В этот момент появился лорд Уиллоуби, к которому незамедлительно обратились за советом. Он постоял с задумчивым видом, а потом показал на свободное место в отдалении от камина.

— Поставь его тут прямо как есть, на мольберте.

— Не вешать? — удивилась его супруга. — Но у портрета будет какой-то незаконченный вид!

Он засмеялся.

— Зато ты сможешь его передвигать куда вздумается. Ты даже можешь стать родоначальницей новой моды — выставлять картины на мольбертах.

Леди Уиллоуби радостно захлопала в ладоши.

— Я так и сделаю. — Она повернулась к Френсис. — Милая графиня, вы не позволите мне временно оставить здесь ваш мольберт, пока я не куплю другой?

— Ну зачем же временно? — отозвалась Френсис, думая о пачке денег, которые она несколько минут назад положила в свой ридикюль. — Мне будет только приятно, если он останется у вас навсегда.

— Наверное, я его пока прикрою, — радостно проговорила леди Уиллоуби, — а потом, когда все соберутся, сниму покрывало. Вот будет сюрприз! Портрет прелестный, он еще больше поднимет вашу репутацию, дорогая графиня. И как вам удается добиваться такого сходства?

Френсис проглотила смешок: на портрете леди Уиллоуби была много стройнее той, что стояла сейчас перед ней. Простодушная женщина этого не замечала, но муж-то уж точно заметил, да и от остальных это не ускользнет. Френсис задумалась было, и уже не в первый раз, не разменивает ли она свои способности и не стоит ли проявлять больше уважения к искусству, но в этот момент лакей объявил о приходе гостей.

Гости пошли вереницей, их приветливо встречали, усаживали и угощали чаем с маленькими миндальными пирожными. Мольберт стоял накрытый скатертью. Френсис очень хотелось исчезнуть до того, как его откроют. Она всегда чувствовала себя неловко, когда она сама и ее работы оказывались в центре внимания, — ведь можно было подумать, что она тщеславна, а это была неправда. Френсис уже привстала со стула, чтобы уйти, когда объявили о приходе герцога Лоскоу и леди Лавинии, и она снова села, ощутив себя в ловушке.

Он вошел с самым непринужденным видом, нисколько не смущаясь тем, что гостиная полна незнакомых ему людей. На нем был безукоризненный темно-синий сюртук с черными пуговицами и высоким воротником. Галстук, в котором поблескивала бриллиантовая булавка, был явно завязан не без помощи искусного камердинера, а над шевелюрой наверняка потрудился какой-нибудь модный куафер высшего света. Заправленные в высокие сапоги светло-синие панталоны туго обтягивали длинные мускулистые ноги герцога. У всех присутствовавших дам вырвался дружный вздох. Исключение составила лишь Френсис.

Герцог поклонился хозяйке.

— К вашим услугам, миледи.

— Вы оказали нам такую честь, присоединившись к нашей маленькой компании, ваша светлость, — просюсюкала леди Уиллоуби. — А это, я полагаю, леди Лавиния?

— Вы не ошибаетесь. — Он посмотрел на дочь. — Реверанс, Винни.

Лавиния сделала требуемое и даже более того — изобразила улыбку.

— Миледи, — буркнула она.

— А теперь разрешите познакомить вас с гостями, — проговорила леди Уиллоуби.

Герцог отвешивал поклоны, бормотал учтивости и двигался дальше. Следом шла его дочь, с лица которой не сходила вымученная улыбка.

— Графиня Коррингам, — произнесла леди Уиллоуби, как-то неожиданно возникнув перед Френсис. — Но я полагаю, вы знакомы.

— Вы правы. — Он поклонился. — Как поживаете, графиня?

Она принужденно улыбнулась.

— Прекрасно, ваша светлость.

— Графиня — виновница того, что мы сегодня собрались здесь, — продолжала леди Уиллоуби. — Почетная гостья, так сказать, не считая, естественно, вашей светлости.

— Вот как? — Он поднял красиво очерченные брови. Френсис растерялась. Он что, действительно все забыл? Или только делает вид? — Я уверен, честь по заслугам.

Леди Уиллоуби, уже не слушая, развернулась и хлопнула в ладоши, призывая ко всеобщему вниманию.

