— В такой давке я еще не бывала, — прошептала она своему спутнику. — Не потеряй свою шляпу.
На голове сэра Персиваля, одетого под Наполеона Бонапарта, естественно, была треуголка.
— Смотри, как бы тебе не столкнуться с герцогом Веллингтоном, а то начнешь еще одну войну, — со смехом сказала Френсис, когда он заехал за ней в Коррингам-хаус.
— А тебя он примет за разбитную служанку и прикажет принести ему бренди, а потом захочет усадить к себе на колени. С чего тебе вздумалось так одеться? Весь вечер придется всех обслуживать.
— Ты думаешь, я не справлюсь?
— Ты с чем угодно справишься, моя дорогая.
Перси был истинным джентльменом, порядочным и внимательным, и Френсис иногда думала, как было бы хорошо, если бы она любила его и вышла за него замуж. Она порой удивлялась, почему о них с Перси не сплетничают. Наверное, не находят ничего интересного.
Другое дело — герцог Лоскоу, вот тут было чем поживиться. Человек-загадка, высокомерный и неприступный, вдовец, которому, несомненно, нужна жена. Кого он выберет? Френсис тряхнула головой — опять она думает о Маркусе, хотя решила ведь, что с ним покончено. Только как себя в этом убедить?
— Ну наконец, — проворчал Перси, когда они достигли верхней лестничной площадки, на которой стояли леди Уиллоуби и ее супруг.
— Графиня, как приятно вас видеть, — воскликнула леди Уиллоуби. — Я рада, что вы без маски, а то вас приняли бы за одну из моих служанок. Добрый вечер, сэр Персиваль.
Поздоровавшись со всем семейством, Френсис и Перси вошли в бальный зал и окунулись в какофонию звуков. Танцы еще не начались, музыканты настраивали инструменты под аккомпанемент громких голосов и взрывов смеха. Они смешались с толпой, здороваясь и переговариваясь со знакомыми, и Френсис то и дело ловила себя на том, что смотрит на дверь. Пришел ли Маркус?
Грянул оркестр, и Перси повел ее танцевать. Потом она танцевала с сэром Грэмом, потом с супругом миссис Батерворт… Это продолжалось часа полтора, пока Френсис не запросила пощады. Она сидела, разговаривая с Ричардом и Аугустой, когда падчерица со смехом воскликнула:
— Ты посмотри, кто пришел! В чем это он? Френсис повернулась и увидела Джеймса, одетого французским дворянином семнадцатого века, в бледно-голубом с желто-лимонным, с двумя юношами, одетыми так же. Заметив сестру и мачеху, Джеймс направился к ним.
— Мама, к вашим услугам, — весело проговорил он, с шиком взмахивая огромной шляпой с длинным пером.
— Ты великолепно выглядишь, Джеймс, — заметила Френсис, — только я удивляюсь, как это лорд Уиллоуби тебя пригласил.
— Да он не злопамятный. Вот о бедном Риели этого не скажешь, ему до конца семестра сидеть в четырех стенах.
— Откуда ты знаешь?
— Малышка мне сказала.
— Ты имеешь в виду леди Лавинию? Где ты ее видел?
— В Стенмор-хаусе, заезжал узнать, как там Риели. Она сказала, они возвращаются в Лоскоу-Корт.
— Когда? — Вопрос вырвался невольно.
— Не сегодня завтра. А герцог тебе разве не говорил?
— Нет, а почему он должен говорить? — Значит, сегодня его здесь не будет. Странное чувство облегчения нахлынуло на Френсис. Они больше не увидятся, не будет взаимных пикировок, часов, проведенных в молчании, когда она писала портрет. Сплетни улягутся, она вернется к прежней спокойной жизни.
Закончился гавот, начинался следующий танец. Френсис подняла голову. Джеймс стоял перед ней в поклоне, с улыбкой до ушей.
— Миледи, позволено ли мне будет пригласить вас на менуэт?
— Ну что за несносный мальчишка! — засмеялась Френсис.
— Может, я должен завоевать право танцевать с вами в поединке с вашими поклонниками?
— Нет-нет, не надо. — Она положила руку на сгиб его локтя и пошла на середину зала. — А это не покажется смешным твоим друзьям?
— Да они от зависти умирают, у них матери далеко не такие молодые и красивые.
— Как тебе не стыдно, Джеймс! Приберег бы свои комплименты для кого-то, кто их больше заслуживает.
