Он бы хватился раньше, пояснил Карам, если бы не подумал, что хозяин просто ушел спозаранку и скоро вернется. Передвижения хозяина его не касаются, но он забеспокоился, когда в лагере начали сворачивать палатку за палаткой, а хозяин все не возвращался, чтобы позавтракать или отдать распоряжения на день. Осторожные расспросы слуг и прочих членов свиты юного принца не дали результатов, и в конце концов Карам доложил о деле начальнику стражи, который поднял тревогу.

Поиски пропавшего осложнились огромными размерами процессии и тем фактом, что к тому времени она уже выступила в путь. Скорее всего, тело Биджу Рама так и не нашли бы, если бы не коршуны и грифы. Но еще до восхода солнца первый стервятник камнем упал с высоты, а за ним последовал второй, третий… и вскоре один из людей, отправленных на поиски, заметил птиц и поехал посмотреть, что там за добыча их привлекла.

Тело нашли как раз вовремя: получасом позже от свидетельств, позволяющих установить причину смерти Биджу Рама, не осталось бы и следа, а тогда неминуемо началось бы тщательное расследование дела. Однако, несмотря на значительные повреждения, нанесенные клювами и когтями, к моменту обнаружения трупа все еще было возможно сделать вывод, что смерть наступила от яда, и увидеть следы змеиных зубов — две точечные ранки прямо над ключицей. Почему Биджу Рам оказался там, объяснить было труднее, но, как Аш и предполагал, в конечном счете дело списали на жару и бессонницу, и такое решение, похоже, всех устроило.

Мулрадж отдал отряду приказ остановиться до дальнейших распоряжений, и позже днем останки Биджу Рама с соблюдением всех формальностей были сожжены на погребальном костре, сложенном из хвороста и сухой травы, спешно собранных в окрестностях и обильно политых гхи. На следующее утро, когда ночной ветер развеял пепел и обугленная земля остыла, остатки костей осторожно собрали, дабы довезти до Ганга и бросить в священную реку.

— А поскольку здесь нет никаких родственников покойного, только справедливо будет поручить эту скорбную миссию его друзьям, — сказал Мулрадж с самым серьезным видом. — Посему я распорядился, чтобы Пран, Мохан и Сен Гупта со своими слугами и слугами Биджу Рама немедленно отправились в Бенарес. За исключением Аллахабада, нет более священного места, где можно предать водам Матери Ганга прах человека.

Аш воспринял это поистине макиавеллиевское заявление с уважением, граничившим с благоговейным трепетом. Биджу Рам умер, но по-прежнему оставалась нерешенной проблема, как избавиться от ближайших его товарищей, и сам Аш не видел такого выхода из ситуации, который не вызвал бы споров, шумного недовольства и разного рода опасных догадок и предположений. Найденное Мулраджем решение восхищало своей простотой, хотя могло оказаться небезупречным.

— Но что скажет на это Джхоти? — спросил Аш. — Все эти люди его сторонники — во всяком случае, он так считает, — и, возможно, он не согласится отпустить их.

— Он уже согласился, — мягко промолвил Мулрадж. — Принц прекрасно понимает, что останки одного из его придворных — высокопоставленного лица, преданно служившего его покойной матери на протяжении многих лет, — негоже бросать в любую реку и в любом месте. Поэтому он дал им разрешение уехать.

— Но уедут ли они?

— Безусловно. Разве они могут отказаться?

— Ох, шабаш, бахадур-сахиб, — негромко пробормотал Аш. — Это поистине отличный ход. Салютую вам.

Он подтвердил свои слова действием, а Мулрадж позволил себе слабо улыбнуться и, ответив аналогичным жестом, сказал таким же приглушенным голосом:

— А я — вам, сахиб.

Аш вопросительно вскинул брови, и Мулрадж вытянул вперед раскрытую руку. На ладони у него лежала маленькая перламутровая пуговица от рубашки — вполне обычная, разве что европейского производства, с металлической ножкой.

