«Вы обладаете редким темпераментом – и не только сексуальным, могу добавить».

Он, несомненно, имел в виду ночь, которую они провели вместе, откровенно напомнил ей, что знает ее в библейском смысле, и обвинил в том, что она трусливо прячется за спокойной жизнью вместо того, чтобы стремиться к счастью.

Но это была не трусость. Это был с трудом обретенный здравый смысл.

«Если бы только в этот вечер он не был так потрясающе красив», – подумала Фрэнсис, проходя впереди Лусиуса в двери Зала торжеств. В черном, великолепно сшитом сюртуке, в расшитом серебром жилете и белой рубашке с модно завязанным шейным платком он был просто неотразим, а суровое лицо с квадратным подбородком и внимательными светло-карими глазами добавляло его облику мужественности.

Но затем Фрэнсис позабыла свои тревоги, осознав, что действительно присутствует на балу в Зале торжеств. Она поняла, что по крайней мере одной из причин для решения пойти на вечер было ее желание снова стать частью такого собрания – она скучала по обществу. Без него она не чувствовала себя безмерно несчастной, но она по нему скучала. Глядя на гостей, прохаживавшихся по холлу с высоким потолком, Фрэнсис ощутила неожиданный прилив возбуждения.

Виконт Синклер положил ей руку на талию, чтобы направить ее вперед, но прежде чем Фрэнсис успела почувствовать что-то большее, чем дрожь, вызванную его прикосновением, к ним торопливо подошла мисс Маршалл, юная, хорошенькая и крайне взволнованная – ожидая их, она, должно быть, выглядывала из дверей бального зала.

– Мисс Аллард, вы так любезны. – Она протянула обе руки так же, как на Брок-стрит, сжала руки Фрэнсис и поцеловала ее в щеку. – Мы с дедушкой прибыли не больше пяти минут назад. Ида, Лус, клянусь, мы просто ползли. Вам очень идет серебристый цвет, мисс Аллард. Ваше платье великолепно сочетается с цветами Луса. – Эйми тихонько засмеялась.

Господи, что за неуместное замечание! Девушка взяла ее под руку, и Фрэнсис, весело улыбнувшись, отпустила руку Лусиуса и пошла вместе с ней к бальному залу, а лорд Синклер последовал за ними.

– О Боже! – воскликнула Фрэнсис, остановившись на пороге зала. – Я видела зал только при дневном свете. Но ведь правда, когда зажжены все свечи, он кажется еще больше и величественнее?

Под потолком висели люстры с горящими свечами; оркестранты на возвышении настраивали инструменты; разделившись на группы, гости, стоя или сидя, вели разговоры, а некоторые прохаживались вокруг площадки для танцев.

Фрэнсис решила, что должна запомнить все до мельчайших деталей, чтобы на следующее утро могла подробно рассказать обо всем своим подругам.

– Это первый бал, который вы посещаете за последнее время, мисс Аллард, не так ли? – поинтересовался виконт Синклер.

В тот день за чаем она сказала ему и его дедушке, что никогда не была здесь на балу, но сейчас мгновенно поняла значение его слов и, обернувшись к нему, увидела ожидаемый почти сатанинский блеск у него в глазах.

– Да, – ответила она, – так и есть.

– Похоже, на нем будет довольно много людей, хотя мы в Бате и, следовательно, нельзя ожидать большой толчеи. Разумеется, бал может быть совершенно восхитительным и тогда, когда на нем присутствует лишь несколько гостей. Достаточно всего двух, при условии, что это мужчина и женщина, чтобы они могли вместе танцевать. Даже оркестр не обязателен.

– Какая глупость, Лус! – весело рассмеялась его сестра.

– Вы со мной не согласны, мисс Аллард? – Виконт Синклер, подняв брови, не сводил глаз с Фрэнсис.

– Но ведь тогда это будет не настоящий бал, верно? – Фрэнсис старалась не покраснеть, ей нельзя было краснеть.

– И этим мужчине и женщине вскоре могли бы надоесть танцы, и они стали бы искать другого развлечения, – добавил Лусиус. – Вы совершенно правы. По-моему, мы должны быть благодарны, что сегодня вечером здесь столько людей.