— Никто их не заслуживает больше, чем ты, — сказал он серьезно. — Ты сама знаешь, я обожаю тебя.
— Да ну!
— Правда. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, и если кто-нибудь причинил тебе огорчение, я пошлю ему вызов.
— Джеймс, ну что ты выдумываешь, кто, по-твоему, меня огорчил?
— Его светлость герцог Лоскоу.
— Его светлость? С чего ты решил?
— Маленькая птичка начирикала мне, что вы поссорились. И что ты очень переживаешь.
— И что ж это за птичка?
— Прямо так и скажу! Боже правый! Леди Лавиния! — воскликнул Джеймс, глядя куда-то за спину Френсис.
Френсис резко повернулась и увидела ведьму.
Она была вся в черном, в высокой островерхой шапке, пол-лица закрыто маской с длинным носом и острым подбородком. Видны были только веселые глаза и брови вразлет. Лавиния танцевала с Бенедиктом Уиллоуби.
— О господи, — выдохнула Френсис. — Как ты думаешь, отец знает, что она здесь?
— Сомневаюсь.
— Что делать? Он же может появиться в любой момент.
— Надеюсь, не появится. Но какой потрясающий костюм, а?
— Ты лучше подумай, что будет, если ее узнают. Она же еще даже в свет не выходила! Не хватало герцогу сплетен, так еще Лавиния добавит.
— Давай двигаться так, чтобы к концу танца оказаться рядом с ней и потом, загородив ее, уговорить уйти.
Но не успели они сделать и шага, как танец закончился, и Френсис с ужасом увидела, что Бенедикт взял Лавинию за руку и повел вон из зала.
— Я пойду за ними. — Френсис двинулась к двери. Джеймс пожал плечами и последовал за ней.
Пробираясь сквозь толпу, они достигли верхней галереи, но юной пары нигде не было видно.
Джеймс, перегнувшись через балюстраду, посмотрел вниз.
— Вон они! — сказал он.
Френсис заспешила вниз по лестнице. Народу на первом этаже было немного, и никто не обратил внимания ни на них с Джеймсом, ни на пару, исчезнувшую в оранжерее. Джеймс распахнул дверь, и Френсис вбежала внутрь.
В тусклом свете фонарей они увидели, как Лавиния, без маски, молча борется с Бенедиктом. Тот обхватил ее, а она пытается вырваться, вцепиться ему в лицо, и все это в полнейшей тишине.
Джеймс с Френсис еще не успели добежать до них, когда Лавиния ухитрилась ударить Бенедикта под дых одной рукой, а другой влепила ему пощечину, оцарапав щеку перстнем. Тот, выругавшись, схватился рукой за щеку и в это мгновение заметил подбегавшего Джеймса. Не теряя ни минуты, он бросился к дальней двери и выскочил на улицу.
— Это ж надо так драться! — с восхищением произнес Джеймс. — Еще минута, и вы уложили бы его на обе лопатки.
Лавиния взглянула на него, потом на Френсис и разразилась слезами. Френсис ласково обняла ее.
— Джеймс, поди возьми извозчика. И потихоньку. Мы пока подождем в дамской комнате. — Она посмотрела на Лавинию. — Пойдем, приведешь себя в порядок и никто ничего не заметит. — Френсис подняла с пола маску. — Лучше пока надень и завернись в плащ.
— Вы не скажете папе?
— Нет, хотя стоило бы.
— Я не хотела… я не думала…
— Конечно, не хотела… — Френсис кивком отпустила Джеймса, и они с Лавинией юркнули в дамскую комнату. — Давай-ка определим размер ущерба. — Френсис осмотрела лицо девушки. Царапин и ссадин не было, только бороздки от слез. — Вроде ничего нет. Тебе не больно?
— Нет. — Лавиния внезапно улыбнулась. — Неплохо я за себя постояла, а?
— Да, моя дорогая, только нельзя доводить дело до этого. О чем ты только думала?
— Я была ужасно зла на папу. Он сказал, что я вас больше не увижу.
— Я это знаю, — мягко произнесла Френсис. Смочив платок холодной водой, она осторожно отерла девушке лицо.