— Я нашел ее совершенно случайно, в десяти шагах от тела, — спокойно сказал Мулрадж. — Она была занесена пылью, а я ненароком поддел ее носком башмака. Позже я показал пуговицу вашему носильщику, сказав, что нашел в своей палатке, а он заявил, что она ваша и он только вчера обнаружил, что на рубашке, которую вы носили накануне, не хватает одной пуговицы. Я пообещал непременно вернуть ее вам, обратив дело в шутку.

Несколько мгновений Аш молчал, сообразив, что он оторвал пуговицу, когда раздвинул ворот рубахи, дабы показать шрам на груди. Счастье, что ее нашел Мулрадж, а не один из приспешников Биджу Рама, — хотя вряд ли кого-нибудь заинтересовала бы такая находка. Аш взял пуговицу с ладони Мулраджа и беззаботно промолвил:

— Видимо, я потерял ее, когда мы ехали к месту стоянки.

— Возможно. — Мулрадж пожал плечами. — Правда, если бы меня спросили, я бы сказал, что вчера утром вы были в рубашке защитного цвета с костяными пуговицами. Впрочем, неважно. Мне лучше ничего не знать. Мы никогда больше не возвратимся к этой теме.

Они никогда к ней не возвращались. Ни тогда, ни позже Мулрадж не задал никаких вопросов, а Аш не сообщил никаких сведений по собственной инициативе. Пран, Мохан и Сен Гупта отбыли на рассвете следующего дня, предположительно в Бенарес, а громадный отряд двинулся дальше. И хотя трудно было надеяться, что теперь в нем не осталось никаких шпионов и заговорщиков, оставшиеся едва ли представляли серьезную угрозу — главным образом потому, что они лишились руководства, но отчасти и потому, что не знали наверняка, являются ли смерть предводителя и внезапный отъезд его ближайших соратников просто стечением обстоятельств, а если нет, то многое ли стало известно об их делах. Ни в чем не уверенные, они затаятся и не станут предпринимать никаких действий, а следовательно, какое-то время Джхоти будет в безопасности. Во всяком случае, в наибольшей безопасности, чем когда-либо, решил Аш.

Анджули по-прежнему не показывалась, и он знал, что вряд ли увидит ее снова, разве что в образе закутанной в сари невесты на церемонии бракосочетания. Сейчас, когда до владений раны оставалось всего несколько переходов, непринужденная атмосфера, столь долго сохранявшаяся во время путешествия, сменилась официальной и строгие правила, которыми прежде удавалось отчасти пренебрегать, снова вступили в силу. Аш даже не мог передать девушке несколько слов, ибо теперь невест держали в уединении. Дополнительные стражники окружали их рутх на марше и охраняли их палатки во время стоянок, и он ничего не мог поделать — разве что открыто носить на груди талисман в дни брачных церемоний в надежде, что Анджули увидит и будет знать: он нашел его и понял смысл послания.

Половинка перламутровой рыбки была не только знаком прощения и примирения, но и напоминанием, что другая половинка по-прежнему находится у Джули и что, может статься, однажды — когда-нибудь — они снова будут вместе.

Аш попытался найти возможное утешение в этой мысли. Утешение было слабым, но за неимением другого приходилось довольствоваться хотя бы таким. Однако большую часть времени он старался не думать о Джули — и о будущем. Будущее без нее представлялось чередой безрадостных бессмысленных лет, простиравшейся перед ним подобием бесконечной дороги, ведущей в никуда, и мысль о нем пугала Аша.

Часть 4

БХИТХОР

27

Когда впереди показалась низкая горная гряда, служившая северной границей Бхитхора, в лагерь прибыли послы от раны.

