— Бедная жена!
— Да уж… — Перси мгновение помолчал. — Кстати, я слыхал, Джеймс тоже увяз…
— Ничего страшного, я с этим уже разобралась.
— Ты не обязана это делать, моя дорогая.
— Но ведь я его мачеха.
— Знаю, но ты же не обратишься за деньгами к опекунам, заплатишь все сама. Надо с этим кончать, Фэнни, он уже не ребенок, должен научиться стоять на собственных ногах.
— Ты прав, но я с ним поговорила, он обещал исправиться.
— Может, мне тоже поговорить с ним?
— Нет, пожалуйста, не надо. И вообще, переменим тему. Что ты еще слышал?
— Миссис Харкорт купила дом в Парк-плейс, в нескольких шагах от Стенмор-хауса. Говорят, она твердо решила захомутать герцога Лоскоу.
— Ничегошеньки у нее не выйдет. Миссис Харкорт уже делала попытки очаровать герцога и потерпела поражение.
Перси пристально посмотрел на Френсис.
— Он что, уже сделал тебе предложение?
— Мне?! — Френсис подпрыгнула от удивления.
— А почему нет? Надо быть слепым, чтобы не заметить, как он за тобой волочится.
Френсис невесело засмеялась.
— Ах, Перси, чтобы великий герцог, да волочился! Это же просто ниже его достоинства.
Все время, пока они въезжали в ворота парка и пристраивались в хвост вереницы экипажей, Перси улыбался.
— Если хочешь знать, герцог меня терпеть не может. Я имела смелость осудить его за обращение с дочерью.
— Да ну! Но тогда предмет его внимания, должно быть, миссис Пул…
— Так ее зовут миссис Пул? Я что-то слыхала об этом. Говорят, у них ребенок.
— Да. Лучше б ты этого не знала.
— Джеймс мне сказал.
— Джеймсу пора бы научиться держать язык за зубами.
— А что тут такого? Ты думаешь, это меня расстроило?
— Разве нет?
— Нисколько. Перси, прошло целых семнадцать лет, у него за это время перебывала, небось, дюжина любовниц. Почему это должно меня волновать?
— Ну что ж, если так, я очень рад.
— Не поговорить ли нам о чем-нибудь другом? А то любовные похождения герцога Лоскоу уже начинают меня утомлять.
Перси наклонил голову к Френсис.
— Как пожелаешь. Но если Стенмор запретная тема, то что мы будем делать, оказавшись с ним лицом к лицу?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он только что въехал в ворота и приближается к нам. Если ты не решила порвать с ним отношения, придется его заметить.
Френсис увидела Маркуса верхом на рослом вороном жеребце. Джентльмен, ехавший рядом с ним на сером коне, был ей незнаком.
— Я вовсе не собираюсь рвать с ним, иначе он может решить, будто я робею.
— А такого мы позволить не можем, да? — отозвался Перси, сворачивая в сторонку.
— Добрый день, ваша светлость, — проговорила Френсис равнодушным тоном, чувствуя при этом, как бешено бьется сердце и даже подрагивают руки.
— Миледи, к вашим услугам. Позвольте представить вам моего друга. Майор Доналд Гринэвей. Доналд, познакомься с графиней Коррингам. Френсис склонила голову.
— Майор.
— Как поживаете, миледи? — Майор снял шляпу. Это был плотный человек в бурого цвета верховом костюме и старомодных, но начищенных до блеска сапогах. — Это вы обучаете леди Лавинию?
— Да, — со смешком ответила Френсис, — как учитель танцев и прочие учителя.
— Однако графиня Коррингам, я думаю, вне всяких сравнений. — Свои слова майор сопроводил широкой добродушной улыбкой.
— Вы преувеличиваете, майор.
— Ох, не скромничайте, миледи. Герцог рассказывал мне, как быстро вы преуспели, обучая леди Лавинию.
— Его светлость необъективен.
— Да, без сомнения. Но он не единственный, кто так говорит. Кажется, весь Лондон стремится устроить дочерей к вам.
— Ну, майор, вот уж не ожидала, что военный человек столь искусен в комплиментах. Только я слишком стара, чтобы принимать их всерьез.
— О чем вы говорите, миледи?! Вы же в самом расцвете! — Майор громко расхохотался. — Стенмор, ну поддержи же меня.