— Это нечестно, вы не виноваты, что Дункан попал в переделку, да и я тоже не виновата. Я так и сказала папе, а он разозлился еще больше. На самом деле во всем виноват Бенедикт Уиллоуби, он всегда плохо влиял на Дункана. Я решила встретиться с ним и заставить признаться папе, что во всем виноват он. — Лавиния улыбнулась. — Ну, и я насела на Фелисити, чтобы она дала мне приглашение…
— Значит, Фелисити знает, что ты здесь?
— Да, но я заставила ее поклясться, что она никому не скажет.
— Однако как ты позволила Бенедикту увести тебя из зала? Остается только надеяться, что тебя никто не узнал, иначе будет беда.
— Я его отругала за то, что он бросил Дункана одного все расхлебывать, а ему не понравилось. Я не хотела устраивать сцен на глазах у всех, но решила непременно заставить его признаться папе…
— И согласилась уединиться с ним в тихом уголке. Ах, Лавиния, какая же ты глупенькая.
— Он сказал, что у него есть что-то важное для меня, я и подумала… — Она снова заплакала.
— Не расстраивайся, дорогая, ничего страшного не случилось и не случится, если мы тебя благополучно отвезем домой.
— Еще как случилось. Это ужасно, он сказал мне… сказал, чтобы я не строила из себя недотрогу, потому что мой отец первостатейный распутник. Он сказал, что папа… сделал ребенка жене своего конюха…
Френсис почувствовала укол в сердце, но ровным голосом проговорила:
— Я уверена, это выдумки, Бенедикт просто хотел тебя запугать.
— Я ему сказала то же самое, но потом вспомнила… Миссис Пул действительно родила, когда муж ее был на войне, а когда он вернулся, она исчезла вместе с ребенком.
— Но это же еще не доказывает, что его отец — герцог, не так ли?
— Я впомнила еще одно. Того маленького мальчика, которого рисовала. Я же говорила, он мне кого-то напоминает…
— А ты не подумала, что в лице и повадках этого мальчика ты заметила что-то схожее с мальчиком на картине, которая висит у вас в гостиной в Стенмор-хаусе, и бессознательно усилила сходство? Знаешь, такое бывает.
— Тогда почему папа забрал рисунок? И откуда Бенедикт узнал?
— Послушай, Лавиния, Бенедикт Уиллоуби просто шантажировал тебя. А сейчас вытри глаза, придет Джеймс, мы поедем домой и постараемся, чтобы ты проскользнула в свою комнату незаметно для отца.
— А он уехал в Риели, сказал, дня на два. Послышался осторожный стук в дверь.
— Это я. Откройте.
Френсис приоткрыла дверь, Джеймс заскочил внутрь.
— Я взял извозчика, кеб у двери.
— Хорошо. Я отвезу Лавинию домой, а ты извинись перед сэром Перси, скажи, у меня разболелась голова.
— Ладно, но есть проблема. Как раз когда я подъехал на кебе, появился герцог, спрашивал, здесь ли ты. Я ему сказал, ты здесь, но плохо себя чувствуешь и попросила меня взять для тебя кеб, чтобы уехать домой. Он заявил, что приехал в карете и отвезет тебя сам, это гораздо лучше грязного кеба.
— О господи! Ты хоть попытался его отговорить?
— Естественно, но он и слушать не захотел. Кажется, он и приехал-то специально, чтобы увидеться с тобой, так что…
— Ну нет, я не вынесу еще одного выговора…
— Да нет, он вроде не для этого приехал. Говорит, он и слова не произнесет без твоего позволения, просто отвезет домой.
— И что же нам делать? — простонала Лавиния. — Он же меня увидит…
— Я боюсь этого не меньше вас, миледи, — едко произнесла Френсис. — Ладно, я выйду и разрешу герцогу отвезти меня домой. Как только мы отъедем, ты, Джеймс, сажаешь леди Лавинию в кеб и мчишься в Стенмор-хаус. Конечно, это не идеальное решение, Лавиния поедет с тобой без компаньонки…
— Да уж, его светлость шкуру с меня спустит, если узнает.
— Ничего, рискнем, делать нечего. Подождите, пока мы отъедем, прежде чем выходить. — Френсис поцеловала Лавинию в щеку. — Не расстраивайся, все будет хорошо. Я пошла.
Господи, что я делаю? — думала Френсис, вытаскивая свою пелерину из-под груды одежды и направляясь в холл, где ее ждал Маркус. Мало того, что она поссорилась с ним из-за Дункана, так теперь еще покрывает проделку его дочери. Он же взбесится, если узнает! А она сама сует голову в петлю, решившись ехать с ним домой.