— Друзья, — заговорила она, — это не официальная церемония, так что обойдемся без речей, но я решила, что именно вы должны увидеть это первыми. — С этими словами она сдернула ткань с мольберта. — Перед вами последнее произведение графини Коррингам.

Секунды две стояла тишина, и в эти две секунды Френсис ничего так не желала, как провалиться сквозь землю; а потом кто-то захлопал, все подхватили и заговорили вразнобой:

— Цвета удивительно естественные.

— Как тонко, однако, выписан каждый волосок!

— А руки! Вы посмотрите на руки! Прелестно! Не всякий сумеет так нарисовать руки.

— Я польщена, — проговорила Френсис, поднявшись с места и оказавшись в нежелательной близости к герцогу.

— Вы польщены? — прошептал он ей на ухо. — По-моему, это вы занимаетесь лестью.

— А почему бы и нет? От этого никакого вреда, — шепотом ответила Френсис, стараясь побороть пронизавшую ее дрожь, увы столь ей знакомую. Как будто и не прошло семнадцати лет.

— Боюсь, это вредит вам самой.

— Какое глубокомыслие! — пробормотала Френсис и прикусила язык — меньше всего ей хотелось вступать с ним в перебранку.

— Неужели вы так стеснены в средствах, что приходится создавать такую безвкусицу? — Он кивнул на портрет.

— Леди Уиллоуби в восторге от него. А это означает, что и другие…

— Тоже с удовольствием станут платить вам.

— Не вижу в этом ничего дурного.

— Нет, но я лучше думал о вас. — Герцог с улыбкой повернулся к приближавшейся к ним хозяйке дома.

— Лорд Лоскоу, — заговорила та, отдуваясь, — а что скажете вы? Правда, удивительно похоже?

Он поклонился.

— О, это замечательно, — проговорил он, не глядя на ухмыляющуюся Френсис. — Леди Коррингам действительно очень талантлива.

— А вы, милорд, когда-нибудь позировали для своего портрета? — продолжала леди Уиллоуби.

— Когда-то давно, много лет назад, — осторожно ответил герцог. — Это, должно быть, крайне утомительно, да у меня и времени нет.

— Ах, но здесь, в городе, вы, возможно, не так сильно заняты. Очень рекомендую вам ее милость леди Коррингам.

— Ох, ну что вы, леди Уиллоуби, — сказала Френсис. — Вы заставляете меня краснеть.

— Ой, да оставьте, вы же не молодая девушка, чтобы краснеть. — Эта бестактность заставила герцога хмыкнуть, а Френсис почувствовала, что заливается краской. — Прошу вас, милорд, — продолжала хозяйка, — подойдите, пожалуйста, к другим гостям. Они тоже жаждут поговорить с вами, а Фелисити просто не терпится познакомиться с леди Лавинией.

Герцог поклонился Френсис. — К вашим услугам, миледи. — Он отошел, за ним последовала его дочь.

Френсис проводила взглядом его высокую фигуру и повернулась к столпившимся вокруг нее гостям, жаждущим договориться с ней насчет портретов. Несколько минут она была занята, а потому не заметила, как герцог с дочерью ушли. Вскоре ушла и она.

С деловой точки зрения день прошел очень успешно, хотя Френсис не совсем понимала, почему леди Уиллоуби рекламирует ее с таким жаром. Может, думает, что ей нужны деньги? Впрочем, они ей действительно нужны.

Вечером того же дня Френсис была в концерте, который миссис Джорджина Баттерворт устраивала в пользу сирот войны. О герцоге Лоскоу она уже успела забыть, и каково же было ее удивление, когда во время антракта она снова увидела его, с кем-то оживленно беседующим. Интересно, его в самом деле волнует судьба сирот войны или он просто не упускает случая побывать в обществе, в надежде присмотреть кого-нибудь себе в жены?

Прошло какое-то время, прежде чем герцог наконец заметил Френсис. Его брови поползли вверх, словно он никак не ожидал ее здесь увидеть. Извинившись перед пожилой дамой, с которой разговаривал, он направился к ней.

— Графиня, вот уж не думал снова увидеть вас так скоро.

— А я вас. Мне кажется, это не та компания, которая может вас заинтересовать.

