Должно быть, это сон. Несомненно, сон. Коридоры не бывают настолько длинными, думала Аликс.
Но вот Варони распахнула дверь и, обняв дочь за плечи, провела ее в огромную овальную гостиную с толстым персидским ковром на полу, тяжелыми темно-синими портьерами и сверкающей начищенной мебелью красного дерева.
Стоило им войти, как из прилегающего номера им навстречу вышла невысокого роста горничная в аккуратном светло-коричневом платье с перламутровыми пуговицами и старательно отутюженном переднике.
— Драйтон, знакомься. Это мисс Фарлей, моя младшая сестра. Прескотт передала мою просьбу приготовить еще одну постель?
— Да, мадам. — Тон престарелой горничной не оставлял сомнения в том, что слово «нет» отсутствует в английском языке. А если и существует, то Драйтон не удостоила вниманием сей факт.
— Дорогая, ты справишься сама? — обратилась Варони к дочери.
— Сама? — глупо переспросила девушка.
— О-о, она уже спит. — Нина засмеялась и нежно прижалась щекой к щеке Аликс. — Ты хочешь, чтобы Драйтон помогла тебе раздеться, или сама справишься?
От удивления дрему как рукой сняло. Аликс изумленно уставилась на мать.
— Спасибо, я справлюсь… честно. — Бабушкино воспитание дало о себе знать. Девушку задело подобное предложение.
— Хорошо, в таком случае, вот твоя комната… рядом с моей.
Как и в гостиной, там был мягкий ковер и плотные портьеры, но более нежного лазурного оттенка, а вместо красного дерева — светлый орех. Аликс в жизни не видела подобной красоты. Она хотела прижаться в этом матери, поблагодарить ее за доброту и заботу, но постеснялась в присутствии горничной. Только улыбнулась и прошептала;
— Спасибо. Комната очень красивая. Как и ты.
Издав радостный возглас, Нина поцеловала дочь в щеку.
— Ложись спать. Я приду пожелать тебе спокойной ночи.
Она стремительно вышла из комнаты, Драйтон безмолвно последовала за хозяйкой, и Аликс осталась одна посреди шикарной комнаты.
Девушке предстояло обдумать произошедшие с ней перемены, но было уже поздно, и усталость давала о себе знать, поэтому Аликс, отложив все вопросы на завтра, решила последовать совету матери.
Она поспешно разделась, и только привитая бабушкой с ранних лет дисциплина не позволила ей скомкать и бросить одежду прямо на пол, Аликс бережно сложила ее на диване.
Никогда еще девушка не испытывала такого жара волнения. Даже освежающая ванна не принесла прохлады и успокоения. Часы, проведенные в постоянном ожидании, волнении и разочаровании, дали о себе знать.
Когда она вернулась в спальню, на кровати ее ждал сюрприз — изумительная ночная рубашка из блестящего голубого шелка с кружевными полупрозрачными рукавами и ручной вышивкой вокруг круглого выреза. Никогда еще Аликс не надевала подобной красоты. Бабушка назвала бы такую одежду вызывающей и непрактичной, и, вероятнее всего, была бы права, но девушка не задумываясь переоделась и юркнула под одеяло.
Аликс твердо решила не спать, а дожидаться матери. Но когда Нина наконец появилась в комнате, дочка уже дремала. Она с трудом приоткрыла глаза и в изумлении уставилась на прекрасную молодую женщину, стоящую подле кровати в белоснежно воздушном одеянии, казавшуюся воплощением юности и невинности. Откуда Аликс было знать, что это одеяние изготовил гениальный кутюрье специально для Варони, чтобы передать атмосферу невинности в последнем акте «Отелло». Нина была настолько очарована, что велела изготовить еще один экземпляр восхитившего ее наряда.
Нина уселась на кровать и прижала дочь к груди. Естественный порыв, он шел из самого сердца. Казалось, для Варони не было большего счастья, чем держать дочь в объятиях.
Аликс всхлипнула и покрепче прижалась к теплой маминой шее. Она инстинктивно, как слепой котенок или щенок, искала у матери защиты и поддержки.
