не знаю я?

— Потому что не все так надолго уезжают из Клейсвилла. Те, кто остается, иногда узнают такое, чего не знают уехавшие.

Она стиснула ему руку.

— Но и ты наверняка знаешь что-то, о чем я и не подозреваю.

Байрон не убрал свою руку. Обычно Эмити не усложняла их разговор, если они вообще о чем-то говорили. Байрон пригубил бокал и стал пить большими глотками.

— Расслабься, — засмеялась Эмити. — Никаких привязок. Помнишь? Или ты испугался, что я вдруг решила поменять правила?

Она снова засмеялась. Байрону стало легче.

— Нет, — соврал он.

— Значит… после того, как я закрою бар…

Намек повис в воздухе.

Обычно Байрон сидел до закрытия «Галлахера», только если соглашался на предложение Эмити. Но сегодня он не мог. Он чувствовал себя виноватым, понимая, насколько это глупо. Байрон не мог остаться с Эмити, зная, что Ребекка вернулась в Клейсвилл. Но сказать ей об этом не решался.

— Я имею право повторного посещения? — улыбаясь, спросил он.

— Возможно, — ответила Эмити.

Она перегнулась через стойку и поцеловала Байрона в щеку.

— Поезжай к ней.

Байрон стиснул бокал, стараясь ничем себя не выдать.

— К кому?

— К Ребекке.

— К Реб…

— Тебе же будет спокойнее, когда ты убедишься, что она благополучно долетела и добралась домой.

Энн вернула ему кредитку, подала чек и ручку.

— Откуда ты…

— Слухи, Байрон. О вас двоих много говорят. — Эмити ничуть не изменилась в лице. — Если тебе интересно знать, Ребекка о тебе вообще не говорила. Она как-то приезжала в Клейсвилл. Мэйлин нас познакомила. Мы поговорили о том о сем, но она и словом о тебе не обмолвилась.

Байрон рассеянно вертел в руках кредитную карточку. Ему хотелось спросить, была ли их встреча единственной. Может, они переписывались по электронной почте? Знала ли Ребекка, что он и Эмити… «Какая разница?» — злясь на себя, подумал Байрон. Он встряхнул головой, прогоняя дурацкие мысли. Ребекка еще несколько лет назад расставила все точки в их отношениях. С того вечера они больше не виделись и не говорили по телефону.

Байрон подписал чек, взял свой корешок и запихнул в карман вместе с карточкой.

— Вот уж не думал, что вы знакомы, — признался Байрон.

— Мы же с тобой почти не разговариваем, — ехидно улыбнулась Эмити.

— Я…

— Нет, Байрон, — решительно возразила она, словно угадав то, что он не произнес. — Мне не нужны слова, в особенности — пустые слова. Мне нравится то, что ты предлагаешь. Продолжай приходить сюда, даже если Ребекка и останется в городе.

— Мы с Ребеккой… Мы не…

— Приходи ко мне, — перебила его Эмити. — Но этим вечером мы оба заняты. Я уже сказала Бонни-Джин, что после работы поеду покататься… Тебе пора, Байрон.

Байрон привстал на табурете, притянул к себе Эмити и поцеловал в щеку.

— Мимо, — сказала Эмити, надув губы.

— А так лучше? — спросил Байрон, целуя ее в губы.

Эмити наклонила голову и посмотрела на него очень знакомым взглядом.

— Так лучше. Ближе к тому, что надо.

— До встречи, мисс Блю, — сказал Байрон, беря со стойки шлем.

Он был уже возле двери, когда до него долетели слова Эмити:

— Я очень надеюсь, Байрон.