Маркус улыбнулся.
— Я уверен, графиня сама знает о своих достоинствах.
— Самый загадочный ответ, который я когда-либо слышал, — вставил Перси.
— Просто герцог слишком благороден, чтобы заявить открыто, что ему не всегда нравятся мои методы, — пояснила Френсис, решив, что последнее слово непременно останется за ней. — Но мы заключили перемирие, не так ли, ваша светлость?
— Да-да, — согласился Маркус, тоже не желавший ссоры на глазах у посторонних. Она смотрела на него своими фиалковыми глазами и улыбалась. Ну почему в ее присутствии он робеет как мальчишка?
— Сэр Персиваль, я думаю, нам пора ехать. — Прилагая неимоверные усилия, она сумела отыграть роль невозмутимой матроны, и теперь надо было поскорее удалиться со сцены, пока герцог не сказал чего-нибудь еще. — Ваша светлость, я жду леди Лавинию в понедельник. Майор, очень рада была познакомиться.
— Я тоже, миледи. — Майор поклонился, Маркус коснулся рукой шляпы, Перси кратко попрощался, фаэтон тронулся.
— Какая потрясающая женщина, — пробормотал Доналд, провожая его глазами.
— Да.
— Вы в самом деле поссорились из-за леди Лавинии?
— А-а, ерунда.
— Брось, старина, от меня можешь не таиться, расскажи, в чем дело.
— Это мелочь, конечно, но мне показалось, что она дает Винни слишком много свободы.
— А ты хочешь держать ее в ежовых рукавицах?
— Вовсе нет, но я не люблю, когда подрывают мой авторитет.
Доналд рассмеялся.
— Уж это-то мне знакомо. А мне показалось, она относится к тебе уважительно.
— Еще бы! Она же знает, что в случае чего я откажусь от ее услуг, а она нуждается в деньгах.
— Правда? По ней этого не скажешь.
— Деньги ей нужны не для себя, для пасынка. Он по горло в долгах и все время тянет из нее.
— А тебе ее жалко…
— Нисколько, — отрезал Маркус, — она вполне способна позаботиться о себе. Остра как бритва и холодна как лед. — Он немного помолчал. — Но при виде ребенка тает точно масло на сковороде. Пасынок, падчерица, дети падчерицы ее просто обожают, обращаются с ней запросто. Да и Винни…
Доналд посмотрел на него долгим взглядом.
— Понятно, она сыплет тебе соль на рану.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Брось, старик, ты годами сражался со своей дочерью. И если графиня нашла подходы к Лавинии, тебе лучше прислушаться к ней, даже если для этого придется признать свою неправоту.
— Она не хочет пойти навстречу.
— Это ты не хочешь. Я же знаю, Стенмор, ты бываешь упрям как осел.
Маркус усмехнулся.
— Если б это сказал не ты, а кто-то другой, я бы дал ему в нос.
— Так дай, если тебе от этого полегчает. Можем к Джексону заехать и подраться на ринге.
— Нет, мне надо домой, выпить чаю с дочерью. Она там учится танцам, а у учителя нет такого терпения, как у Фэ… у графини.
— Ага, значит, ты признаешь, что она обладает терпением.
— Я этого и не отрицал.
— Сдается мне, ты ее любишь.
— Чушь! Мы с ней и получаса не можем провести вместе, чтобы не поругаться.
— Ну и что? Кстати, это первейший признак любви. Из нее получилась бы прекрасная герцогиня.
— Нет уж, я не намерен снова жениться, с меня достаточно и одного раза. К тому же она вполне довольна своей жизнью…
— Она сама тебе сказала?
— Вроде того. Все, хватит читать мне мораль. — Маркус пришпорил коня.
Проскакав через парк, всадники придержали коней и дальше поехали медленным шагом, почти не разговаривая. Маркус напряженно размышлял о том, что ему сказал Доналд.
Да, он действительно все время думает о Френсис Коррингам, ее образ преследует его днем и в ночных сновидениях, из-за нее он ведет себя по-дурацки. Его дочь поцеловала Фэнни. А ведь его она никогда не целовала. Ни разу в жизни.