«Я знала, что она примет меня, — думала девушка. — Она — все, что мне нужно в жизни. Мы всегда будем вместе. Бабушка называла маму ведьмой, но она ошибалась на ее счет. Сейчас я вместе с мамой, и она не прогонит меня».
— Ты злишься на меня? — виноватым тоном произнесла Нина, слегка отстраняясь и с нежностью глядя на дочь.
— Нет, не злюсь, — прошептала Аликс. — Вот только…
— Я знаю. Ты растеряна и озадачена. Я знала, ты не сможешь понять, но времени на объяснения у меня не было. Любовь моя, я не могу позволить себе роскошь иметь взрослую дочь. По крайней мере, на публике. Дело не только в том, что мой настоящий возраст будет открыт, любой припишет еще с десяток лет. Каждый завистник получит шанс пустить грязную сплетню обо мне.
Но зачем им это? — не удержалась девушка.
Варони рассмеялась — низкий, грубый смех, но в нем слышалось настоящее веселье.
— Вижу, ты не разбираешься в тонкостях игры. Представь, какое удовольствие получит любой мой конкурент или недоброжелатель, заметив как бы невзначай: «У Нины Варони взрослая дочь. Ей уже двадцать пять. Не в школьном же возрасте Варони родила ее. Значит, певице скоро пятьдесят. Ее голос может исчезнуть с минуты на минуту. Кажется, на последнем выступлении, она пела с хрипотцой».
— Неужели они вправду будут говорить такие ужасные слова?
— Конечно. Все так делают. Я не исключение.
Спокойный тон матери поразил Аликс.
— Даже если это ложь?!
— Ложь, правда, какая разница? — беззаботно заявила Нина.
— Нет! Не говори так!
Варони уловила невысказанную мольбу дочери: «Не разрушай моих иллюзий. Оставь мне хотя бы парочку».
— Ласточка моя, успокойся. Ты привыкнешь, как и все, прожив в нашем мире немного дольше.
— Значит, я смогу… смогу остаться с тобой? — За одно лишь мгновение прежнее разочарование смыла волна радости. В ясных глазах девушки светились такая надежда, любовь и преданность, что у Варони перехватило дыхание.
— Ну… конечно, — медленно и не совсем уверенно произнесла певица. Но потом, уже с большей убежденностью, добавила: — Конечно же, милая… если ты хочешь.
— Ой! Ты чудо! — Аликс бросилась матери на шею. — Но должна ли я быть…
— Моей сестрой? — закончила за нее Нина. — Боюсь, да. — Затем, глядя на разочарованное лицо дочери, нетерпеливо продолжила: — Дитя, я объяснила причину.
— Я понимаю. — Аликс старалась избегать ее взгляда.
Варони внимательно оглядела опущенные рыженькие ресницы дочери, точеный носик, слегка вздернутые в уголках припухлые губы. Разбитые иллюзии легли тенью на округлое бледное лицо молодой девушки. В ее глазах не было гнева, но восхищенный взор потух.
— Аликс, — позвала мать.
Та молчала.
— Моя маленькая дочка, ты знаешь…
Прерывистые всхлипывания дочери помешали Нине закончить.
— Нет, я не знаю, — срывающимся голосом прошептала Аликс. — Все дело в том, что ты не хочешь стать мне матерью.
— Дитя мое, как ты можешь такое говорить? Ты же видишь, как мне тяжко оттого, что я не могу признать тебя дочерью.
— Значит… ты все-таки любишь меня?
Аликс простила матери двенадцать лет безмолвия — ведь бабушка настояла на этом, простила страх, сомнение и боль, не покидавшие ее последние несколько часов. Простила, лишь, завидев слезы в прекрасных голубых глазах Нины Варони. Девушка рассмеялась и подставила лицо для жарких поцелуев матери. Глубокое облегчение сменило треногу, и Аликс почувствовала, что смертельно устала.
— Все хорошо, мама, теперь все хорошо, — прошептала она и со вздохом, похожим скорее на всхлип, мгновенно уснула.
Кто-то отодвинул тяжелые бархатные портьеры, и в комнату ворвался свет.
Аликс проснулась. С минуту она не могла понять, где находится. Но Драйтон, стоящая возле постели с подносом в руках, освежила в памяти девушки вчерашние события.
