— Лавиния, ну улыбнитесь хоть разок, — взмолилась Френсис. — Что вы сидите с таким скучным лицом?

— Ой, да это все папа. Я всего-то попросила его покатать меня по парку в фаэтоне, а ему, видите ли, некогда. Да еще рассердился, как будто я бог знает чего от него требую. Ума не приложу, чем он может быть так занят. Его почти никогда нет дома!

— Он говорил, у него какое-то дело, — успокаивающим тоном произнесла Френсис. — Как я понимаю, важное.

— А я в этом не уверена. На днях заезжал мистер Чепмен, который занимается его делами, и я узнала, что он уже неделю не виделся с отцом и ждал его. Мне кажется, у отца какие-то трудности. Или же он встречается с какой-то женщиной; но если так, то слишком уж много времени он с ней проводит.

— Знаете, Лавиния, вы не должны мне все это рассказывать.

— А кому еще я могу рассказать? Я же никого не вижу, кроме слуг…

— Все равно, больше ни слова, прошу вас. Я ничего не хочу знать.

— И вам совсем не любопытно?

— Нисколько, — твердо ответила Френсис. — Лучше расскажите о ваших впечатлениях от Королевской Академии.

— Ничего особенного.

— Как вы можете так говорить? Там же выставлены настоящие шедевры!

— В Лоскоу-Корте есть и получше. Дедушка был заядлым коллекционером, и папа тоже кое-что добавил; только, по-моему, ваших картин у нас нет.

— Неудивительно, я ведь не из самых знаменитых. — Было бы странно, если б герцогиня позволила повесить в Лоскоу-Корте что-нибудь из ее работ.

— Вы видели нашу коллекцию?

— К сожалению, нет.

— А хотели бы?

— Может, когда-нибудь. — Френсис решила перевести разговор на другую тему и начала расспрашивать Лавинию о том о сем, что девушке явно не понравилось.

— Знаете, миледи, — перебила она Френсис, — я в вас ошибалась, вы не такая, какой кажетесь.

— То есть?

— Не знаю, как сказать, но светских дам я представляла не такими. Вас интересует то, что происходит где-то там, внизу. Я тут посмотрела ваши рисунки бедных детей. Они правда так живут?

— Да, некоторые еще хуже.

— Я не знала… не знала, что такое бывает…

— Вы и не могли знать. Туда, где они обитают, добропорядочные люди забредают редко. Да они и не хотят знать об этих людях, это будоражит их совесть.

— А вы считаете, это нужно делать?

— Да, считаю.

— Как Хогарт?

— Примерно.

— Тогда почему бы вам не устроить выставку? Можно было бы попросить папу спонсировать ее…

— Нет, Лавиния, это ни к чему, найдется и много других охотников воспользоваться кошельком герцога. К тому же он сделал очень крупное пожертвование на сиротский приют.

— Но он восхищен вашими картинами, иначе не стал бы просить нарисовать меня.

— И наверняка ожидает результата. Так что, может, продолжим нашу работу?

Лавиния замолчала, лицо ее снова приняло мрачное выражение, а через несколько минут она начала ерзать.

— Лавиния, сидите, пожалуйста, спокойно, — попросила Френсис. — Я не могу вас рисовать, вы же все время крутитесь.

— Я не могу сидеть спокойно. Я сегодня совсем не двигалась, даже верхом не ездила. А папа не захотел даже прокатить меня в фаэтоне; а мне больше не с кем гулять.

— Я вижу, вы очень расстроены, дорогая моя.

— А вы бы не расстроились на моем месте? Когда мы ехали в Лондон, он обещал, что будет вывозить меня в разные места, а вместо этого только привозит меня сюда и разок свозил в Академию, да и то благодаря вам.

— Вы были на чае у леди Уиллоуби.

— Ну да… восхитительные посиделки, ничего не скажешь. — В голосе Лавинии звучал неприкрытый сарказм. — Я просто умираю со скуки.

— Одевайтесь-ка, — решительно сказала Френсис, — покатаемся на моей коляске.

Френсис стала торопливо собираться, стараясь не задумываться о том, как к этой прогулке отнесется Маркус. Уже через несколько минут они ехали по Брук-стрит, откуда свернули в парк.

По парковым аллеям чинно двигались одна за другой кареты и коляски всевозможных видов и размеров. Френсис пристроилась к одной из верениц. Приходилось то и дело придерживать лошадей, чтобы поздороваться со знакомыми, перекинуться последними новостями.

По пути Френсис представила Лавинию множеству людей. Узнав, кто она, дамы расплывались в улыбке, почтительно просили передать привет герцогу и обещали прислать ему приглашения.

