— Нам всем лучше быть здесь, когда потребуется ее перемещать, — задумчиво произнес Джон. Эта идея, похоже, не радовала его. — Нас пятеро — мы должны справиться.

— Я тут кое-что выяснил… — начал Бобби.

— Записывай. — Джон проигнорировал его.

— А как насчет кормления? — спросила Синди.

— Да, это тоже важно.

— Думаю, нужно раз в день давать ей хлеб и воду, — на полном серьезе сказал Поль. — Знаете, как при диете.

— Зачем? — спросила Синди. — Она же не толстая.

— Чтобы ослабить ее. Бобби говорит, что она сильная, поэтому сделаем ее слабой. Наша мама сидит на диете. Она вообще ничего не ест в течение дня, только морковь, сельдерей, обезжиренное молоко и тому подобное, при этом она всегда слаба и утомлена. К тому же, — сказал он, — мы сможем делать с пленницей все, что захотим.

— Ваша мать действительно ест эту дрянь?

— Как и все взрослые. Они боятся разжиреть и умереть.

— Ой, умирают только от курения и рака, — сказала Синди. — Вы что, телевизор не смотрите?

— Заткнись, Синди, — сказал Джон, но достаточно мягко. — Хорошо, как мы будем кормить ее? Что произойдет, если мы вытащим кляп, а она начнет орать во все горло?

— У нас остался хлороформ отца Бобби, — сказал Пол. — Можем сказать ей, что, если она закричит, мы усыпим ее и вообще не будем кормить.

— Тряпка все еще пропитана этим средством. — Бобби подумал и вынужден был согласиться. — Я положил ее обратно в банку.

— Все равно никто ее здесь не услышит, — холодно произнесла Дайана.

— Знаю! Включим телевизор погромче, я видела такое по телику, — из Синди лился неконтролируемый поток слов. — Так все подумают, что звук идет из него.

— В любом случае, мы все должны быть здесь, когда будем убирать у нее кляп, — сказал Джон. — Пятеро лучше, чем двое. Запиши это, Дайана.

— Еще одно, — сказала Дайана, записывая. — Все знают, что у Бобби и Синди есть няня, которая делает всю работу по дому и заботится о них, — она посмотрела на Синди. — Если в доме будет грязно, а во дворе беспорядок и куча мусора, любой проходящий мимо захочет зайти и выяснить, в чем дело.

— Я не грязная, — сказала Синди.

— Тебе следует умыться и причесаться.

— Ой, а я думала, что без нее мы будем свободными…

— Мы свободны, тупица, — сказал Бобби, — но это не значит, что ты можешь делать все, что захочешь.

— Это не означает, что вы можете делать то, что хотите, — сказал Джон. — С этого момента мы должны быть особенно осторожны. Должны делать то, что обычно делают они. — Под «они» подразумевались взрослые, совершенно другая команда (и все дети это понимали).

— Верно. Прежде всего, мы должны оставаться опрятными. Не устраивать бардак. Во-вторых, мы все должны внести свой вклад и помочь навести порядок, — сказала Дайана. — Да, должны, — добавила она посреди всеобщего молчания.

— Мне больше нравилось другое — когда она делала всю работу, — сказала Синди. — По крайней мере, она была нашим другом и играла с нами.

— Другом, — усмехнулся Джон. — Она была очень властной. Будь я в твоем возрасте, я бы не хотел, чтобы она нянчилась со мной.

— Повзрослей, — сказал Бобби. — Мы уже не дети, чтобы все время играть. Даже ты.

— Ты о чем это? — вдруг встрепенулась Синди, в голосе у нее сквозило недовольство. Та любовь между братом и сестрой, которую они проявляли ранее, моментально развеялась.

— Оставь ее в покое, — сказал Джон. — Что еще?

— Телефонные звонки, — произнесла Дайана.

— Да, с ними нужно поосторожнее…

— И еда, — сказала она. — Вам двоим неделю надо чем-то питаться. Мы должны делать покупки…

— Это легко, — сказал Бобби. — У нас есть открытый кредит в магазине у Тиллмана. Он самый ближайший, и его хозяин занимается доставкой. Можно сделать заказ по телефону, он принесет его на крыльцо и оставит. Он всегда…

— И у него есть маффины! — воскликнула Синди.

Дайана хмуро посмотрела на нее.

— А тебе придется готовить…

— Будем жарить на гриле всякие штучки, как папа! — К Синди медленно возвращался энтузиазм.

— И овощи тоже.

— Ты не моя мать.

— Делай, как она говорит, — сказал Бобби. — Еда должна быть такой же, как всегда. Будто ничего не случилось.

— Тогда зачем мы все это делаем? — Улыбка сошла с лица Синди.

— Хочешь купаться в любое время? — произнес Бобби. — Хочешь не спать допоздна и смотреть фильмы по телику, которые тебе нельзя смотреть? Хочешь попробовать папин виски?

— Ну…

— Просто должны быть правила.

— Да, но это лишает удовольствия.