— Доброе утро, Драйтон. Который час?
— Двенадцать тридцать, мисс.
— Половина первого?! Не может быть!
Девушке, привыкшей вставать в половине восьмого даже во время болезни, подобное показалось невероятным. Тем не менее для пожилой горничной это было в порядке вещей.
— Простите, мисс. Вы хотели встать пораньше?
— Нет. Только…
— Не желаете позавтракать, мисс? Мадам предположила, что вы проголодаетесь к этому часу.
— О-о, спасибо, конечно же. Но разве уже не время ленча? В таком случае завтракать не имеет смысла.
— На ленч мадам обычно приходит к четырем часам, — невозмутимо ответила Драйтон.
Ленч в четыре! Аликс попала в безумный мир. Пора привыкать, решила она и, забрав поднос из рук горничной, с удовольствием принялась за еду.
После завтрака девушка попыталась разобщаться в событиях вчерашнего дня.
Мама разрешила остаться и жить рядом с ней! Не то чтобы Аликс нравился образ жизни, увиденный здесь. Девушка сомневалась, что сможет легко к нему приспособиться. Мысль о расставании с Бетти, родным домом и старыми знакомыми очень пугала ее. Даже мысль о полном изменении жизни вызывала страх. Но над сомнениями довлело непреодолимое желание остаться с матерью, быть обласканной и любимой единственным близким Аликс человеком на земле.
Наконец девушка приняла решение. Оставшись с Ниной, она одинаково может стать счастливой и несчастной. Но ежели уйдет сейчас, то будет корить себя за нерешительность всю оставшуюся жизнь.
— Дорогая, ты уже проснулась? — прервал ее размышления звонкий голос.
— Да, ма-а… о да, я проснулась, — закричала Аликс в ответ.
Отодвинув поднос, она вскочила с кровати и помчалась в соседнюю комнату:
— Мне можно войти?
— Конечно. — В голосе Варони скользило удовольствие.
Когда девушка вошла в комнату, Нина слегка приподнялась на локте. Ее блестящие локоны ниспали золотистым каскадом на обнаженное плечо. Певица еще не поборола дрему и на какой-то момент предстала перед дочерью спящей красавицей, сошедшей со страниц сказки.
Аликс пересекла комнату и обменялась с матерью нежными утренними поцелуями. Какое счастье просто находиться рядом с ней, подумала девушка.
— Ну, детка, чем ты намерена сегодня заняться? — Варони вновь откинулась на шелковые подушки, одарив дочь ласковым взором.
— Пока не знаю. Но мне придется вернуться домом. Ненадолго, конечно.
— Твой дом отныне здесь и со мной, — произнесла Нина с невероятно чарующей улыбкой на губах.
— Ах! — воскликнула Аликс, в порыве нежности прижав мамину ладонь к своей щеке. От радости девушка не знала, что и сказать. Но потом, немного подумав, добавила: — Но мне необходимо переговорить с Бетти, уладить формальности с домом. Видишь ли, мы пока еще ничего не решили. Прошла лишь неделя… как бабушка умерла.
— Неужели? Должно быть, ты очень переживала, — мягким тоном произнесла Нина.
Судя по ее словам, казалось, что она вовсе не была знакома с миссис Фарлей. И прежде чем Аликс начала описывать подробности последних дней жизни бабушки, Варони резко сменила тему разговора, оставив дочь в недоумении. Девушка поняла, что Нина и слышать ничего не желает о родной матери, даже о ее смерти.
Известной певице было проще притвориться, что миссис Фарлей ушла из жизни еще двадцать лет назад. И Нина, блестящая, добившаяся триумфа и славы, не могла позволить себе задуматься о смерти.
Аликс потеряла дар речи. Она была потрясена до глубины души. Вот уже в который раз ей приходилось сталкиваться с жестокими, циничными правилами, господствующими в мире ее матери. Но Варони, как ни в чем не бывало, продолжила:
— Ты можешь позвонить своей домработнице… Бетти?.. не важно как ее там… и разъяснить, что в будущем собираешься жить у меня. Она может выслать необходимый гардероб… все, что тебе может потребоваться, пока я не куплю стоящую одежду. — Нина смерила дочь оценивающим взглядом и неодобрительно хмыкнула. — На неделе я не смогу вырваться из Лондона, но в субботу или воскресенье поеду с тобой и все улажу.