Фрэнсис не могла понять, зачем он это делает. Ему явно не доставляло удовольствия видеть ее в те три встречи после его приезда в Бат. К счастью, в этот момент к ним подошел граф Эджком. Поздоровавшись с Фрэнсис и склонившись к ее руке, он объяснил, что оставался в бальном зале с внучкой, пока она была одна, а сейчас, если они не возражают, отправится в картежную комнату.

– Дома я танцевала на нескольких неофициальных приемах, – призналась по секрету мисс Маршалл, пока виконт Синклер провожал дедушку в другую комнату, – но никогда не была на таких больших балах. Кэролайн и Эмили будут мне завидовать, когда я завтра напишу им и обо всем расскажу.

Фрэнсис отметила, что среди присутствующих не так уж много молодежи, и, хотя сначала она была ослеплена пышными нарядами гостей, при ближайшем рассмотрении оказалось, что только несколько человек были одеты в стиле, подобающем великосветскому балу. Правда, Фрэнсис это обрадовало, так как она боялась, что будет чувствовать себя белой вороной в своем менее чем модном платье.

– Бал довольно большой, но в следующем году, мисс Маршалл, выехав в свет, вы будете приятно удивлены, обнаружив, что можете принять участие в еще более грандиозном празднестве.

– О, прошу вас, называйте меня просто Эйми, – сказала девушка, а затем, просияв, подняла веер и помахала кому-то на противоположном краю площадки для танцев. – Там Роуз Абботсфорд с мамой и, наверное, это ее брат, о котором она говорила. Он ужасно красивый, правда? – спросила она и раскрыла веер, когда к ним вернулся Лусиус.

– Эйми, прежде чем заигрывать со всеми молодыми людьми в зале, вспомни, что ты должна танцевать со мной танец, открывающий бал, – сказал он. – А иначе мама, пожалуй, снимет с меня голову за то, что я вообще разрешил тебе прийти сюда.

А затем какой-то джентльмен поклонился Фрэнсис, и она увидела, что это мистер Блейк.

– Мисс Аллард, я не смел надеяться увидеть вас здесь сегодня вечером, – сказал он. – Но я, безусловно, очень рад.

Мистер Блейк взглянул на двух ее спутников, и Фрэнсис, сделав реверанс, представила его им, хотя он, конечно, видел их на званом вечере у Рейнолдсов.

– Милорд, – обратился мистер Блейк к виконту Синклеру, – с вашей стороны чрезвычайно любезно пригласить сюда мисс Аллард в качестве своего гостя.

– О, мистер Блейк, я здесь скорее в качестве компаньонки, а не гостя, – немного смущенно пояснила Фрэнсис.

– О, конечно же, нет! – воскликнула Эйми, решительно хлопнув Фрэнсис веером по руке. – Что за мысль!

– Благодарю вас, сэр, – произнес виконт Синклер таким сухим, надменным тоном, что Фрэнсис резко обернулась к нему и увидела, что он держит монокль почти у самого глаза, – но мисс Аллард – личный гость графа Эджкома.

Мистер Блейк поклонился, и, глядя на него, Фрэнсис не была уверена, понял ли он, что сейчас получил ледяной выговор.

Она пришла в негодование от такого отношения к нему. Неужели виконт Синклер счел себя оскорбленным из-за того, что ему представляют простого врача? Боже правый, а она сама школьная учительница.

– Не слишком ли дерзко надеяться, мисс Аллард, что вы свободны и станцуете со мной второй танец? – обратился к ней мистер Блейк. – Я не видел вас и уже договорился с мисс Джонс о танце, открывающем бал.

– Мисс Аллард обещала второй танец танцевать со мной, – объявил виконт Синклер.

У Фрэнсис оставалось лишь мгновение на то, чтобы решить, станет ли она открыто ссориться с ним или предоставит всему идти своим чередом. Взглянув на виконта, она увидела, что у него поднята одна бровь, и в это короткое мгновение поняла, что, возможно, он был бы просто счастлив, если бы она выбрала первое, – эта поднятая бровь была откровенным вызовом.

