После этого она попросила оставить ее без кляпа, и дети разрешили ей. Вот только свободную руку снова завели ей за спину и связали вместе с другой. А тряпку и хлороформ оставили на виду, чтобы она не забывала, кто здесь хозяин.

Было еще одно маленькое удовольствие. Разговор.


— З

ачем вы это делаете, Дайана?

— Хммм?

Дайана закончила свои утренние дела и устроилась на кровати (которую аккуратно застелила) со своей непристойной — по крайней мере, так казалось Барбаре — книгой о древних обычаях. Она подняла голову и холодно посмотрела на нее.

— Почему вы делаете это со мной? Почему держите меня связанной? Зачем вообще вам это?

Барбара сидела спиной к Дайане, но видела ее отражение в зеркале туалетного столика.

— Не знаю. Это просто игра… — небрежно ответила Дайана.

Ее ответ ранил Барбару. Они не понимали, какую сильную боль причиняют ей; даже она не совсем понимала. Все только начинало копиться. Прошлая ночь была натуральным кошмаром.

— Это просто игра, — повторила Дайана, — к тому же, мы не причиняем тебе вреда.

— Причиняете, — уверенно заявила Барбара.

— Я не слышала, чтобы ты плакала, стонала и жаловалась.

— А как бы я смогла это сделать?

— Это не сложно.

— Откуда тебе знать?

— Оттуда же. — Дайана продолжала держать в руках книгу, хотя уже не притворялась, что читает. — Меня связывали. Покрепче, чем тебя. Всех нас по очереди.

— Вас? Вас пятерых? Всех вас?

— Угу, — невозмутимо ответила Дайана. — Это игра, в которую мы играли. Однажды я позволила им привязать меня за руки к стволу дерева, и они оставили меня так почти на весь день. В лесу. Было очень больно.

— И это игра?

— Угу. — Дайана снова пожала плечами.

— Как вам вообще в голову пришла та глупость? — Барбара едва не сказала «эта глупость».

— Не знаю. Такое можно увидеть по телевизору или в комиксах. — Она посмотрела на свою книгу. — Знаешь, что делали люди, когда осенью связывали последний сноп пшеницы и кто-то в этот момент проходил мимо гумна? Знаешь, что сделали с королем Англии раскаленной кочергой? В колледже ты много читала?

— Да. — Барбара потянулась в попытке размять мышцы плеч. Ее снова связали слишком туго. Больно. Тем не менее, она была осторожна; ей хотя бы оставили свободный рот. — Но не такое.

— О… — Дайана выглядела разочарованной. Видимо, вдруг решила, что колледж — это не для нее. — В любом случае, играть в Пленницу — не самая лучшая идея. Ты же занималась подобным в молодости.

— Вовсе нет. — Барбара не привыкла к тому, чтобы ее причисляли к старшему поколению. Это ее пугало.

— Хммм, — еле слышно произнесла Дайана, но при этом внимательно посмотрела на пленницу.

Барбара почувствовала на себе ее пристальный взгляд. Посмотрев в зеркало, она встретилась глазами с Дайаной. Возможно, та ей не поверила, а может, поверила и сочла это странным. Какова бы ни была причина, в ее взгляде присутствовала доля презрения, и Барбара, опустив голову, прервала разговор во избежание конфронтации.

На самом деле вопрос Дайаны пробудил воспоминание. Барбара жила в многоквартирном доме почти до самого окончания школы. Она помнила все ее неприятные отношения с другими детьми из ближайшего — густонаселенного — района. В частности, помнила приглушенные голоса и хихиканье детей в конце парковки в летних сумерках. Едва слышный доверительный шепот, который при ее приближении смолкал, сменяясь враждебными выкриками в ее адрес: «Помогла маме вымыть посуду?», «Эй, Барб, а как ты развлекаешься?», «Я знаю, что хотел бы с ней сделать…» Громкий гогот.

Если она и направлялась к ним, внутренне желая окунуться в тепло компании, которая так задушевно смеялась и разговаривала, то это сразу же отталкивало ее. Она могла бы пережить это, обратившись с вопросом к одной из сверстниц, или свернуть в сторону и притвориться, что идет куда-то с поручением, но в любом случае снова услышала бы за спиной доверительный шепот и хихиканье.

Они чего-то хотели от нее. Она чувствовала, что мальчики и девочки одинаково хотят, чтобы она что-то сделала. Или что они хотят что-то сделать с ней, а потом, формально, она станет одной из них. Барбара не знала, что это за предполагаемый ритуал инициации — ей представлялись самые разные дикости, — но она чувствовала, что это произойдет там, где неоткуда ждать помощи, что это будет в толпе, среди лапающих рук. А на следующий день будет слышаться все то же хихиканье. И она понимала, что даже если заставит себя пройти через этот ритуал, то расплачется или испугается в процессе, и тем самым отдалится от компании еще сильнее, чем сейчас. Поэтому стена одиночества, которую она возвела вокруг себя и которую другие хотели разрушить, лишь утолщалась. Она приближалась к другим детям настолько, насколько ей хватало смелости, но в конце концов всегда шла своим путем. Путем света и добродетели. Барбара не позволит пачкать себя. Ее не учили этому, просто она сама была такой по природе.