— Ну почему же? — В голосе его послышалось недовольство. — Участь детей, осиротевших в войну, не может не волновать. Вы, должно быть, думаете так же, если пришли сюда.

— Вы правы.

— Значит, у нас есть общие интересы.

Френсис промолчала, но сердце в груди подпрыгнуло, так что пришлось усилием воли заставить себя успокоиться. Этого только не хватало, ведет себя точно юная школьница, при том что на носу тридцать пятый день рождения!

— Вот и прекрасно. Мне бы не хотелось, чтобы мое присутствие как-то мешало вам в ваших добрых делах.

— Господи, да о чем вы говорите? — воскликнула Френсис и, понизив голос до свистящего шепота, продолжила: — Вы слишком о себе возомнили, если думаете, что для меня имеет хоть какое-то значение, где вы и чем вы занимаетесь.

— Ну, тогда извините.

Френсис не успела ничего сказать в ответ, потому что подошла миссис Баттерворт.

— Я вижу, вы уже знакомы с герцогом, — обратилась она к Френсис.

— О, мы с ней старые спарринг-партнеры, — проговорил Маркус, заставив Френсис мгновенно вспомнить свою мастерскую и портрет боксера. — Мы много лет не виделись, приятно было вспомнить былое.

— Прекрасно! Мы с вами должны быть благодарны герцогу, миледи, за то, что он присоединился к нашей небольшой группе подписчиков. Как вы думаете, его имя на подписном листе вдохновит других?

— Не сомневаюсь, — пробормотала Френсис.

— Мы сейчас ищем подходящее здание, чтобы временно разместить ребят, пока найдутся семьи, которые согласятся взять их к себе, — стала рассказывать миссис Баттерворт, обращаясь к герцогу. Френсис внимательно наблюдала, не появятся ли на его лице признаки скуки. Но нет, их не было. Впрочем, он всегда умел притворяться.

— Можете рассчитывать на мою помошь, миссис Баттерворт, — произнес он с улыбкой, совершенно покорившей его простодушную собеседницу. Где ей, бедняжке, знать, подумала Френсис, что за этой улыбкой скрывается холодное, твердое, как камень, сердце.

— О, благодарю вас, сэр. Концерт имеет такой успех, что мы подумываем, не устроить ли нам бал, чтобы собрать побольше пожертвований. Могу ли я рассчитывать на то, что вы купите билет?

— Со всем моим удовольствием, если только мне не придется приходить на этот бал.

Френсис вернулась на свое место в расстроенных чувствах. Он что, так и будет подстерегать ее на каждом шагу? Попадаться ей повсюду, куда бы она ни пошла? Но не может же она запереться дома!

Внезапность его появления выбила ее из колеи, оживила воспоминания о лете 1800 года. Всего одно лето… Какое это сейчас имеет значение? У нее слишком много дел в настоящем, чтобы копаться в прошлом.

Она увидела его снова, когда все расходились.

Лакей миссис Батгерворт подавал ей пелерину, когда вдруг кто-то стал ему помогать. Френсис повернула голову, чтобы поблагодарить, и уткнулась взглядом в янтарные глаза герцога Лоскоу, в глубине которых, словно в янтаре, светился огонек.

— Спасибо, — холодно сказала она.

— Я вижу, вы без сопровождающих. Могу я предложить свои услуги?

— Спасибо, не надо, меня ждет коляска.

— Тогда желаю покойной ночи. — Взяв у лакея шляпу, он нахлобучил ее на голову и зашагал по дорожке к своей карете.

— Езжай домой, Браун, — сказал он кучеру, — я пройдусь пешком.

Путь был неблизкий, больше двух миль через не самые благоустроенные кварталы Лондона, но ему необходимо было размять ноги. Он скучал по долгим пешим прогулкам и в своем дербиширском поместье, а в Лондоне совсем разленился и начал набирать вес. Может, снова заняться боксом?

От мыслей о боксе он незаметно перешел к Фэнни Рэндал, то есть нет, леди Френсис Коррингам, поправил он себя с усмешкой. Она когда-то нарисовала его в виде боксера. Он тогда был восхищен ее талантом и хотел взять себе портрет, но она не отдала.