Глава десятая
Маркус повернулся на шум шагов и пораженно застыл, увидев, в какой одежде она явилась на бал. Впрочем, и это простое донельзя платье, и чепец на голове не могли испортить ее красоту. Все осталось при ней — черты лица, плавные линии фигуры, свет, горящий в глазах.
— К вашим услугам, прелестная служанка, — приветствовал ее Маркус.
Вопреки владевшему ею беспокойству, Френсис улыбнулась.
— Ой, сэр, вы обманываете бедную девушку, — жеманно проговорила она, подделываясь под служанку.
— Мне сказали, вы плохо себя чувствуете и решили уехать домой, — продолжал он, переходя на серьезный тон.
— Ничего особенного, просто голова болит, а в зале так шумно…
— Моя карета у ворот, вы позволите мне проводить вас до дома?
— Благодарю вас.
Маркус помог Френсис залез в карету, сел рядом с ней и приказал кучеру ехать к Коррингам-хаусу.
— И давай поосторожнее на поворотах, у ее милости болит голова, — добавил он.
Понимая, что чем дольше они будут ехать, тем больше времени будет у Джеймса, чтобы отвезти Лавинию домой, Френсис страдальчески улыбнулась и бессильно откинулась на спинку сиденья.
— Бедная моя Фэнни, — произнес Маркус, глядя на нее. — Если я хотя бы отчасти послужил причиной твоего недомогания, прошу меня простить. Вот уж кому я ни за что не хотел бы причинять страданий, так это тебе.
Френсис открыла глаза.
— Ваша светлость…
— Не называй меня так, прошу тебя. Разве перед тобой герцог?
Френсис улыбнулась.
— По правде говоря, просто не знаю, кто передо мной.
— Мужчина. И его зовут Маркус Стенмор.
— Очень хорошо, значит, я вижу Маркуса Стенмора, — пробормотала Френсис, пораженная произошедшей в нем переменой. Куда девалась его резкость, безапелляционность?
— Которого ты когда-то любила.
— Правда?
— Ах, Фэнни, перестань меня дразнить, я хочу поговорить с тобой серьезно, если с твоей мигренью ты в состоянии меня выслушать.
— Я в этом не уверена.
— Тогда я заеду завтра. — В его голосе явственно слышалось разочарование.
— Удивляюсь, как ты решился на это, — заметила Френсис. — О нас же сплетни ходят. Якобы ты постоянно крутишься у меня под дверью. Разве не из-за этого ты решил избавить свою дочь от моего тлетворного влияния? И запретил своему сыну общаться с моим?
— Вовсе нет, и поверь мне, я глубоко раскаиваюсь, я не должен был перекладывать на тебя вину за то, что сам несостоятелен как отец. Ты меня простишь?
— Прощаю.
— И можешь ли ты меня простить за ту гнусную ложь, которую возводят на тебя? Узнав ее чудовищные масштабы, я был потрясен.
— Я не обращаю внимания на злые сплетни.
— Правда? Но мне-то это небезразлично, и я заставлю всех замолчать.
— Каким образом?
— Докажу, что они лгут. — Он взял ее за руку. Френсис не шевельнулась. — Фэнни, ты, верно, слышала о пропавшем ребенке?
— Слышала, но ты не обязан мне говорить.
— Обязан. Так вот, это не мой ребенок.
— Не твой? Но на рисунке Лавинии он так похож…
— Да. Но как твоя голова? Тебе не больно меня слушать?
Френсис забыла, что якобы страдает, и улыбнулась.
— Продолжай.
— Джон тогда закончил Кембридж, еще не решил, что делать дальше, и жил у меня, когда пришло известие о гибели моего старшего конюха Джозефа Пула в Испании. На свою беду я попросил Джона навестить жену Пула и посмотреть, не нуждается ли она в чем. Вообще-то он человек отзывчивый, и, думаю, ему хотелось просто утешить ее, но в результате появился младенец…
— Понимаю. Но как мальчик потерялся?
— Я не выгонял эту женщину, на самом деле я даже подумывал, не заставить ли Джона жениться на ней, но понял, что это бессмысленно — они слишком далеки друг от друга. Я отправил Джона в большое путешествие, из которого он до сих пор не вернулся, а ей назначил пенсию якобы за мужа. В конце войны вдруг выяснилось, что ее муж жив и едет домой. Оказалось, он был в плену. Миссис Пул страшно перепугалась и сбежала вместе с ребенком.