– Да, – улыбнулась она, глядя в глаза Лусиусу, – лорд Синклер настойчиво просил об этом, когда сопровождал меня сюда в экипаже.

– Ах, – вздохнул мистер Блейк, – тогда, быть может, третий танец, мисс Аллард?

– Буду с нетерпением ждать его, – ответила Фрэнсис и осознала, что распорядитель бала уже объявляет первый танец, а оркестр готов играть.

Все раздражение, все смущение улетучилось, и внимание Фрэнсис сосредоточилось на танцевальной площадке. Ее охватило возбуждение, хотя она и не надеялась много танцевать, но, во всяком случае, она приглашена на второй и третий танцы, а это уже гораздо больше того, что она ожидала.

Но все же Фрэнсис не пришлось пропустить быстрый народный танец, открывавший вечер. Когда мистер Блейк ушел к своей партнерше, а виконт Синклер повел на площадку сестру, к Фрэнсис подошел шурин мистера Хакерби, мистер Джиллрей, которому она была представлена после рождественского концерта в школе, и спросил, не потанцует ли она с ним. Таким образом, Фрэнсис стала участницей бала с самого первого мгновения.

И это было настоящее удовольствие. Фрэнсис помнила все фигуры, так как всегда была партнершей мистера Хакерби, когда он учил девочек, и на самых замысловатых поворотах и вращениях сначала улыбалась, а потом и смеялась. Эйми Маршалл, стоявшая дальше в ряду, тоже откровенно наслаждалась танцем, а виконт Синклер смотрел на нее со снисходительной улыбкой на лице, хотя один раз поймал взгляд Фрэнсис и долго не отпускал его.

Следующий танец Фрэнсис обещала ему, и она не знала, радоваться ей этому или печалиться. Он, бесспорно, был самым красивым и безупречным джентльменом из всех присутствующих. И одна мысль о том, чтобы снова танцевать с ним, приводила ее в полуобморочное состояние. Она понимала, что чем дальше будет держаться от него, тем лучше для ее душевного спокойствия – для ее драгоценного спокойствия.

Для ее удовлетворенности жизнью.

Но – Боже, помоги ей! – с каждой проходящей секундой то прежнее колдовство снова сплетало вокруг нее свои сети.

Фрэнсис опять хотела танцевать с ним – безумно хотела этого.

Еще один только раз.

Глава 13

Мистер Элджернон Абботсфорд, представленный Эйми после окончания первого тура, как положено, попросил у Лусиуса позволения вести ее во втором танце. Дав на это согласие, Лусиус получил возможность сосредоточить все внимание на собственной партнерше, которая беседовала с какой-то незнакомой ему леди.

Но, честно говоря, его внимание и так было приковано к ней с момента их прибытия. И если он когда-нибудь обманывал себя, думая, что вовсе не ждет этого вечера почти с таким же нетерпением, как Эйми, и что занимается своей внешностью совсем не потому, что снова должен увидеться с Фрэнсис Аллард, тогда ему, в конце концов, следовало заставить посмотреть в глаза мрачной правде.

Проклятие!

И если Фрэнсис действительно верила, что создана для безмятежной, спокойной жизни, тогда она обманывала себя еще больше, чем он. Лусиус не мог представить себе женщину, менее способную с возрастом превратиться в незамужнюю школьную учительницу. Ее щеки, ее глаза, вся она светилась от восторженного восхищения балом, хотя это был всего-навсего вечер в Бате.

Лусиус, как никто другой, знал, как легко и полностью ее увлеченность танцем можно превратить в сексуальную страсть.

Нет, он совсем не собирался в этот вечер совершить такое превращение!

– Сударыня? – Остановившись перед Фрэнсис, Лусиус поклонился ей. – Я уверен, этот танец мой.

Метнувшись вверх, ее взгляд встретился с его взглядом, и Лусиус понял, что она помнит, как он произнес эти слова в холодном убогом зале гостиницы перед тем, как они вальсировали, а потом занимались любовью.