— Его никто не увидит, кроме нас с тобой, — сказала она. — Я с ним никогда не расстанусь.

Но это было так давно… Интересно, сохранился ли портрет, или после его измены она возненавидела и его самого, и его изображение? Он плохо поступил с ней, но откуда ему было знать, что она ждет от него предложения руки и сердца? Решение о его союзе с Маргарет Конно было принято их отцами, и он был бессилен что-либо изменить.

Конечно, он не должен был постоянно искать ее общества тем летом, не должен был признаваться ей в любви, хотя и вправду любил ее. Двадцатитрехлетний юнец, он еще не научился тогда скрывать свои чувства и думать о последствиях, хотел все время быть с ней и тем самым компрометировал ее. Но она отвечала ему так горячо, что его несло все дальше.

А потом в Лондон нагрянуло семейство Конно, так что ему пришлось повсюду сопровождать свою невесту, и объяснение с Фэнни стало неизбежным. В конце концов это и произошло на балу у графини Девонширской.

Они танцевали с Фэнни контрданс, и он попытался объяснить ей, что ему придется так или иначе жениться на Маргарет, но это никак не влияет на его чувства к ней. Она не захотела его слушать.

— Если вы считаете, что я такая дура, что соглашусь стать вашей любовницей, то глубоко ошибаетесь, — прошипела она сердито.

Он был поражен ее грубостью, однако, проснувшись на следующее утро с тяжелой головой от выпитого накануне вина и бренди, понял, что в ее словах была правда. После женитьбы на Mapгарет у него и в самом деле не оставалось иного способа по-прежнему встречаться с Френсис, кроме как сделать ее своей любовницей. Но это было бы жестоко — играть любовью семнадцатилетней девушки, вчерашней школьницы. Он послал ей письмо с извинениями, и на этом все было кончено.

Забыла ли она все это или еще помнит? Нет, вряд ли забыла, хотя утешилась довольно быстро, выйдя замуж за Коррингама.

И вот теперь они оба свободны.

Но это уже не имеет никакого значения. Они уже не те, что были когда-то, они чужие друг другу. Маркус улыбнулся. До него дошли слухи, будто он подыскивает себе новую жену. Чепуха. Он вполне доволен своим одиночеством и совсем не жаждет снова связывать себя по рукам и ногам.

В Лондон его привели неотложные дела, а поскольку уже давно пора было что-то делать с дочерью — ей шестнадцать лет, а ведет она себя словно мальчишка-сорванец, — то он захватил ее с собой. Сестра Шарлотта, которую он просил приехать помочь ему, застряла в своей Ирландии из-за детей, заболевших корью, и в результате он оказался в Лондоне один на один со своей строптивой дочерью. И что теперь с ней делать — не имел ни малейшего понятия.

Ему бы очень пригодился кто-нибудь вроде Френсис Коррингам. Прекрасные манеры, умеет себя вести, всех знает, и ее все знают, всегда одета по моде. А еще необычайно талантлива. Да, надо попросить графиню Коррингам написать ее портрет и занять ее уроками рисования и живописи.

Ему не обязательно при этом присутствовать, и он спокойно сможет заниматься делом, ради которого приехал в Лондон. Только вот согласится ли она? Или так сердита на него до сих пор, что откажет? Но ей, судя по всему, безразлично, кого рисовать, лишь бы хорошо заплатили, так с чего бы ей отказываться? Решено, завтра он к ней заедет.

Глава вторая

Френсис все еще продолжала улыбаться, выходя из ветхого здания на Монмаут-стрит, служившего домом для дюжины сирот. Небось, повстречайся ей сейчас кто-нибудь знакомый из общества, его бы хватил удар; только вряд ли он узнал бы ее вообще. Без шляпы, в сером шерстяном платье и короткой пелерине она похожа на тысячи других ничем не приметных женщин, на какую-нибудь жену или вдову мелкого клерка или кого-нибудь подобного.

Графиня Коррингам давала львиную долю денег на содержание сирот, но в сам приют приходила миссис Фэнни Рэндал и, засучив рукава, купала детей или кормила их немудреной едой, купленной на добытые ею деньги. Ей нравилась эта работа, она любила этих детей.

