Мелисса Марр

Жестокое милосердие

Энн Хопп за то, что она любит Донию больше, чем я;

за крылья фэйри и временные татуировки;

за то, что хорошие новости в письме всегда приберегала на конец;

за то, что спорила и не спорила со мной;

и за то, что однажды я не пришла к ней на субботний утренний чай,

поскольку меня ждали герои этой книги

ПРОЛОГ

Ниалл ходил по разгромленному татуировочному салону. Под ногами хрустели осколки разрисованных стекол. Пол был усеян баночками с чернилами, пакетами татуировочных иголок. Ниалл едва не споткнулся о развороченный электрический аппарат непонятного назначения. Хватало здесь и вполне понятного, на что он сейчас предпочитал не смотреть. Король Тьмы знал вспышки ярости и приступы гнева. Его не раз захлестывало горе. Порою он чувствовал себя беспомощным, а что-то заставало его врасплох. Но еще никогда все эти чувства не наваливались на него разом.

Ниалл остановился, нагнулся и поднял с пола изуродованные куски татуировочной машинки с обрывком провода. Сам не понимая зачем, он вертел в руках сплющенные останки машинки. Всего год назад такая же машина (возможно, даже эта) связала Айриэла со смертной девушкой, едва не рассорившей его с Ниаллом после их тысячелетнего союза. А ведь Айриэл отличался верностью и постоянством. За тысячу с лишним лет он стал частью жизни Ниалла и в радости, и в горе.

Он вдруг сжал расплющенный кусок металла и с силой всадил себе в руку. Хлынувшая кровь смешалась с успевшей высохнуть кровью на его ладонях. «Его кровь, — подумал Ниалл. — Кровь Айриэла — на моих руках и на моей совести. Я так и не сумел остановить Бананак».

Ниалл замахнулся снова, но вдруг кто-то крепко сжал ему запястье. Это была Чела, Гончая и подруга Габриэла.

— Не делай глупостей, — сказала она, отбирая у него злосчастную машинку. — Носилки уже готовы, и…

— Он проснулся?

Чела молча покачала головой и повела Ниалла в гостиную, где лежал Айриэл.

— Он поправится, — негромко произнес Ниалл, наблюдая за тем, как Чела воспримет его слова.

— Я тоже надеюсь, — сказала она, хотя в ее глазах сквозило явное сомнение.

Айриэл лежал среди обломков, грязи и пятен чужой крови. Рывками поднимающаяся и опускающаяся грудь свидетельствовала, что он еще жив, но судя по перекошенному лицу, ему было очень больно. Не верилось, что совсем недавно его глаза сверкали, а на губах играла язвительная улыбка.

Возле Айриэла хлопотал врачеватель, прикладывая ему к ране какие-то отвратительно пахнущие листья. Ниалл не знал, что хуже: смотреть на страдающее лицо Айриэла или на ком окровавленных бинтов, валявшихся рядом.

Чела, вторая по старшинству после Габриэла, тихо сказала:

— Знай, Ниалл: Охота — на твоей стороне. Габриэл так и заявил. Мы будем сражаться на твоей стороне. Мы не позволим Бананак приблизиться к тебе.

Ниалл подошел к врачевателю.

— Что скажешь?

— А что тут говорить? Возможностей только две: всячески поддерживать его, пока яд его не одолеет. Либо… избавить его от ненужных мучений.

— Нет! — закричал Ниалл, и перед ним закружились стражники бездны, разделяя гнев своего господина. — Ты его спасешь.

— Бананак ударила его ножом, сделанным из яда. По сути, он…

Последние слова врачевателя потонули в яростном рычании короля Тьмы.

Айриэл открыл глаза, схватил Ниалла за руку и прохрипел:

— Любовь моя, не убивай вестника, если тебе не по нраву весть.

— Заткнись, — пробурчал Ниалл, но руки своей не отдернул.

Другой рукой он подал сигнал фэйри, готовым переложить Айриэла на носилки и унести.

— Несите осторожно.

Ниалл отпустил руку Айриэла, чтобы фэйри смогли переложить раненого на носилки.

По выходе из разгромленного татуировочного салона Гончие плотно окружили Ниалла и бывшего короля Тьмы. Глаза Айриэла снова закрылись. Ниаллу вдруг показалось, что он перестал дышать.

— Айриэл! — тревожно позвал он.

— Не шуми.

Глаз Айриэл не открыл, но слегка улыбнулся.

— Ну и засранец же ты, — буркнул Ниалл, держа свою руку у него на груди, чтобы чувствовать дыхание и пульс раненого.

— И ты тоже, ганканак, — прошептал Айриэл.

А в это время, за много миль от Хантсдейла, Кинан стоял, прислонившись спиной к сырой стене пещеры. Снаружи небо над пустыней перемигивалось звездами, но его они не радовали. Кинану хотелось вернуться домой. Он затосковал по дому едва ли не на следующий день своего бегства сюда. «Теперь уже скоро», — подумал Кинан.