— Серьезно? — удивилась Аликс. Она тут же вообразила, как блистательная, всемирно известная Нина Варони появляется на ступенях скромного деревенского коттеджа, и щечки девушки зарделись от удовольствия.
— Почему нет? — Певица дразняще провела пальчиком по подбородку дочери. — Откуда такое веселье?
— Да так, ничего. Мне приятно осознавать, что ты возвращаешься домой, — с невинным видом произнесла Аликс.
Варони озадаченно изогнула бровь, а затем рассмеялась:
— Глупое дитя! Я не собираюсь надолго задерживаться. Мы управимся со всеми делами и за пару часов.
— Д-да, — неуверенно протянула Аликс.
Она не представляла, как можно за пару часов связать воедино все ниточки ее прошлой жизни. С неожиданной болью в сердце девушка вспомнила Бетти, каждый день поджидающую ее после школы на пороге дома. У пожилой верной домработницы после смерти миссис Фарлей не осталось в мире никого ближе Аликс.
— А как же Бетти? И мой дом? — возмутилась девушка. — Неужели придется продать коттедж? — Для Аликс не было ничего страшнее, чем вот так взять и расстаться с родным домом, связанным с ним счастливым детством и ощущением безопасности.
— Ты так привязана к Бетти и старому коттеджу?
— Да. Я прожила в этом доме всю жизнь. И очень его люблю. Бетти тоже. Я не представляю жизни без РОДНОГО дома… меня это пугает.
И вновь Варони выглядела озадаченной. Она не понимала дочь.
— В таком случае, мы сохраним коттедж, — после минутного колебания заметила Нина. — Полагаю, эта ТВОЯ Бетти сможет и дальше жить в доме. Как раз будет кому приготовиться к твоему возвращению из Европы. Тур предстоит тяжелый и насыщенный, скорее всего, по его завершении тебе захочется немного отдохнуть в деревне.
— Оставим коттедж? Потому что я так хочу? Несмотря на то что я не буду там жить, а лишь заезжать изредка? — Аликс была поражена. — О-о нет, не стоит. Такие траты ради прихоти?! — В девушке заговорили строгие правила миссис Фарлей, усвоенные еще в младенчестве.
— А почему нет? Я могу себе позволить, — беззаботно произнесла Нина. На минуту ее глаза заполнились тоской. — Я хочу подарить тебе все, что ты только пожелаешь.
Аликс застыла от удивления. Ей еще не доводилось встречаться с таким проявлением щедрости. Девушка обняла мать и благодарно поцеловала.
— Не могу себе представить… какое чудо… ты такая щедрая! О-о, ты чересчур добра ко мне!
Варони была польщена искренним признанием дочери.
— Ну вот. Столько радости из-за мелочей! — Нина с улыбкой взъерошила пушистые волосы девушки. — Всего-то навсего оплатить скромную сумму за аренду на год. Может, я даже выкуплю твой драгоценный коттедж и подарю тебе на Рождество. А теперь, солнышко, беги одеваться. Пора мне вставать, иначе примчится Морлинг и стащит меня с кровати силой. Кажется, я обещала пообедать с ним сегодня. Боюсь, моя дорогая, тебе придется самой искать себе развлечения. Если что-то потребуется, попроси у Прескотт. Она будет в кабинете.
— Кто это Прескотт? — с трудом выдавила из себя Аликс. Новость о сохранении коттеджа на время лишила ее дара речи.
— Прескотт? — Варони разразилась злорадным смехом. — Официально она мой секретарь. А также гид, философ и друг, я надеюсь, всего моего окружения. Она никому не нравится, но все мы пользуемся ее услугами. Я так и не смогла понять до конца, восхищается она мной или втайне ненавидит. Но вот Морлинга она уважает, это я точно могу сказать. А теперь беги, лапушка, и не задерживай меня более.
Принимая ванну и одеваясь, Аликс размышляла над их разговором. Ей никогда еще не доводилось встречать такого замечательного, умного, доброго и щедрого человека, как ее мать. Все в Нине Варони восхищало Аликс — ее ум, речь, походка, загадочная улыбка, обольстительный блеск голубых глаз.