— Нет, не лишает, — сказал Пол, дергаясь от нервного тика. — Вот увидишь.

Синди вздохнула, вскочила на ноги и направилась на кухню. Она шла так, будто чувствовала, что обладает правом вето, которое давало ей власть над старшими детьми. Пусть подождут. Из кухни донесся хлопок дверцы холодильника, а затем голос Синди.

— Ладно, — неохотно согласилась она.

Джон фыркнул, но не без легкого веселья.

— Хорошо. Какие правила на данный момент?

Дайана протянула ему блокнот. В нем аккуратным мелким почерком было написано:

1. Присматривать за ней.

2. Перемещать ее — присутствовать всем.

3. Вытаскивать кляп — присутствовать всем.

4. Быть опрятными, делать уборку.

5. С осторожностью относиться к телефонным звонкам.

6. Есть — ходить по магазинам.

7. Волосы Синди.

— Да, а что с телефоном? — Джон передал блокнот Полу. Бобби перегнулся через его плечо и стал читать вместе с ним.

— Говорим всем, что она принимает ванну, — сказала Дайана.

— Или на пляже с кем-нибудь из нас, — добавил Пол.

— Или повезла Синди в Брайс, — предложил Бобби.

— Ладно. — Джон выглядел убежденным. — Что-нибудь еще?

— Прочитайте ваши правила, — сказала Дайана. — Давайте сначала приберемся там, где необходимо, а потом выясним, нужно ли ей что-нибудь.

— Я займусь кухней, — сказала Синди с порога.

— Вымой лицо и руки, надень чистое платье и расчеши волосы, — сказала Дайана.

— Расчесывать волосы больно.

— Хорошо, я причешу тебя.

— Все равно больно.

— Нет, если я буду это делать.

— Синди! — Бобби посмотрел на нее. Он был сильнее.

— О-о-о…

— И все-таки кухней займусь я, с кем-нибудь. Я знаю, где что хранится, — сказал Бобби. — Потом можем поднять Барбару с кровати.

— Класс, — сказал Пол. — Мне это нравится.

Б

арбара уже догадалась, кем будут остальные члены Свободной Пятерки. Этих же самых детей она брала с собой купаться накануне днем — в воскресенье. Помогала мальчикам плавать австралийским кролем, не пускала Синди в ту часть реки, где течение было самым сильным, и сама немного тренировалась (Дайана лишь немного побродила в воде, затем вышла на берег, села и стала наблюдать).

Свободная Пятерка — это просто сообщество детей (назовем их детьми, — сказала себе Барбара), вынужденных торчать в деревне, где им не с кем играть, кроме как друг с другом. И точно так же, как Барбара охарактеризовала Бобби как мужественного и надежного, а Синди как избалованную и забавную, она быстро сформировала дружественное мнение и об остальных.

Джон был довольно крупным и сильным для своих шестнадцати — как она определила — лет. Симпатичный мальчик, в чьем голосе уже чувствовались твердость и зрелость. Он был вежлив и внимателен по отношению к остальным, при том что они — за исключением Дайаны — были моложе, что его, возможно, раздражало. И все же вид у него был какой-то потерянный. Даже за те короткие часы, что они провели все вместе на берегу маленькой речки к северу от дома Адамсов, он то и дело, казалось, уплывал куда-то, думая о чем-то или, точнее, пытаясь разобраться в чем-то, выходящем за рамки его опыта и нынешних возможностей. Хотя не стоило придавать этому большое значение, тем более что речь шла о подростке. Барбара предполагала, что поскольку Джон уже не ребенок и еще не взрослый (какой она, безусловно, считала себя), то он просто находился в процессе самоутверждения, поиска своего призвания. Это делало его довольно милым, а ее — более доброжелательной по отношению к нему. С Джоном она испытывала ощущение христианского превосходства, вызывавшее у нее желание помогать ему и видеть его успех.

Пол — бедняжка — был полным недоразумением. Эта мгновенная оценка основывалась не столько на его худощавой фигурке, тонких губах, каштановых волосах и «гномьих» очках в стальной оправе, сколько на манере поведения. Пол был изворотлив. Как девушка Барбара испытывала легкое отвращение, и при этом по-матерински жалела его.

Пол подергивался от нервного тика, переминался с ноги на ногу, словно под ним горела земля. Крутил головой и вытягивал шею, когда говорил. Он будто изо всех сил пытался выразить словами и действиями неистовый поток идей, которые нельзя было ни проверить, ни проанализировать. Голос у него срывался на фальцет, глаза бегали по сторонам. Муки этого существа, очевидно, были вызваны метаниями между внешним миром, в котором он был вынужден жить, и внутренним, который был виден только ему. Со временем он вырастет в нечто проворное, яркое, сложное и до смешного уродливое — в профессионального изобретателя ненужных вещей, компьютерного мастера, преподавателя чего-то теоретического и мало понятного. Словом, тоже станет цивилизованным, «нормальным» и полезным, но только после того, как в нем утихнет этот зуд. А пока он оставался этаким дергунчиком.