— Извините, леди, плохо работает нагреватель.

— Ничего, все нормально.

Нив отвернулась, говорить ей не хотелось. Она по-прежнему думала, как могло бы быть. Если бы убийцу тогда нашли и судили, Майлс сумел бы заново построить свою личную жизнь. В шестьдесят восемь он все еще красив. Женщины до сих пор заглядывались на худощавого широкоплечего комиссара полиции с густой шевелюрой преждевременно поседевших волос, ярко-голубыми глазами и неожиданно теплой улыбкой.

Нив настолько погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как такси остановилось перед магазином. На синей вывеске изящным росчерком выведено: «Дом Нив». Сквозь мокрые стекла витрин, выходящих на Мэдисон-авеню и 84-ю улицу, видны томные манекены в переливчатых шелковых нарядах. Зонты в стиле старых зонтиков от солнца — их она придумала сама. На плечи манекенов наброшены легкие плащи в тон одному из цветов в узоре платьев. Даже в дождь нужно выделяться из толпы, считала Нив. Таков ее стиль, и он пользуется большим успехом.

— Вы здесь работаете? — полюбопытствовал водитель, когда она расплачивалась. — Шикарное местечко!

Нив неопределенно кивнула, подумав: «И это местечко принадлежит мне, приятель». Ей до сих пор не верилось, что это так. Шесть лет назад владелец этого магазинчика разорился. И старый друг ее отца, знаменитый дизайнер Энтони делла Сальва, убедил ее купить магазин. «Ты молода, это большой плюс, — говорил он с итальянским акцентом, который стал неотъемлемой частью его имиджа. — В мире моды еще со школы. К тому же у тебя есть чутье, а я помогу тебе с деньгами. Не получится — я могу себе позволить списать это в убытки. Но у тебя получится, я уверен. У тебя есть все, чтобы добиться успеха. Да и мне совсем не помешает еще один магазин, чтобы продавать мою одежду». Магазин Салу требовался меньше всего, и оба прекрасно это знали. Но все равно Нив была благодарна.

Майлс резко возражал против займа у Сала, но Нив ухватилась за эту возможность. От Ренаты она унаследовала не только цвет волос и глаз, но также острое чутье на моду. В прошлом году она выплатила Салу долг, настояв, что отдаст и проценты.

Увидев Бетти за работой в пошивочной, Нив не удивилась. Голова склонена, на лбу и между бровей залегли морщинки, потому что швея все время сосредоточенно хмурится. Худые морщинистые руки с искусством хирурга орудуют иголкой с ниткой. Бетти подшивала замысловато украшенную бисером блузку. Ярко-рыжие крашеные волосы подчеркивали пергаментную тонкость кожи. Нив старалась не думать о том, что Бетти уже за семьдесят. Ей не хотелось даже в мыслях признаваться себе, что вот-вот наступит день, когда той придется уйти с работы.

— Решила поскорее приняться за шитье, — заявила Бетти. — У нас сегодня куча готовых заказов на выдачу.

Нив стянула перчатки, размотала шарф.

— А то я не знаю! Этель Лэмбстон сто раз повторила: ее вещи должны быть готовы сегодня после обеда.

— Помню. Примусь за подгонку ее платьев, как только разберусь. Попробуй только не закончить хоть одну тряпку, которую она купила, — такого наслушаешься!

— Побольше бы таких выгодных клиенток, — мягко напомнила Нив.

— Что верно, то верно, — кивнула Бетти. — Кстати, я очень рада, что ты уговорила миссис Йетс на этот фасон. Другое платье, которое она мерила, делает ее похожей на корову.

— Зато стоило то платье на полторы тысячи долларов дороже. Но я просто не могла допустить, чтобы она его купила. Рано или поздно рассмотрит себя хорошенько в зеркале и… Расшитого верха вполне достаточно. А юбка нужна мягкая, объемная.

Удивительно, но покупательниц было много. Они храбро преодолевали снег и обледеневшие тротуары, только бы зайти в магазин. Две продавщицы уже не справлялись, и Нив весь день провела в торговом зале. Это ей нравилось больше всего. Но с прошлого года она заставила себя ограничиться обслуживанием лишь нескольких клиенток.

В полдень Нив забежала к себе в кабинет в глубине магазина перекусить сэндвичем с кофе и позвонить домой.

Голос Майлса звучал более-менее нормально.

— Я мог бы выиграть четырнадцать тысяч и пикап в «Колесе фортуны!» — сообщил он. — Я угадал столько, что забрал бы даже гипсового далматина за шестьсот долларов, которого они выставили в качестве приза.

— Ну хоть голос у тебя стал повеселее.

— Я поговорил с ребятами в участке. За Сепетти будут следить толковые парни. Говорят, он серьезно болен и уже не так решителен, — удовлетворенно заключил Майлс.

— И наверняка тебе напомнили, что нет доказательств, будто он причастен к убийству мамы. — Нив не стала дожидаться ответа. — Сегодня подходящий вечер для спагетти. В холодильнике полно соуса. Вынь его и разморозь, ладно?