Это что-то значит, отметила про себя Френсис: привозя Лавинию позировать, Маркус теперь не уезжал, а с задумчивым видом сидел в дальнем конце мастерской. Набравшись смелости, Френсис предложила ему вместе с ней и Лавинией прокатиться по городу, осмотреть его архитектурные достопримечательности. Он с готовностью согласился. Быть может, не хотел оставлять дочь наедине с ней, испугался, что Лавиния расскажет лишнее о своей семье. Но не исключено и другое — Маркус признал верными ее упреки и старается исправиться.
Как бы то ни было, Лавиния вся светилась. При знакомстве с новыми людьми она больше не дичилась, с Френсис вела оживленные разговоры. С отцом девушка все еще была скованной, но уже не такой замкнутой, как прежде. Френсис обращалась с Лавинией как со взрослой, на равных, как с подругой.
У Маркуса щемило сердце при мысли, что он мог бы жениться на Френсис и тогда матерью его детей была бы она, что она сама бы воспитала их достойным образом и не было бы нынешних трудностей. Почему он не нашел в себе сил воспротивиться родителям и настоять на браке с Френсис?
Впрочем, он знал почему — он боялся пойти против воли отца. Ему сумели внушить, что его неповиновение убьет больную мать. Это был шантаж чистой воды, мать пережила и отца, и жену Маркуса и мирно скончалась лишь в прошлом году. Хочет ли он, чтобы дочь испытывала такие же чувства к нему, своему отцу? Ему нестерпима была сама мысль о том, что в таком случае она будет столь же несчастна, как он. Но ей же нужна направляющая отцовская рука. О господи! Скорее бы приехала сестра, чтобы заняться Лавинией. Но как бы из-за этого ему не пришлось реже видеться с Френсис Коррингам.
Ранним утром Маркус и Лавиния, проезжая по Ротен-Роу, встретили Френсис, сопровождаемую пасынком. Френсис, как обычно, была сама учтивость, и ничего более, но в глазах у нее зажглась радость, когда она повернулась к Лавинии.
— Вы прелестно выглядите, Лавиния. Кажется, надо было рисовать вас верхом на коне.
— Можете и нарисовать, почему бы нет? — со смехом ответила Лавиния. Она посмотрела на Джеймса, который не отрывал от нее глаз. — Милорд, как поживаете?
— Замечательно, потому что встретил вас, миледи.
Маркус хмуро взглянул на Френсис, та стойко выдержала его взгляд. Джеймс говорит комплименты девушке, что в этом такого? Мальчик заверил ее, что ничего дурного не замышляет.
— Папа, может, поедем вместе? — предложила Лавиния. — Конечно, если вы не против, миледи, — добавила она, глядя на Френсис.
— Я с удовольствием. — Джеймс аккуратно оттеснил Френсис от Лавинии, так что она оказалась бок о бок с насупившимся Маркусом.
— Граф живет у вас, миледи? — вполголоса спросил он. Понятно, подумала Френсис, боится, как бы Лавиния не увлеклась Джеймсом. Глупо.
— Нет, ваша светлость, у него квартира в Олбани.
— Но он бывает у вас?
— Естественно. Я была бы огорчена, если б было иначе. Но если вы беспокоитесь за Лавинию, то напрасно, я не оставляю ее одну.
— Приятно слышать. Она слишком молода, чтобы противостоять такому ловеласу.
— Никакой он не ловелас. А вы не думаете, что лучше было бы позволить ей видеться с молодыми людьми, чтобы набраться опыта?
— На следующий год у нее будет достаточно возможностей.
— На следующий год она окажется среди множества мужчин, молодых и старых, достойных ее и недостойных, среди которых ей придется выбрать себе мужа. А для семнадцатилетней девушки совсем не легко отличить порядочного от непорядочного. Она по своей неопытности может купиться на красивые комплименты. — Мгновение помедлив, Френсис добавила: — Уж поверьте мне, я знаю, что говорю.
— А вот это, миледи, коварный удар ниже пояса.
Френсис невольно улыбнулась.
— Прошу прощения, в следующий раз буду метить выше.
Маркус вздохнул.
— Дело в том, что Винни убеждена: она все сама знает…
— Это вообще свойственно молодежи. Наверное, помните, каким вы были в молодости?
— Слишком хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы мои дети повторяли мои ошибки.
Френсис засмеялась.
— Ну, ваши ошибки — это ваши ошибки, сэр, а молодые люди будут совершать свои собственные и учиться на них, как учились мы.
