— Это вряд ли…

— Ничего-ничего. Я просто предложил.

Мы отпили из бутылок.

— А куда мы можем пойти? — спросила наконец Кара.

— Куда хочешь, — ответил я. — В кино, просто погулять, а можешь показать мне свой салон — сама решай.

Кара пристально оглядела меня. Коротко, но подробно.

— Ладно, — сказала она, подумав.

— Что из вышеперечисленного тебе больше нравится?

— Всё! — рассмеялась Кара.

Я снова отхлебнул. Кара допила пиво ускоренными темпами.

— Готов? — спросила она.

— На всё и ко всему, — ответил я и встал.

Конечно, Кара — тупая трефовая шлюха, но она сама упала мне в руки. А я не из тех, кто упускает случай. Мне нужны деньги, и быстро, и Кара мне их обеспечит — добровольно или принудительно.

Глава 10 × Сеффи

Милая Калли!

Пожалуйста, пожалуйста, не покидай меня. Я не знаю, что буду делать, если и тебя потеряю. Тебя забрали у меня и отправили в детскую реанимацию. Мне так страшно. Но у тебя что-то не то с легкими, ты слишком быстро теряешь в весе, поэтому тебя положили в кувез. Я сижу на стуле рядом с кувезом и внушаю тебе, что надо поправиться. Чтобы потрогать тебя и погладить, нужно просовывать руки в два круглых окошка в стенке кувеза. Я пытаюсь направить на тебя через кончики пальцев столько любви и надежды, сколько могу наскрести, чтобы этот поток непрерывно омывал твою кожу и тек вокруг тебя и сквозь тебя. Нельзя даже взять тебя на руки, и это невыносимо.

Мне тут очень тяжко, я даже не думала, что будет так худо. В Больнице Милосердия только четыре кувеза. Всего четыре. Но у меня нет денег, чтобы тебя перевезли в частную больницу, где больше ресурсов и лучше условия. Огромные деньги, которые оставила мне бабушка, я получу, только когда мне стукнет двадцать один, а когда я съехала из дома после казни Каллума, отец перестал давать мне деньги. Я не могу попросить о помощи отца и не хочу просить мать.

Я эгоистка, да?

Калли, я не стану класть тебя на алтарь своей гордыни. Я подожду еще несколько часов, и, если тебе не станет лучше, если покажется, что тебе даже хуже, я сделаю всё, что должна, чтобы ты выжила. Даже отцу позвоню, если потребуется.

Если иначе будет никак.

Я чувствую себя совсем беспомощной — точь-в-точь как в тот день, когда убили Каллума. Нет, сейчас даже хуже, потому что, хотя я не могу удержаться и не надеяться на лучшее, я опасаюсь худшего.

Это все я виновата. После всех моих душевных терзаний я попыталась использовать тебя, чтобы отомстить своей семейке, своим так называемым друзьям, всем тем, кто дал твоему папе умереть — и даже слова не сказал, даже пальцем о палец не ударил. Никто даже не позвонил мне, чтобы показать, что ему все это интересно. Вот я и поместила объявление о твоем рождении во всех важных газетах — потому что ты для меня самое важное, понимаешь? Я думала, что к тому времени, когда объявление напечатают, мы с тобой вернемся в мою квартирку, но потом тебе стало хуже, и мы еще в больнице. Сестра Фашода сказала, что в больницу непрерывно названивают и обвиняют и меня, и саму больницу во всем подряд. Она с большим удовольствием сообщила мне, что нашлись и такие, кто считает, что Каллум еще легко отделался, что его повесили. Они думают, что его нужно было сварить в кипящем масле или сначала пытать на дыбе. А кое-кто считает Каллума предателем за то, что он связался со мной, «своей притеснительницей». Когда это мы с Каллумом успели стать символами и эмблемами, что за ерунда творится?! Когда мы перестали быть людьми — просто живыми людьми? Все эти небезразличные граждане, названивающие в больницу, полные яда, полные ненависти, — и Нули, и Кресты вперемешку. Я их и людьми-то называть не хочу. Буду называть их «перевертыши» — те, кто придерживается диаметрально противоположных взглядов, а по сути несет одну и ту же злобную чушь. Нулям и Крестам нельзя смешиваться. Нулям следует убираться туда, откуда пришли, — неважно, что это и где это.

Сама не знаю, чего я добивалась этими объявлениями. Наверное, просто хотела, чтобы они стали крепкой пощечиной отцу. А все обернулось наоборот. Даже если отец уже знает о тебе, какое ему дело до нас? Это он в ответе за смерть твоего папы, а я для него теперь пустое место. И хватило же мне глупости решить, будто его это как-то тронет!

Неужели все это происходит с тобой, Калли, потому что я поместила объявление в газетах? Не могу вынести мысли, что такое может быть. Неужели я хотела воспользоваться тобой, чтобы покрепче насолить отцу? Нет, не только это, честное слово. Я хотела, чтобы весь белый свет знал о тебе и о том, как любил тебя Каллум, — да, у меня было на это множество причин. А не только чтобы отомстить отцу.