Они привезли подарки, гирлянды и приветственное обращение от своего повелителя. Ко всеобщему легкому замешательству, их сопровождала группа людей, на первый взгляд производивших впечатление бандитов в масках, но на деле оказавшихся всего лишь княжескими слугами, которые по местному обычаю заматывали свободным концом тюрбана нижнюю половину лица на манер обитающих в Сахаре туарегов. У неподготовленного человека это обстоятельство вызывало тревогу, наводя на мысль о разбойниках и насилии, но в действительности являлось (так им объяснили) знаком уважения в Бхитхоре: «символическим прикрытием жалких черт от лучезарного сияния ликов высокородных особ». Тем не менее вид сей безликой толпы отнюдь не придавал уверенности, и не один Аш задался вопросом, что же за страна такая — Бхитхор. Однако беспокоиться на сей счет было уже слишком поздно.

Оставалось только продолжать путь, и тремя днями позже громадная процессия, много недель назад вышедшая из Каридкота, пересекла границу владений раны, где была встречена кавалерийским эскортом и группой сановников во главе с визирем — премьер-министром, который преподнес очередные гирлянды и произнес очередную длинную и витиеватую речь. Но если Аш хоть на миг вообразил, что для него хлопоты и заботы почти закончились, его ждало разочарование. На самом деле они лишь начинались.

Когда визирь отбыл, Аш, Мулрадж и несколько высокопоставленных придворных из свиты невест выехали с людьми раны к месту, где гостям надлежало разбить лагерь на срок своего пребывания здесь и где всем им, за исключением считанных единиц, предстояло жить, пока не наступит время возвращаться обратно в Каридкот. Место стоянки, выбранное самим раной, находилось в длинной ровной долине, милях в трех от древнего города-крепости Бхитхор, давшего название княжеству. На первый взгляд выбор казался отличным: значительные размеры долины позволяли расположиться свободно, не теснясь, и вдобавок здесь протекала река, которая могла с избытком обеспечить лагерь водой. Но Аш хранил мрачное молчание.

Как офицер разведчиков, приобретший немалый опыт в боевых действиях на границе, он видел, что данное место стоянки имеет гораздо больше недостатков, чем преимуществ. К примеру, в долине находилось по меньшей мере три форта. Два из них отчетливо виднелись в дальнем ее конце: они стояли на вершинах холмов по обе стороны от города и не только защищали подступы к столице, но и обеспечивали хороший обзор всей долины. Третий форт возвышался над узким, с отвесными стенами ущельем, которым они проехали, чтобы попасть в долину, и даже незаинтересованный наблюдатель (каковым Аш отнюдь не являлся) мог заметить что древние стены форта находятся в отличном состоянии, а бастионы оснащены устрашающим количеством тяжелых пушек.

Эти пушки, как и сам Бхитхор, были остатками более ранней и варварской эпохи — громадные бронзовые чудища, отлитые в царствование Акбара, величайшего из Моголов и внука Бабура Тигра, но все еще способные метнуть смертоносное железное ядро в любого, кто попытается пройти через ущелье.

С учетом всех этих обстоятельств долина походила на западню, и Ашу, обследовавшему местность критическим взглядом, не понравилось предложение войти в нее: он не имел причин не доверять ране, но ему было прекрасно известно, что в последнюю минуту зачастую вспыхивают ссоры по поводу выплаты или невыплаты выкупа за невесту и прочим финансовым вопросам, связанным с бракосочетанием. Стоило лишь вспомнить драму, предшествовавшую бракосочетанию Лалджи, когда родственники невесты внезапно потребовали удвоить прежде оговоренную сумму.

Поскольку приказы командования со всей определенностью предписывали Ашу защищать интересы сестер махараджи и проследить за тем, чтобы все выплаты произвелись в должном объеме, ему представлялось по меньшей мере неразумным позволить невестам и многочисленной свите разбить лагерь в столь уязвимом месте. Под прицелом пушек раны вести переговоры будет трудно, если не невозможно, и не исключено, что он, Аш, опасаясь кровопролития, будет вынужден принять любые условия, поставленные женихом. Такая перспектива нисколько его не прельщала. К нескрываемому недовольству бхитхорских сановников, он отказался расположиться лагерем в долине и выбрал для стоянки место примерно в двух милях от ущелья, обеспечивавшего доступ в нее, а кроме того, послал к политическому офицеру, ответственному за данную часть Раджпутаны, нарочного с письмом, в котором сообщал о том, что он сделал и почему.