Только одного девушка не могла понять — странного равнодушия Нины к бабушке. Варони даже не переживала, услышав о смерти родной матери!
«Должно быть, я ошиблась, — внушала себе Аликс. — Скорее всего, прекрасная Нина Варони не может позволить себе выказывать скорбь на публике. Да, вот в чем дело. Какое простое и очевидное объяснение!»
Вздохнув с облегчением, Аликс поспешила одеться. А потом с трепетом отправилась знакомиться с Прескотт.
Постояв в нерешительности посреди холла, девушка определила, что массивная резная дверь из черного дерева, должна вести в кабинет. Она приоткрыла дверь, заглянула внутрь, огляделась и только потом вошла.
За длинным столом, заваленным газетами, письмами, скрепками, папками для бумаг, сидела худощавая, болезненного вида шатенка лет тридцати пяти — сорока с короткой стрижкой и что-то порывисто писала. Словно почувствовав чье-то присутствие, она подняла голову и уставилась на Аликс.
— Доброе утро, — коротко бросила секретарша и вновь приступила к работе.
— Доброе утро.
Выждав немного, девушка совершила новую попытку начать разговор:
— Вы мисс Прескотт?
— Лучше зови меня просто Прескотт, — прозвучало в ответ. Глядя на недоумевающую Аликс, женщина пояснила: — Все так делают.
— А-а, понятно. А почему они так делают?
— Понятия не имею. — Секретарша ухмыльнулась. — Вероятно, из-за моих родителей, которых угораздило окрестить дочь Венерой Прескотт. И никто из артистического круга не станет называть меня Венерой.
Слова Прескотт походили на правду, и Аликс замолчала, смутившись. Секретарша оторвала взгляд от кипы бумаг и с улыбкой посмотрела на собеседницу. В ее черных как ночь глазах засверкали искорки веселья, и Аликс поняла, то Венера Прескотт сумела прочесть ее мысли. Девушка почувствовала необходимость сказать что-то еще, лишь бы избавиться от неловкости.
— Я Аликс Фарлей, сестра Нины Варони.
— Знаю. Я видела тебя вчера за ужином.
— Неужели? Я вас не заметила, — удивилась Аликс.
— Не сомневаюсь. Это входит в мои обязанности.
— Что входит?
— Быть незаметной. Секретарша преуспевающей женщины должна овладеть этим искусством… если хочет сохранить свое место.
С этими словами Прескотт вновь погрузилась в работу.
Аликс приблизилась еще на один шажок, и… ее внимание привлекла кипа фотографий Нины Варони, которые секретарша усердно сортировала.
— Ой, можно мне взглянуть… пожалуйста?
Прескотт пожала плечами:
— Если хочешь. Только не перемешай.
— Нет, что вы. Здесь разные фотографии?
— Нет, одна. Но подписи разные, — лаконично заметила Прескотт.
— Но как…
— Вот эти — «с наилучшими пожеланиями». — Секретарша небрежно указала на ближайшую стопку. — На тех только автограф. — Она показала на самую большую стопку. — А вот «с любовью, ваша…». Все зависит от того, кто просит и как просит.
— Понятно.
Аликс взяла один снимок и с нежностью повертела в руках, изучая подпись. Но тут ее взгляд упал на еще одну крохотную стопку, и щеки девушки залились румянцем. На углу фотографии красовалась короткая, но многозначительная надпись:. «Со всей моей любовью».
— А… эти, — охрипшим от волнения голосом спросила Аликс, — кому предназначаются эти?
Прескотт бросила равнодушный взгляд на фото, которое девушка держала в руках с такой осторожностью, будто это нежный лепесток розы, а не обычный лист бумаги.
— Всем, кого Варони ненавидит или боится.
— Что?! Но здесь написано: «Со всей моей любовью».
— Конечно. — Прескотт хищно улыбнулась. — В переносном смысле. Например, для конкурентки это будет означать: «Здравствуй, драная кошка. Ты неплохо спела в прошлый четверг, но у меня всегда получается лучше. И тебе остается лишь глотать обиду да кусать локотки, ибо до меня тебе еще далеко».