Немного успокоившись, она повесила трубку, бросила в рот последний кусок сэндвича с индейкой, залпом допила кофе и вернулась в торговый зал. Три из шести примерочных были заняты. Наметанным глазом она подмечала все, что происходит в магазине.

Дверь со стороны Мэдисон-авеню вела в зал украшений и аксессуаров. Нив знала: одной из основных причин ее успеха было наличие в продаже драгоценностей, сумочек, туфель, шляпок и шарфов. Женщине, купившей здесь платье или костюм, незачем метаться по другим магазинам, выискивая подходящие аксессуары. Интерьер в «Доме Нив» выдержан в бледно-кремовых тонах, которые подчеркивает розовая обивка кресел и диванчиков. Спортивная одежда и отдельные вещи размещались в просторных нишах на две ступеньки выше витрин. На виду — только манекены в изысканных нарядах. Потенциальную покупательницу усаживали в кресло, продавщица выносила ей на выбор платья и костюмы, вечерние и повседневные.

Торговать именно так посоветовал делла Сальва: «А то все вещи с вешалок окажутся на полу. Сразу дай понять, что у тебя эксклюзивный магазин, дорогая».

Как обычно, он оказался прав.

Бледно-кремовые и розовые оттенки выбрала Нив. «Не хочу, чтобы платья, которые я буду продавать, меркли на ярком фоне», — втолковывала она дизайнеру, убеждавшему оформить магазин буйными всплесками красок.

День клонился к вечеру, поток клиенток редел. В три часа из пошивочной появилась Бетти:

— Платья для Лэмбстон готовы.

Одежду для Этель Лэмбстон Нив подбирала сама, на этот раз — весенние костюмы. Шестидесятилетняя Этель была писательницей и журналисткой, на ее счету числился даже один бестселлер.

— Я пишу обо всем, что вижу, — поделилась она с Нив в день открытия магазина. — Но у меня свежий подход и пытливый взгляд. Я — это любая женщина, которая видит что-то впервые. Я пишу о сексе, о человеческих отношениях, о недвижимости, животных и детских садах, об организациях, о том, как быть волонтером, о политических партиях… — Она говорила с придыханием, голубые глаза сверкали, платиновые волосы разметались. — Дело в том, что я работаю как одержимая и времени на себя почти не остается. Куплю черное платье, а кончается тем, что надеваю к нему коричневые туфли. Послушайте, а у вас тут есть все. Отлично придумано! Оденьте меня с головы до ног.

Все шесть лет Этель Лэмбстон была очень ценной клиенткой. Она настаивала, чтобы Нив подбирала ей все, до последней пуговицы. А заодно — аксессуары. И составляла списки, что с чем надевать. Жила Этель на Западной 82-й улице, на первом этаже роскошного особняка, и Нив иногда забегала к ней, чтобы помочь решить, какую одежду еще оставить, а что выбросить.

Последний раз Нив пересматривала гардероб Этель три недели назад. На следующий день Этель приехала в магазин и заказала уйму новых платьев.

— Почти закончила ту статью, для которой брала у тебя интервью, — сообщила она. — Когда ее опубликуют, многие на меня окрысятся. Но ты будешь довольна. Делаю тебе бесплатную рекламу.

Этель выбрала, что ей хотелось. Они с Нив разошлись во мнении только об одном костюме. Нив начала было убирать его:

— Этот я не хочу продавать, он от Гордона Стюбера. А его модели я отказываюсь выставлять в своем магазине, поэтому отошлю обратно. Не выношу этого типа!

Этель расхохоталась:

— Подожди, увидишь, что я про него написала. Прямо по стенке размазала. Но костюм мне нравится. Его модели всегда мне идут.

Нив аккуратно упаковала платья в тяжелые чехлы и поджала губы, наткнувшись на костюм от Стюбера. Месяца полтора назад уборщица попросила поговорить с ее подругой-мексиканкой, попавшей в беду. Та рассказала Нив, что работает в подпольной швейной мастерской в Южном Бронксе, которая принадлежит Гордону Стюберу.

— У нас нет вида на жительство, и он грозится сдать нас властям. На прошлой неделе я заболела. Он вышвырнул нас с дочерью, даже не заплатив.

На вид молодой женщине не было и тридцати.

— С дочерью? — удивилась Нив. — А сколько ей лет?

— Четырнадцать.

Нив отменила уже сделанный Стюберу заказ и послала ему стихотворение Элизабет Браунинг «Плач детей», которое когда-то помогло изменить в Англии законы о детском труде. Строчку «Слышите детей стенанья, о мои братья!» она подчеркнула.

Кто-то из офиса Стюбера проболтался об этом журналу «Женские тайны», и там, на первой странице, напечатали стихотворение вместе с едким письмом Нив Стюберу, призывая владельцев магазинов одежды бойкотировать производителей, нарушающих закон.