Решением Аша остались недовольны все, кроме Мулраджа и нескольких осторожных и рассудительных старейшин, ибо остальные с нетерпением ждали возможности побродить по базарам Бхитхора и осмотреть достопримечательности города. Они и сейчас могли доставить себе такое удовольствие, но только покрыв примерно шестнадцать миль до города и обратно, а погода стояла очень жаркая. Поэтому люди ворчали и роптали, а рана прислал двух своих пожилых родственников с делегацией высокопоставленных чиновников, чтобы выяснить, почему сахиб не позволил невестам и свите разбить палатки поблизости от города и в превосходном месте, специально для них подобранном.

Посланники не скрывали обиды, и ответ Аша, что данное место стоянки полностью устраивает каридкотцев, нисколько их не успокоил. Они отбыли в таком негодовании, что Кака-джи испугался и предложил принять в расчет желания раны — ведь если они оскорбят его, он может вообще отказаться от брака. Аш считал такой поворот событий в высшей степени маловероятным, если учесть, что половина выкупа за невест уже выплачена и приготовления к свадьбе обошлись княжеству в кругленькую сумму.

Даже Мулрадж немного засомневался, а пришедший наконец ответ от политического офицера оказался сухой запиской, в которой капитану Пелам-Мартину в холодных выражениях делался выговор за чрезмерное усердие и давался совет безотлагательно перебраться на предложенное место стоянки.

По словам политического офицера, подобное ничем не оправданное проявление осторожности может оскорбить рану, который, конечно же, не станет отказываться от своих обязательств или пытаться диктовать неприемлемые условия, а следовательно, чем скорее они переместят лагерь, тем лучше. Аш не мог позволить себе проигнорировать содержание и тон записки и, покорившись неизбежному, отдал приказ к выступлению.

Двумя днями позже замыкающий отряд длинной колонны проехал через ущелье, под пушками возвышавшегося над ним форта, и буквально через несколько часов опасения Аша полностью подтвердились, а уверенность политического офицера оказалась беспочвенной.

Рана прислал младшего министра с извещением, что условия брачного договора, заключенного в прошлом году с его высочеством махараджей Каридкота, по зрелом размышлении были признаны неудовлетворительными, а посему государственный совет решил, что их следует пересмотреть в свете более реалистического подхода к делу. Если сахиб и высокопоставленные особы, которые пожелают его сопровождать, изволят явиться во дворец, рана будет рад принять их и обсудить вопрос более подробно, после чего они, несомненно, убедятся в справедливости его требований и дело будет скоро улажено к полному удовлетворению обеих заинтересованных сторон.

Министр подсластил пилюлю несколькими льстивыми комплиментами и, тактично проигнорировав решительное заявление сахиба, что обсуждать здесь нечего, назначил время встречи на следующее утро и поспешно отбыл.

— Ну, что я вам говорил? — спросил Аш с мрачным удовлетворением.

Его сильно уязвило плохо завуалированное обвинение в робости, которое подразумевалось под суровым замечанием политического офицера насчет чрезмерной и ненужной осторожности, а также возмущенный ропот лагеря и страхи тех, кто разделял мнение Кака-джи о том, что рану не стоит гневить.

— Но он не может так поступить с нами! — выпалил один из высокопоставленных каридкотских чиновников, обретя наконец дар речи. — Условия уже согласованы. Все вопросы улажены. По чести, он не может отказаться от принятой договоренности.