Поправляйся, Калли.

Поправляйся — и я даю тебе честное слово, что больше никогда не воспользуюсь так ни тобой, ни фактом твоего рождения.

Только поправляйся.

Если я потеряю и тебя, и Каллума, я этого не переживу. Если ты умрешь, ты заберешь меня с собой. Не умирай, прошу тебя, прошу тебя!

Ох, Каллум, как жаль, что тебя здесь нет. Ты так мне нужен.

Глава 11 ∘ Джуд

По дороге в кино мы проходим мимо сквера с детской площадкой. Кара улыбается, глядя, как детишки носятся и заливаются хохотом. Сбоку площадки стоят ярко раскрашенные лазалки. Одна — в виде огромной звезды, сплетенной из толстых канатов на стальной раме, другая — в виде сине-желтого вертолета, третья — в виде красной ракеты. Три качели, карусель, тарзанка. Четыре малыша пытались разделиться на команды, чтобы наперегонки пройти полосу препятствий по лазалкам. Один, точнее, одна была нуль, остальные трое — Кресты. Они хотели разбиться на пары, но никак не могли решить, кто с кем.

— А я знаю, — сказала девочка-нуль. — Вышел нолик из тумана, вынул ножик из кармана, будет резать, будет бить, все равно тебе водить! Ты со мной, Майкл. Ну, на старт, внимание, марш!

Девочка и Майкл взялись за руки и побежали к лазалкам вместе, вторая пара — за ними. Я смотрел, как все они карабкаются на самый верх звезды и слезают вниз, причем каждая пара держится за руки. А девочкина считалка гремела у меня в ушах. Что она чувствовала, когда произносила ее? Понимала ли, что говорит? Я посмотрел на Кару. Она глядела на детей, и лицо у нее было странное. Потом повернулась ко мне и робко улыбнулась. Я не ответил.

— Ладно, пойдем, — сказала Кара. — А то на сеанс опоздаем.

Кара выбрала какую-то сопливую мелодраму. У меня весь фильм глаза слипались, но в последние десять минут Кара разбудила меня своими вздохами и всхлипываниями. Кошмар, да и только. Парень и девушка весь фильм охали, ахали, тосковали и страдали, но в конце концов, что неизбежно, поняли, что судьба им быть вместе, и жили долго и счастливо. Дайте хоть продохнуть! Кара пыталась скрыть, что плачет, но получилось у нее так себе. Я думал про ее семь салонов по всей стране. Думал о деньгах, которых у меня нет, но которые скоро могут появиться, если я сумею сблизиться с ней, и неохотно обнял ее одной рукой. Она тут же положила голову мне на плечо. Все не должно было быть так просто, вот честное слово, но, похоже, обчистить Кару до пенни будет как отнять конфетку у младенца. По пути обратно она все трещала про Дэли Мерсера, восходящую звезду крестового кино, которого она обожала.

— Он во всех фильмах, которые я видела, просто чудо. — Кара вздохнула. — И такой красавец, правда?

— Ну, я к нему как-то спокойно, — честно сказал я.

Она засмеялась:

— Было бы обидно, если бы ты на него запал!

— Скоро вроде бы выходит новый фильм с ним.

— «Опустошение», — сообщила Кара. — На той неделе премьера. Жду не дождусь.

— А там про что?

— Исторический фильм про призраков. Дэли играет богатого землевладельца в восемнадцатом веке, и у него есть тайна, которая может его погубить. И тут к нему в особняк приезжает богатая наследница, ее играет Десси Черада, и…

На этом месте я отключился. Даже хуже, чем эти розовые сопли, в которых мы только что чуть не потонули. Кара излагала мне сюжет несколько минут.

— Похоже, билеты расхватывают как горячие пирожки, так что нескоро я его посмотрю, — вздохнула она.

Лично я скорее дал бы вырвать себе ногти, чем стал смотреть эту трефовую тягомотину. Очередная киношка, в которой в кадре нет ни одного нуля, разве что в ролях рабов. Именно поэтому я особенно не люблю исторические фильмы. Но даже в так называемых современных фильмах нули встречаются редко и поодиночке.

Потом мы поели — ягненок карри и рис с кокосовой стружкой. Кара хотела заплатить, но я наотрез отказался. В итоге мы согласились разделить счет пополам. Когда я провожал ее домой, мне было понятно, что она хочет увидеться снова. Она не пригласила меня к себе, но было видно, что она борется с собой, стоит или нет. Я решил за нее, пожелав ей спокойной ночи.

— Может, еще как-нибудь встретимся, выпьем, то-се? — спросила Кара Робкая Трефа.

— С удовольствием, — ответил я.

Мы молча стояли у ее средних размеров домика со средних размеров садиком и средних размеров машинкой на подъездной дорожке — машинка была то ли серая, то ли серебристая, не различить в свете фонарей.