Лусиус сам до конца не понимал, почему в этот вечер почувствовал потребность напомнить ей о том случае. Чистая проказа, что же еще? Или, быть может, он чувствовал потребность встряхнуть ее, заставить открыться, заставить... В общем, он не знал, чего хотел. Будучи по натуре импульсивным человеком, человеком действия, он редко задумывался о мотивах своих поступков и заявлений.

– Несомненно, милорд. – Фрэнсис вложила свою руку в его. – Благодарю вас.

– К сожалению, это не вальс, – сказал Лусиус, ведя ее на площадку. – Сегодня вальса не будет, я навел справки.

– Я слышала, что в Бате вальс танцуют не часто.

– Это по-настоящему преступная ошибка. Но если бы его здесь танцевали, мы танцевали бы его вместе, Фрэнсис.

– Да, – согласилась она и, повернув голову, заглянула ему в глаза.

В это мгновение между ними пронеслось что-то мимолетное, не передаваемое словами: желание, тоска, понимание – Лусиус не знал, что именно. Возможно, все вместе.

Они – Лусиус Маршалл и Фрэнсис Аллард – страшно раздражали друг друга и были также склонны ссориться, как и быть любезными по отношению друг к другу. Но еще была вспышка чего-то, что разгоралось весь день, предшествующий их вальсу три месяца назад, и превратилось в настоящее пламя во время и после этого вальса. И даже спустя три месяца та вспышка еще не погасла.

Ей-богу, Лусиус больше не старался убедить себя в том, что сожалеет об их новой встрече, что ему следовало избегать Фрэнсис, что он хотел бы послать ее к чертям. Он не умел лгать самому себе, хотя Фрэнсис это удавалось.

Он был безмерно счастлив опять быть с ней.

Вторым шел еще один народный танец, но более медленный и размеренный, чем первый. Проводив Фрэнсис к длинному ряду дам, Лусиус занял свое место напротив нее в ряду кавалеров и подумал, что она выглядит совершенно чуждой среди других леди – смуглой, живой и привлекательной. Роза среди репейников. Нет, несправедливо: скорее, редкая орхидея среди роз.

И внезапно розы показались ему блеклыми.

Лусиус не мог вспомнить, когда последний раз на каком-нибудь из балов танцевал подряд два танца. Даже один танец он часто выдерживал с трудом. Он всегда считал, что того, кто провозгласил танцы непременным развлечением на вечерах и приемах, нужно сослать в колонии как смертельную угрозу здравомыслию всего мужского рода. Если Лусиус хотел познакомиться с женщиной – а у него часто возникало такое желание, – то для этого существовало гораздо больше непосредственных способов, и не нужно было скакать с ней по залу в огромной компании других, имевших подобные намерения. Но их вальс с Фрэнсис Аллард после Рождества был сам по себе сексуален – более того, он был захватывающим и возбуждающим.

А сейчас он снова должен танцевать с Фрэнсис, и всем своим существом Лусиус сосредоточился на ней, высокой и чрезвычайно изящной в серебристом муслине, с гладко причесанными темными волосами, блестящими в свете свечей, с глазами, сияющими в предвкушении предстоящего удовольствия.

На следующий день, через день или через два Лусиус собирался вернуться в Лондон и заняться своими обязанностями – отвратительная мысль. Но впереди еще этот вечер, и Лусиус собирался насладиться каждым его мгновением, чего бы это ни стоило.

Пока они танцевали, одно стало Лусиусу абсолютно ясно: пусть три месяца назад Фрэнсис его отвергла, но вовсе не из-за безразличия к нему. Он полагал, что знал это и тогда, а сейчас был полностью уверен в этом.

Во Фрэнсис Аллард не было ни капли трусости.

И если было что-то, что он намеревался сделать, прежде чем двери школы закроются за ней сегодня вечером, так это заставить ее отказаться от своей удовлетворенности, заставить ее понять, что она потеряла больше, чем приобрела, предпочтя ему привычное удобное спокойствие, – заставить ее признать свою ошибку.

Лусиус напрочь забыл, как уже признался себе в том, что это вовсе не было ошибкой.