Он не жалел, что оказался здесь. Он должен найти ответы, а пока не нашел — возвращаться нельзя. Многие назвали бы его поступок сумасбродством, но, невзирая на трудности здешней жизни, Кинан был уверен: он поступил правильно. Он не любил сомневаться. Уверенность была у него в крови, только не всегда приводила его к мудрому выбору.

Кинан лег, закрыл глаза и покорился сну.

— Так, значит, ты добровольно выбираешь зимний холод?

У него под кожей вспыхнул солнечный лучик, и Кинан с радостью и надеждой подумал, что на этот раз все не кончится, как прежде, и что перед ним девушка, которую он так долго искал.

— Это то, чего хочешь ты, — сказала она, не отводя глаз.

— А ты понимаешь грозящие тебе опасности? — спросил Кинан. — Ведь если ты окажешься неподходящей, то тебе все равно придется нести в себе холод королевы Зимы, пока не найдется другая смертная, которая взвалит на себя эту ношу. И ты согласна предостеречь ее, чтобы она не доверяла мне?

Кинан умолк. Девушка кивнула.

— Если же твоя возможная преемница откажется, ты должна будешь найти другую, третью и так до тех пор, пока кто-то не согласится. Только тогда ты получишь освобождение от холода, — добавил он, придвигаясь к ней.

— Я все понимаю.

Девушка подошла к кусту боярышника, склонилась над ним. Листья зашуршали по тыльным сторонам ее ладоней, норовя пробраться внутрь.

Неожиданно девушка выпрямилась и отошла от куста.

— Я понимаю и очень хочу тебе помочь… но не могу. И не стану. Вот если бы я тебя любила, я бы смогла, а так… Я не люблю тебя. Прости меня, Кинан.

Ее тело обвивали стебли плюща, становясь ее частью. Потом они потянулись к Кинану. Его свет потускнел.

Он упал на колени и… оказался перед другой девушкой. Этот ритуал Кинан совершал из века в век, говоря каждой девушке одни и те же слова. Он не мог остановиться, пока не найдет свою королеву. Эту девушку он уже видел и знал, что она отличается от остальных.

— Так, значит, ты добровольно выбираешь зимний холод? — спросил Кинан.

Девушка сверкнула на него глазами.

— Это совсем не входит в мои желания.

— А ты понимаешь грозящие тебе опасности? — спросил Кинан. — Ведь если ты окажешься неподходящей, то тебе все равно придется нести в себе холод королевы Зимы, пока не найдется другая смертная, которая взвалит на себя эту ношу. И ты согласна предостеречь ее, чтобы она не доверяла мне?

Кинан затаил дыхание, чувствуя, как под кожей вспыхивает солнечный свет.

— Я тебя не люблю, — сказала девушка.

— Если же твоя возможная преемница откажется, ты должна будешь найти другую, третью и так до тех пор, пока кто-то не согласится. Только тогда ты получишь освобождение от холода, — добавил он, придвигаясь к ней.

— Я все понимаю, но мне ни капельки не хочется прожить с тобой целую вечность. Я не хочу быть твоей королевой. Я не полюблю тебя, Кинан. Я люблю Сета.

Она улыбнулась кому-то, стоящему в тени, а затем направилась к кусту боярышника и… дальше.

— Нет! Постой!

Кинан протянул руку и его пальцы сжали посох королевы Зимы. Оглушающе громко зашелестели деревья. Кинан бросился вслед за девушкой. Он встал позади нее, а ее тень упала впереди.

— Прошу тебя, Айслинн. Я же знаю: ты — та, кто мне нужен…

Он протянул ей посох королевы Зимы и в надежде замер. На мгновение он даже поверил, но когда она повернулась и взяла из его рук посох, лед наполнил ее. Ее синие, похожие на летнее небо глаза подернулись инеем. Иней расползся по всему ее телу.

— Кинан! — прокричала Айслинн.

Шатаясь, она пошла к нему, однако Кинан бросился прочь, пока воздух не сделался ледяным от ее нескончаемых криков.

Ему стало трудно дышать. Он упал на колени, окруженный зимой.

— Кинан! — послышался голос другой девушки.

Он вскинул голову.

— Нет. Тебе нельзя. Откажись. Пожалуйста, откажись, — взмолился он.

— И не подумаю. Ты велел мне прийти, и я пришла. Вот я, стою перед тобой.

Она засмеялась.

— Ты говорил, что я тебе нужна.

— Дония, беги отсюда. Пожалуйста, беги, — потребовал он.

И все же, повинуясь многовековой привычке, Кинан спросил:

— Так, значит, ты добровольно выбираешь зимний холод?

— Да. Именно это я и выбираю, — пристально глядя на него, ответила Дония. — И этого я хотела всегда.

— А ты понимаешь грозящие тебе опасности? — спросил Кинан. — Ведь если ты окажешься неподходящей, то тебе все равно придется нести в себе холод королевы Зимы, пока не найдется другая смертная, которая взвалит на себя эту ношу. И ты согласна предостеречь ее, чтобы она не доверяла мне?

Он умолк, надеясь, что Дония вовремя скажет «нет».