— Вряд ли я соглашусь с вами, миледи. Лавинии дай только волю. Требует, например, чтобы я пустил ее на костюмированный бал к леди Уиллоуби. Это вы ее надоумили?
— Нет, не я. Бал-маскарад не самое подходящее место для шестнадцатилетней девушки. Сомневаюсь, чтобы леди Уиллоуби пригласила ее.
— Нет, но она пригласила меня, а Винни хочет, чтобы я выпросил у нее еще одно приглашение. Естественно, я этого не сделаю.
Смутное чувство охватило Френсис, она сама не могла понять, приятно ей или неприятно, что Маркус будет на маскараде.
— Вы правы, милорд, леди Лавиния прежде должна выйти в свет, а уж потом ходить по балам. Представляю, как она расстроится. — Она немного помолчала. — Знаете, у меня есть идея. Не устроить ли мне ужин, соберутся несколько друзей, молодых и не очень, послушаем музыку, потанцуем контрданс. Вы разрешите леди Лавинии прийти ко мне? Это станет для нее небольшим утешением.
— Очень великодушно с вашей стороны, миледи.
— Нисколько. Я очень полюбила Лавинию.
— Я это заметил, — сухо сказал он. — Думаю, это взаимно.
— А вы не против?
— Ни в коем случае, наоборот, мне это приятно. — Улыбка, тронувшая его губы, достигла глаз, они вспыхнули, осветив лицо. Когда он вот так смотрел на Френсис, сердце у нее переворачивалось, и приходилось напоминать себе, что ему верить нельзя.
— Ну, тогда я этим займусь. Может, вы не станете возражать, если Лавиния поможет мне — если захочет, конечно?
— Нет, не стану.
Молодая пара тем временем уехала далеко вперед, и они поспешили их нагнать. Через несколько минут у ворот они расстались.
Чувства Френсис были подобны приливу и отливу; когда он был рядом, в душе вспыхивали то радость, то боль. Значит, уж так ей суждено: любить его до самой смерти. Только об этом никто никогда не узнает.
Лавиния приняла известие об ужине с восторгом и стала проводить больше времени в Коррингам-хаусе, помогая Френсис в ее хлопотах. Маркус не возражал, но и не вмешивался.
Утром, когда Френсис с Лавинией писали приглашения, принесли письмо от миссис Томас. Та сообщала, что в приюте проблема, требующая присутствия миссис Рэндал. Френсис отложила перо и приказала запрячь коляску.
— Завтра закончим, — сказала она Лавинии. — По дороге я завезу вас домой.
— Можно я тоже поеду в приют? — попросила Лавиния, когда они выехали со двора. — Мне хочется посмотреть на детей.
— Я не уверена, что это понравится вашему отцу, Лавиния.
— А что в этом такого? Он же сам дает деньги на приют, так почему бы мне туда не поехать? Ну, пожалуйста!
Френсис не пришлось ничего решать: когда они подъехали к Стенмор-хаусу, оказалось, что герцога нет дома, а мисс Хастингс ушла в библиотеку. Оставлять Лавинию было не на кого, и они отправились дальше.
— Хочу сказать, что в приюте меня знают как миссис Рэндал, — сообщила Френсис. — Они думают, что я компаньонка графини. Пожалуйста, никому не говорите.
— Даже папе?
— Не думаю, чтобы ему это было интересно.
Коляска остановилась у приюта. Выскочивший из дверей мальчишка придержал коней, и Френсис с Лавинией вошли внутрь, где их встретила миссис Томас.
— Хорошо, что вы приехали, — заговорила она. — У нас тут кража произошла, и я подозреваю одного из мальчиков. Он, конечно, отпирается…
— Я поговорю с ним. Лавиния, подождите меня здесь.
В маленькой комнатушке, которая служила офисом, Френсис ждал мальчик лет семи с растрепанными светлыми волосами. Лицо его выражало вызов.
— Что он украл? — спросила Френсис, оборачиваясь к миссис Томас.
— Сыр, мэм. Фунт, не меньше. И буханку хлеба.
Френсис присела на корточки рядом с малышом.
— Ты был голоден? Мальчик потряс головой.