— Да неужели? — скептически откликнулся Аш. — Что ж, давайте подождем и выслушаем рану, прежде чем решать, что делать дальше. Если повезет, все может оказаться не так плохо, как мы думаем.

На следующее утро Аш, Кака-джи и Мулрадж в сопровождении небольшого кавалерийского эскорта отправились в город на встречу с раной.

Поездка была не из приятных. Дорога, не защищенная от нещадно палящих солнечных лучей, представляла собой проселок, покрытый толстым слоем пыли и изобилующий рытвинами и ухабами. В месте расположения лагеря долина имела в ширину добрых две мили, но ближе к городу сужалась до мили, если не меньше, превращаясь в своего рода естественный коридор, ведущий на окруженную холмами широкую равнину, где находился «источник жизненной силы Бхитхора» — огромное Рани-Талаб, Королевское озеро. Именно здесь, в центре равнины, на полпути между двумя возвышенностями, первый рана построил столицу своего княжества в царствование Кришна Дева Райи.

С тех пор город мало изменился. Настолько мало, что, получи его строители возможность вернуться, они бы оказались в знакомой обстановке и по-прежнему чувствовали себя как дома, ибо здесь сохранились древние традиции и древние обычаи и образ жизни горожан претерпел не больше изменений, чем прочный песчаник, из которого были возведены стены города, или зубчатые очертания горных гряд, окружавших равнину. В массивной наружной стене по-прежнему оставалось лишь четверо ворот: Хатхи-Пол, Слоновые ворота, выходящие на долину; Водные ворота, обращенные на восток, в сторону озера, равнины и далеких холмов; ворота Мори и Тхакур, от которых открывался почти одинаковый вид — полоса возделанной земли шириной в три четверти мили и поднимающийся за ней крутой склон холма, увенчанного древним фортом.

Из-за возделанной земли город казался скалой, стоящей посреди реки и делящей поток на две части, — зеленой реки, образованной полями, где крестьяне выращивали хлеб, овощи, сахарный тростник, и манговыми, папайевыми и пальмовыми рощами. Но полоса обработанной почвы имела незначительную ширину, а за ней лежали долина, пастбища и холмы, выбеленные жгучими солнечными лучами, и Аш обрадовался, когда достиг тени громадных ворот, и еще больше обрадовался близкой перспективе спешиться и спокойно посидеть в прохладе дворца, пусть даже сопутствующий отдыху разговор мог оказаться трудным.

Насколько трудным он будет, стало сразу ясно по поведению стоявших у ворот стражников, которые не потрудились поприветствовать прибывших, и по тому факту, что единственный человек, встретивший гостей, чтобы проводить их во дворец, оказался очень мелким чиновником рангом немногим выше ливрейного лакея. Это само по себе было проявлением неучтивости, граничащей с оскорблением, и Мулрадж процедил сквозь зубы:

— Давайте вернемся обратно в лагерь, сахиб. Мы подождем там до времени, когда эти людишки научатся хорошим манерам.

— Нет, — тихо сказал Аш. — Мы подождем здесь.

Он вскинул ладонь и, когда конный эскорт остановился за ним, возвысил голос, обращаясь к одинокому посланнику:

— Боюсь, в своем стремлении поскорее приветствовать рану мы прибыли раньше назначенного срока и застали его неподготовленным. Возможно, он проспал или слуги нерасторопно выполняли свои утренние обязанности. Такое случается, и нет двора, совершенно безупречного. Но мы не торопимся. Вы можете сказать своему господину, что мы подождем здесь в тени, пока нам не сообщат, что он готов принять нас.

— Но… — неуверенно начал мужчина.

— Нет-нет, — перебил Аш. — Не извиняйтесь, мы с удовольствием передохнем здесь. Ijazat hai [Можете идти.].

Он отвернулся и заговорил с Кака-джи, а мужчина неловко переступил с ноги на ногу и прочистил горло, словно собираясь снова подать голос, но Мулрадж резко сказал: