Мэри Хиггинс Кларк
Пока моя красавица спит
1
Он осторожно ехал по скоростному шоссе к Моррисон-парку. От Манхэттена до округа Рокленд всего тридцать пять миль, но дорога ужасная. В шесть утра все еще темно. Ночью началась метель, которая постоянно усиливалась, хлопья снега липли к ветровому стеклу. Над землей, словно огромные воздушные шары, вот-вот готовые лопнуть, висели тяжелые свинцовые тучи. В прогнозе погоды сообщили: может выпасть до двух дюймов снега, но после полуночи снегопад утихнет. Как обычно, синоптики ошиблись.
Вот и парк. В такую погоду вряд ли кто-то гуляет или бегает трусцой. Полицейский участок остался в десяти милях позади, но мимо только что промчалась, сверкая мигалкой, патрульная машина. Наверное, на вызов. Да и с чего бы копам его останавливать? Им и в голову не придет, что в багажнике его машины под кучей тряпок лежит пластиковый мусорный мешок с телом шестидесятилетней Этель Лэмбстон, известной писательницы. Втиснут рядом с запасной шиной.
Он свернул с шоссе и въехал на парковку. Как он и рассчитывал, там никого не было. Всего несколько машин, да и те под толстой снежной пеленой. Не иначе, на пикник прикатили, недоумки. Теперь главное — не столкнуться с кем-нибудь из них ненароком.
Вылезая из машины, он внимательно огляделся. Никого. Колеи уже припорошило снегом. Заметет и его следы, замаскирует место, где он спрячет труп. А если повезет, к тому времени, когда тело обнаружат, там и смотреть будет не на что.
Он прошелся к облюбованному месту. Слух у него был острый. И он изо всех сил напрягал его, стараясь расслышать, не раздастся ли посторонний звук среди завывания ветра и потрескивания отяжелевших веток. Тропинка круто уходила вверх. Вокруг громоздились здоровенные камни. Мало кто рисковал сюда карабкаться. А всадникам вообще запрещалось здесь появляться: кому из тренеров охота, чтобы провинциальные домохозяйки — их основные клиенты — сломали себе шею!
Год назад он из любопытства взобрался на гору и, потеряв равновесие на валуне, скатился в расщелину. Еще тогда у него промелькнула мысль, что здесь можно устроить отличный тайник.
То и дело поскальзываясь, он наконец добрался по ледяному насту до расщелины. Все как он помнил. Правда, расщелина показалась чуть меньше, чем он думал, но тело вполне поместится. Теперь самая рискованная задача — предельно осторожно вернуться к машине. Не дай бог, заметит кто-нибудь. Он припарковался так, чтобы случайный водитель, проезжающий мимо, не увидел, что вынимают из багажника. С другой стороны, что подозрительного в обыкновенном пластиковом мешке?
При жизни Этель производила впечатление достаточно хрупкой женщины, но, когда он поднял упакованный в пластик труп, тот оказался почти неподъемным. Под дорогой одеждой скрывалось весьма массивное тело. Он попытался взвалить мешок на плечи, но и мертвая, Этель старалась ему навредить и не желала сгибаться. Видимо, уже начала коченеть. То приподнимая мешок, то таща его волоком, он карабкался по скользкой крутой тропинке. Злость придала ему сил, и вскоре он уже стоял у тайника. Сначала он собирался оставить ее в мешке, но затем передумал. Судмедэксперты сейчас такие умные стали, вдруг вынюхают что-нибудь — ниточку от одежды или ковра либо почти невидимый волосок.
Не обращая внимания на холод и пронизывающий ветер, снежную крупу, от которой щеки и подбородок превращались в лед, он пристроил мешок рядом с расщелиной и стал расстегивать молнию. Та не поддавалась. «Двойная», — угрюмо вспомнил он рекламу. Он ожесточенно тянул и дергал, пока молния не поддалась. Этель вывалилась на землю, и его передернуло.
Белый шерстяной костюм в пятнах крови. Воротничок блузки прилип к зияющей ране на горле. Один глаз приоткрыт, будто она пристально смотрит на что-то. При жизни рот Этель никогда не закрывался, и даже сейчас казалось, что она собирается произнести очередную бесконечную речь. «Последние слова стали ее роковой ошибкой», — с мрачным удовлетворением подумал он.
Прикасаться к ней даже в перчатках было противно. Она мертва уже почти четырнадцать часов. Ему почудилось, что от тела исходит сладковатый запах. Он с отвращением сбросил Этель в пещеру и стал заваливать камнями. Расщелина была шире, чем выглядела на первый взгляд, камни ложились плотно, полностью скрывая труп. Даже если кто-то случайно забредет сюда, камни не рассыплются.
Наконец все закончено. Снег сделает свое дело, заметая следы, а через десять минут после того, как он уедет из парка, отпечатки шин тоже исчезнут под белым покрывалом.
Скомкав рваный мешок, он поспешил обратно. Его трясло, хотелось поскорее убраться из парка, пока никто не встретился. Перед входом на парковку он помедлил. Там стояли все те же машины, к ним явно никто не подходил, свежих следов на снегу не было.
Пять минут спустя он уже снова мчался по скоростному шоссе. Окровавленный разорванный мешок, послуживший саваном для Этель, спрятан под запасной шиной, рядом лежит ее чемодан, дорожный саквояж и сумочка.
На трассе гололед, полно машин из пригорода. Но еще несколько часов — и он в Нью-Йорке, в привычном реальном мире. Последняя остановка — на озере неподалеку от шоссе, где слишком грязно для рыбалки. Подходящее место, чтобы избавиться от багажа Этель. Все вещи тяжелые, сразу пойдут на дно, провалятся в ил и кучи хлама. Озеро глубокое, случалось, в него сбрасывали даже старые автомобили.
Он забросил чемоданы Этель насколько смог далеко и проследил, как они исчезают в грязно-серой воде. Теперь осталось избавиться от мешка. Его можно выбросить в мусорный бак на повороте с Уэстсайдской автотрассы. Мешок затеряется в горах мусора, который увезут завтра.
До города он добирался часа три. Дорога становилась все более скользкой, и он старался держаться подальше от других машин. Не хватало еще попасть в аварию!
Никто не должен его запомнить.
Все шло по плану. Он притормозил на Девятой авеню и швырнул пластиковый мешок в бак.
В восемь утра он вернул машину на заправку на Десятой авеню, где давали напрокат старые автомобили. Он точно знал, что никаких записей здесь не ведут.
В десять, приняв душ и переодевшись, он глотал неразбавленное виски, чтобы унять внезапную нервную дрожь, и вспоминал каждую минуту, которая прошла со вчерашнего дня, особенно с того момента, когда он, стоя в квартире Этель, выслушивал издевки, насмешки, угрозы.
Его терпение лопнуло. Антикварный нож с ее письменного стола оказался у него в руке. Лицо Этель исказилось от страха, она попятилась.
Какое наслаждение — полоснуть ей по горлу и наблюдать, как она, спотыкаясь, отступает на кухню и падает на выложенный керамической плиткой пол!
Он до сих пор поражался собственному хладнокровию. Запер дверь на задвижку, чтобы не помешала нелепая случайность: вдруг заявится управляющий или приятель Этель, у которого есть ключ. А если обнаружат запертую дверь, то решат, что Этель просто не хочет никого сейчас видеть. Тем более что всем было известно о ее причудах.
Он разделся до трусов и натянул перчатки. Этель собиралась уехать, чтобы спокойно поработать над книгой. Если труп увезти, то люди так и подумают. Она нередко исчезала на недели, а то и месяцы.
Он отхлебнул еще виски и вспомнил, как брал одежду из гардероба. Снял с Этель окровавленный халат, натянул ей на ноги колготки, сунул руки в рукава блузки, надел жакет, застегнул юбку на все пуговицы, снял все драгоценности, с трудом напялил туфли-лодочки. Он поморщился при воспоминании о том, как наклонил ее, стараясь, чтобы кровь попала на блузку и юбку. Это было необходимо. Когда труп найдут — если найдут, — пусть решат, что она умерла в этом костюме.
Затем он срезал ярлыки, чтобы труднее было установить личность, и разыскал в шкафу большой пластиковый мешок — должно быть, в нем вернули из химчистки вечернее платье. Упаковав труп в мешок, он замыл кровь на восточном ковре, вымыл с хлоркой пол на кухне, набил чемоданы одеждой и украшениями. Все очень быстро.
Он налил себе еще виски, вспоминая, как затрезвонил телефон. Включился автоответчик, и голос Этель затараторил: «Оставьте сообщение. Вернусь, когда захочу и если захочу». Тут он едва не сорвался. Когда звонивший повесил трубку, он отключил автоответчик. Ни к чему сохранять сообщения: вдруг кто-то потом вспомнит, что сорвалась запланированная встреча.
Квартира Этель находилась на первом этаже роскошного четырехэтажного особняка, и у нее был отдельный вход слева от крыльца общего входа. Со стороны улицы дверь не видно. Опасность подстерегала только на пути в десять шагов от двери до тротуара.
В квартире он чувствовал себя в относительной безопасности. Гораздо сложнее было выйти из нее. Затолкав под кровать надежно упакованный труп Этель и ее вещи, он открыл дверь. Воздух был влажный, промозглый; похоже, вот-вот повалит снег. В комнату ворвался ветер, и он поспешно захлопнул дверь. Десять минут седьмого. На улице полно народу, все возвращаются с работы. Лишь через два часа он осмелился выскользнуть из квартиры, запер дверь на двойной замок и помчался в пункт проката автомобилей. Вернулся он уже на машине. Ему повезло: удалось припарковаться почти напротив входа. Стемнело, улицы опустели.