— Нет, не я, это ма…
— Твоя мама? Значит, ты не сирота? Мальчик молчал. После недолгих уговоров он все же рассказал. Его мать, вдова, отправила его в приют, наказав выдать себя за сироту, потому что здесь он будет сыт и одет. Но сама, скучая по сыну, бродила вокруг приюта в надежде его увидеть. А сегодня, увидев, попросила принести ей поесть.
Миссис Томас была против того, чтобы простить мальчишку, — нельзя потакать воровству. Френсис же решила послать за его матерью и предложить ей место уборщицы. Пока она уговаривала миссис Томас, пока разыскивали женщину, прошло значительное время.
Когда Френсис наконец освободилась, она нашла Лавинию на улице, та сидела, прислонившись к стене приюта, и рисовала детей. Увидев Френсис, она вскочила.
— Все в порядке, миледи?
— Да, поехали домой.
Френсис нисколько не удивилась, когда перед дверями Стенмор-хауса их встретил разгневанный Маркус.
— Войдите, миледи, — сурово проговорил он, — я жду объяснений.
Глава восьмая
— Итак, миледи, — начал он, когда они вошли в гостиную, — рассказывайте, где вы были и почему так задержали мою дочь.
— Почему же не рассказать, — произнесла Френсис холодно. — Только не кричите.
— Я не кричу, — сказал он, понижая тон. — Однако на вашем месте я бы представил хоть какие-то оправдания. Ведь я доверил вам дочь…
— И с ней ничего плохого не случилось.
— Этого я еще не знаю. — Последний час Маркус был как на иголках, и, когда он увидел их обеих в целости и сохранности, его тревога вылилась в приступ бешенства. — Что я почувствовал, как вы думаете, когда в назначенное время приехал к вам, а оказалось, что ни вас, ни дочери нет? Срочно уехали — так мне сказали. Что могло быть такого срочного, что помешало вам сначала завезти мою дочь домой? Потом ехали бы куда угодно.
— Я так и сделала, но вас не было дома, — ответила Френсис, всеми силами стараясь сохранять хладнокровие. — И миссис Хастингс тоже отсутствовала. В доме были только слуги-мужчины. Поэтому мне пришлось взять леди Лавинию с собой.
— И куда же? — Тут Маркус обратил внимание на ее простецкое серое платье и вспомнил, что Фэнни была как раз в нем, когда он спасал ее на Ковент-Гарден. Неужели ей вздумалось познакомить Лавинию с изнанкой Лондона?
— Мы с графиней ездили в приют, — вмешалась Лавиния. — Было очень интересно, я и представления не имела…
— Тебе и не надо иметь, — сердито оборвал Маркус, — это неподходящее место для тебя.
— Почему? Если оно подходит для графини Коррингам, то что плохого может там случиться со мной? Я сделала несколько набросков наподобие тех, что в мастерской у графини. Знаешь, там был один мальчик, который мне жутко кого-то напоминает, только не могу вспомнить кого.
— Не мели ерунды, Лавиния! Ты там никого не можешь знать. Иди к себе в комнату, я поговорю с леди Коррингам, а потом решу, как быть с тобой.
Девушка послушно направилась к двери, на прощание присев перед графиней в реверансе.
— Леди Лавиния не виновата, — ровным тоном произнесла Френсис, — вы слишком резки с ней.
— Я имею право разговаривать с собственной дочерью, как пожелаю, мадам. — Маркус понимал, что Фэнни права, и от этого ему захотелось схватить ее за плечи и трясти, трясти. А потом обнять и поцеловать. — Одно мне ясно — вы не можете служить ей примером благонравного поведения. Вы слишком долго были самостоятельной, и я жалею о том, что доверил ее вам.
— О чем вы говорите? Сиротский приют, конечно, не лучшее место в городе, но там чисто и дети ведут себя пристойно. — Френсис запнулась. Маркус, казалось, совсем ее не слушал, он перелистывал альбом Лавинии. — Но я искренне сожалею, что мы задержались так поздно. Просто там возникла проблема с одним ребенком…
— С этим? — Он протянул альбом.
На рисунке, очень неплохом, был изображен малыш лет трех, взъерошенный, очень бедно одетый, с четко очерченными бровями и яркими глазами. На лице играла широкая проказливая улыбка.
— Нет, не с этим, тот постарше. А этого я вроде бы никогда прежде не видела, но…