— У вас, голубушка, работа в руках просто кипит, — заметила миссис Томас, заправлявшая делами приюта. — Как жаль, что у вас нет собственных детей.

Френсис улыбнулась и промолчала. Бездетность — это было самое большое горе, и она не любила об этом говорить.

Джон Харкер, как и было договорено, ждал ее в условленном месте. Френсис села рядом с ним и, взяв у него поводья, пустила лошадей по направлению к Оксфорд-стрит, умело лавируя между запрудившими мостовую каретами, колясками и верховыми лошадьми. Никто не обращал на нее внимания, хотя у Френсис все же мелькала мысль: вдруг ее кто-то заметит и узнает, и мысль эта придавала остроты ее ощущениям.

Минут через двадцать она свернула на Дьюк-стрит и с шиком подкатила к своему дому — чтобы обнаружить там герцога Лоскоу в костюме для верховой езды. Он стоял на верхней ступеньке крыльца, явно получив известие, что хозяйки нет дома, и собираясь уходить. Первым побуждением Френсис было проехать мимо в надежде, что он ее не узнает, но он уже застыл как вкопанный.

Оставалось только сделать вид, будто ничего не случилось. Бросив поводья Джону, Френсис резво спрыгнула на землю и с улыбкой направилась к герцогу.

— Ваша светлость, я вас не ждала, иначе не уехала бы из дома.

— Добрый день, графиня, — произнес он, с поклоном снимая шляпу и быстро окидывая удивленным взглядом ее наряд. — Если это некстати… — Он затих.

Френсис с усмешкой подумала, что он чувствует себя более неловко, чем она. Можно было, конечно, попросить его приехать в другой раз, но ее одолело любопытство. Зачем он приехал? О чем они могут говорить после стольких лет?

— Ни в коем случае, милорд. Прошу вас, входите. Грили, — обратилась Френсис к лакею, — проводи его светлость в зеленый салон и скажи Куку, пусть подаст чаю. — Она повернулась к герцогу. — Прошу извинить, мне надо переодеться. Я недолго.

В спальне Френсис придирчиво осмотрела себя в зеркале. Да, видок еще тот! Платье все в пятнах и помято, волосы растрепались. Ко всему прочему на носу пятно, а на руке царапина — ее оставил кот, которого они купили, чтобы вывести в приюте мышей. Сама виновата, не надо было его дразнить.

— Заставить герцога ждать на крыльце, — ворчала Роуз, помогая Френсис снять платье. — Что он подумает о вас? — Роуз работала у Френсис много лет и считала себя вправе открыто высказывать свое мнение.

— А меня, Роуз, ничуточки не интересует, что он там себе думает.

— И что вы ему скажете?

— О чем?

— Об этом. — Горничная с отвращением зашвырнула серое платье в угол.

— Да ничего. Это его не касается.

А ведь действительно было время, когда она проводила ночи без сна из-за человека, который ожидал ее сейчас в гостиной. Эта мысль вызвала у Френсис легкую улыбку. Когда-то она делала вид, будто ей все равно, ну а сейчас ей действительно все равно.

И все же ее мучило предчувствие, что человек, который, как она полагала, навеки остался в ее юности и благополучно забыт, каким-то образом нарушит ее налаженную, размеренную жизнь.

Маркус расхаживал по комнате и размышлял об очаровательной графине. Дом был обставлен с отменным вкусом. По стенам висели картины известных мастеров, две были без подписи, и Маркус заключил, что это работы хозяйки. На столах стояли вазы с живыми цветами. Все в комнате дышало благополучием, и ничто не указывало на стесненность в средствах. Тогда почему же графиня так бедно одевается?

Впрочем, дом-то не ее, напомнил себе Маркус, а ее пасынка, нынешнего графа Коррингама. Может, это он ограничивает мачеху в средствах? Не потому ли она пишет эти ужасные портреты и учит девушек рисованию? Ах, бедная, бедная Фэнни. Хорошо, что он пришел. Обучение Винни даст ей дополнительный заработок, а он хоть немного облегчит свою совесть.

Он стоял у окна и смотрел на ухоженный сад. Услышав за спиной шум шагов, он обернулся, все еще улыбаясь, и беззвучно ахнул в изумлении.