— Не знаю, как другие дети, — сказала она Дайане. — Но я никогда не играла в такие игры.

Видимо, кое-что, о чем думала Барбара в минуту молчания, — возможно, это передалось выражением ее лица, — дошло до Дайаны. Ее отражение в зеркале улыбнулось легкой презрительной улыбкой, и Барбара отметила, как сильно Дайана похожа на одну из хихикающих на парковке девочек.


З

а обедом они обсуждали ее, хотя Барбара не слышала всего, что они говорили. Позже, когда Джон пришел сторожить, он принес с собой некое напряжение, которое быстро заполнило пространство между ними. Оно было настолько осязаемым, что Барбара поначалу ничего не сказала, хотя все еще была без кляпа.

Джон подошел и без особой на то нужды проверил веревки. Затем удалился к другому креслу, которое находилось вне ее поля зрения и не отражалось в зеркале. Барбара услышала, как он сел, а затем снова наступила тишина, хотя напряжение в комнате по-прежнему сохранялось.

Через некоторое время Барбара снова повернула голову налево и краем глаза увидела, что Джон завязывает узлом один из неиспользованных кусков веревки (ее поразило, что они вообще были).

— Что ты делаешь?

— Ничего.

— Уверен?

— Конечно. — Он поднял глаза, слегка удивленный. — Что, по-твоему, я делаю?

Барбара нахмурилась и снова посмотрела перед собой, определенно нервничая. В воздухе что-то витало и не хотело уходить. Но когда Джон ничего не сказал и не сделал, она спросила:

— Джон, почему вы так со мной поступаете?

— Я не знаю. — На какое-то время он замолчал. — Мы думали, что будет весело, наверное.

— Разве весело причинять людям боль?

Ответа не последовало, но напряжение в комнате усилилось.

Барбара вздохнула. Вчера дети не заметили, что ей больно, либо им было все равно. Теперь она говорила им об этом, и в любом случае, казалось, не было никакой разницы. Чего она не могла понять, так это почему… Ладно, значит, останавливаться они не собираются. Но почему ни у одного из них она не могла вызвать ни намека на чувство вины, сочувствие или страх перед наказанием? Дайана была не слишком обходительна.

Я просто не могу достучаться до них, — сказала себе Барбара. Им все равно. Честно говоря, я отдаляюсь от них все больше и больше. Но это же не моя вина, не так ли?

Барбара задумалась на какое-то время.

Если разобраться, при чем тут вина? Ей был нужен результат, облегчение. Возможно, она смущала их. Глубоко вздохнув, Барбара сокрушенно произнесла:

— Прости, Джон. Я больше не буду тебя об этом спрашивать.

Джон, казалось, немного успокоился. Напряжение в комнате немного спало.

— О, все в порядке, — сказал он, — не нужно извиняться.

Когда Барбара промолчала, он спросил:

— Не слишком туго?

Вот!

Сочувствие!

Барбара была поражена. Она почти затаила дыхание, чтобы не спугнуть такую удачу. Что-то произошло. Что-то происходило. Теперь она чувствовала, что напряжение определенно спадает. Совершенно случайно она коснулась какого-то элемента управления, и теперь ситуация, возможно, улучшалась. Но что именно происходило?

Думай, — сказала Барбара себе (как обычно). Ответ здесь, где-то рядом. Нет, не буду, — сказала она. Мне это не нравится.

Тем не менее ее разум, словно лист фотобумаги, получил бледный отпечаток, и она вдруг уловила во всем происходящем закономерность. Это казалось невероятным, ведь речь шла о детях предподросткового и подросткового возраста. И все же правда заключалась в том, что эти ребятишки влюбились в Учительницу и решили сыграть с ней в эротическую игру. Не могу в это поверить, — сказала себе Барбара. Но она верила.

Дети, ученики, студенты, влюбившиеся в своих учителей — все это было в литературе, которую она читала в колледже. Информация крошечная, но она была. А теперь здесь. Только сейчас она поняла, что от Джона исходило то же самое ощущение, что и от мужчин постарше, которые думали, что у них есть шанс переспать с ней. Такие ловушки подстерегали на вечеринках, в автомобилях и на улице, когда к тебе подходили и приобнимали за плечо. Барбара прекрасно была с ними знакома и (обычно) тщательно избегала их. И вот опять. Сомнений быть не может. Такое ни с чем не спутать.