Воздух между ними отчетливо потрескивал.

К тому времени, когда танец подошел к концу, губы у Фрэнсис были приоткрыты, глаза сияли, а грудь поднималась и опускалась от учащенного дыхания. Все это вместе делало ее еще привлекательнее – и еще желаннее.

– Благодарю вас, – сказала Фрэнсис, когда Лусиус правой рукой положил ее руку себе на локоть. – Это было очень приятно.

– Опять это слово. – Лусиус пронзил ее взглядом. – Иногда мне хочется встряхнуть вас, Фрэнсис.

– Прошу прощения? – Фрэнсис с недоумением взглянула на него.

– Надеюсь, вы никогда не оцениваете ваших хористов или ваших музыкантов, говоря им, что их исполнение было приятным. Этого было бы достаточно, чтобы они навсегда отказались от музыки. Будь моя воля, я бы исключил это слово из английского языка.

– Удивляюсь, лорд Синклер, почему вы вообще танцевали со мной. Нет сомнения, что я не слишком-то вам нравлюсь.

– Иногда, Фрэнсис, мне кажется, что слово «нравиться» имеет мало отношения к тому, что происходит между нами.

– Между нами ничего нет, – отрезала Фрэнсис.

– Даже враждебность – это уже что-то, – возразил Лусиус. – Но здесь гораздо больше, чем только это. – Он повел Фрэнсис к Эйми, которая стояла с Абботсфордами и казалась еще более возбужденной, чем была, когда только приехала сюда, если такое возможно. – После следующего танца вы присоединитесь к Эйми, к моему дедушке и ко мне в чайной комнате, – сказал он Фрэнсис и внезапно вспомнил, что следующий танец она будет танцевать с Блейком, врачом, который явно имел на нее виды. Правда, он, должно быть, продвигался с черепашьей скоростью, если не удосужился найти способ пригласить ее посетить этот вечер с ним. Во всяком случае, этот человек не собирался увести Фрэнсис с собой на чай, как он сделал это на званом вечере у Рейнолдсов.

– Это просьба, лорд Синклер? Или приказание? – спросила Фрэнсис.

– Если желаете, я стану на колени. Но предупреждаю, мой поступок станет поводом для бесконечных сплетен.

Фрэнсис засмеялась.

Смех преображал ее, даже если она уже пылала румянцем. Безусловно, Фрэнсис просто была создана, чтобы смеяться, смех делал ее настоящей – Лусиус сам не понимал, что под этим подразумевает.

– Тогда я приду, не привлекая внимания, – пообещала Фрэнсис.

Вскоре Фрэнсис увел ее наполовину лысый обожатель, Эйми пошла танцевать кадриль с серьезным молодым человеком в очках, которого привел и представил ей распорядитель вечера, а Лусиус проскользнул в картежную комнату, пока распорядитель вечера не преподнес и ему какую-нибудь партнершу.

Его дедушка был поглощен игрой, и Лусиус снова почувствовал себя раздраженным – в последние дни это настроение уже стало для него привычным, и непохоже, чтобы в ближайшие недели и месяцы оно его оставило. Он пытался вспомнить, какая у него была жизнь до того, как он перед самым Рождеством отправился в Барклай-Корт. Конечно, раньше он не был сердитым и раздраженным, а пребывал в самом безмятежном и веселом расположении духа.

И конечно, Лусиус не имел обыкновения увлекаться школьными учительницами.

И почему его дедушка не может жить вечно?

Или почему у него самого нет дюжины братьев – старших братьев?

Кадрили, казалось, конца не будет, а Лусиус мечтал о чае.

Кто бы поверил – о чае!

Мистер Блейк оказался довольно хорошим танцором и любезным партнером. Он сделал Фрэнсис комплимент по поводу ее внешности и умения танцевать и еще раз выразил удовольствие видеть ее на этом вечере.

– Если бы я знал, что вы посещаете такие мероприятия, мисс Аллард, я бы сам пригласил вас, а так я здесь с сестрой и зятем. Быть может, вы когда-нибудь вечером сможете пойти с нами в театр?