Карета остановилась у Коррингам-хауса, но ни он, ни она не спешили вылезать. Френсис слушала с серьезным лицом, а внутри у нее все пело от радости.
— И ты беспокоишься за них?
— Да. Пул, когда приехал и узнал про ребенка, пришел в ярость и поклялся отомстить, причем не только жене, но и тому, кто ее соблазнил. Я пытался его образумить, он потребовал, чтобы я назвал имя отца, но я не мог это сделать. И тогда он исчез, решив, по-видимому, разыскать жену и наказать ее.
— И ты должен найти ее раньше него? — Да.
— Ах, Маркус, это все просто ужасно. А ты рассказал об этом Лавинии?
— Нет.
— Ну почему? Мне кажется, она бы очень хорошо тебя поняла, она достойна того, чтобы знать правду.
— Я скажу ей завтра. Но это еще не все. Наверное, Пул все-таки видел ребенка и решил, как многие другие, что его отец я. За себя я не боюсь, а вот с миссис Пул и мальчиком может случиться что угодно.
— Ах, дорогой, теперь понятно, почему ты такой взвинченный.
— Меня мучит не только это. — Маркус невесело улыбнулся в полутьме. — В одном сплетники правы — я действительно попросил тебя давать уроки Лавинии, чтобы почаще видеться с тобой…
— Чтобы пикироваться со мной и, задрав кверху свой аристократический нос, указывать мне, что я делаю не так.
— Вовсе нет. Если так было, я прошу прощения. — Он помедлил и, собравшись с духом, добавил: — Потому что я люблю тебя и никогда не переставал любить все годы, пока мы были врозь. Я и надеяться не смел, что ты хранишь обо мне приятные воспоминания, и все же мне хотелось увидеть тебя снова, разговаривать с тобой. Я пытался убедить себя, что мои мечтания о тебе — просто мыльные пузыри, стоит мне тебя увидеть, как они тут же лопнут, но случилось обратное — я снова попал в ту же ловушку.
— Я не ставила ловушек.
— Знаю, я сам себе ее поставил. Я поначалу немножко потрепыхался, мол, не рискну жениться во второй раз, но это так, для вида, на самом деле я понимал, что мне не выбраться. Фэнни, скажи, что ты меня понимаешь, что прощаешь мне мою грубость, мой отвратительный характер, все, что тебе противно во мне, и разрешишь мне попробовать исправиться. Ради тебя. Я тебя люблю. И хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хотел этого все семнадцать лет. Пожалуйста, скажи, что еще не поздно. Скажи, что согласна.
Сердце у Френсис с такой силой колотилось в горле, что она не могла говорить. Она уже не наивная девочка, а зрелая женщина, способная оценивать последствия своих поступков. А таким по-ступком на сегодня является то, что она покрыла выходку его дочери и отправила ее домой в кебе одну с Джеймсом.
Признайся она сейчас во всем и Маркус решит, что она все нарочно подстроила, что он сидит тут, выворачивает перед ней душу, а она заманила его сюда совсем с другой целью. Френсис улыбнулась в темноте — пусть это останется ее секретом.
— Маркус, ты застал меня врасплох, — заговорила она, стараясь из всех сил, чтобы голос звучал ровно, — дай мне время подумать…
— О чем тут думать?
— Ах, Маркус, семнадцать лет подряд я тайком мечтала, как однажды ты ворвешься снова в мою жизнь прекрасным рыцарем в сверкающих доспехах и увезешь на своем белом коне в благословенное место, где мы будем любить друг друга вечно. Но сам знаешь, жизнь — она иная, и мы оба уже не те. Ты герцог Лоскоу, аристократ и землевладелец, а я — Френсис Коррингам, портретистка и мать не только для пасынка и падчерицы, но и для множества сирот…
— Все это сочетается в тебе, Фэнни. — Маркус поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь. — Но я умолкаю, у тебя ведь голова болит. Наберусь терпения, а завтра утром приеду.
— Хорошо, — ответила Френсис. Надо послать пораньше за Джеймсом, узнать, как все прошло, до приезда Маркуса. — Я буду ждать, только приезжай не раньше полудня, хочу выспаться.