— Подхалимы, все до одного, — проворчала Ла-виния, когда они доехали до конца аллеи и повернули обратно. — Можно подумать, папе очень нужны их приглашения.

— Зачем вы так? К тому же некоторые из этих дам пользуются большим влиянием, особенно леди Джерси. Стоит ей остановиться и заговорить с вами, это будет означать, что вы в фаворе, и вы станете получать множество приглашений.

— Вы меня обманываете.

— Нисколько.

— А если я ей не понравлюсь?

— Ну, тогда берегитесь, вас начнут бойкотировать.

Лавиния рассмеялась.

— Вам-то бояться нечего, вы получите кучу приглашений, миледи, все возле вас останавливались, кроме той странной дамы в огромном черном капоре, почти закрывающем лицо. Вы ее знаете?

— Да, я знакома с ней. Это миссис Харкорт.

— Господи, а я ее не узнала. Она же часто приезжала в Лоскоу-Корт, и они с мамой часами просиживали в маминой гостиной. Мне кажется, когда мама умерла, она думала, папа предложит ей занять ее место. Приехала после похорон и стала обхаживать папу, мол, она хорошо понимает его состояние, поможет ему справиться с утратой и все такое прочее. Он был очень груб с ней. Сказал, что если она действительно хочет угодить ему, то лучше всего ей убраться и оставить его в покое.

— Ничего себе.

— Она взбесилась, назвала его неблагодарным и наговорила кучу вещей, которых я не поняла. А он спокойно ее выслушал, а потом позвал Клейтона, дворецкого, и приказал проводить ее до выхода.

— Лавиния, дорогая, вы не должны рассказывать мне такие вещи.

— А кому же мне рассказывать?

— Никому. — Откровенные признания девушки поставили Френсис в неловкое положение, надо было как-то положить этому конец. Френсис натянула поводья, останавливая лошадей. — Как я поняла, в поместье ты часто правила сама?

— Да, еще как! Я мастак в этом деле. Папа говорит, я управляюсь с лошадьми не хуже Дункана, если не лучше.

— А хочешь поуправлять сейчас?

— А вы разрешаете? Конечно, хочу!

— Тогда бери вожжи. Только потихоньку, не старайся никого догнать.

Лавиния с горящими глазами схватила вожжи — и оказалась таким умелым кучером, что Френсис разрешила ей править до самого Коррингам-хауса.

Еще до того, как Грили открыл дверь, Френсис уже знала, что у нее гости, — на мостовой стояла карета ее падчерицы.

— Прибыла леди Харнэм с детьми, миледи, — сообщил дворецкий. — Я подумал, вы захотите их видеть, и попросил подождать. Они в малой гостиной.

— Ты правильно сделал, Грили, — сказала Френсис, снимая шляпу. — Лавиния, пойдем, я познакомлю тебя с моей падчерицей и ее детьми.

Как только Френсис открыла дверь малой гостиной, ее чуть не свалили с ног двое малышей, повисшие у нее на ногах.

— Ах, мои маленькие, как я рада вас видеть, — проговорила она, становясь на колени и обнимая детей.

— Бабуль, а я болела, — сообщила Бет.

— А я тоже, — добавил Эндрю.

— Но сейчас вы здоровы, как я вижу.

— Ага, я снова как огурчик, — важно заявил Эндрю.

Френсис рассмеялась.

— Где ты взял это выражение?

— Да его отец сказал как-то, а он с тех пор повторяет, — объяснила Аугуста.

Френсис выпрямилась и взяла детей за руки.

— А сейчас, проказники, я хочу вас кое с кем познакомить. — Она повернулась к Лавинии, которая улыбалась впервые с утра. — Леди Лавиния, позвольте представить вам моих внуков. Этот маленький джентльмен — Эндрю. Ему недавно исполнилось четыре года. — Френсис посмотрела на мальчика. — Ну-ка, поклон, мой маленький.

Малыша явно учили, как себя вести: он выпрямился в струнку и, положив руку на пояс, поклонился Лавинии.

— А это Элизабет, известная всем как Бет.

— Бет, — обратилась к девочке ее мать, — ну-ка покажи леди Лавинии, как ты умеешь делать реверанс.

Малышка попыталась присесть и упала на попку. Лавиния, опередив Аугусту и Френсис, подхватила ее на руки.

— Какая умная девочка. А меня зовут Винни. Можешь повторить?

— Конечно, может, — сказал Эндрю. — Винни, это так просто. Давай, Бет, говори.

— А ты у нас уже большой, должен обращаться к леди Лавинии как полагается, — сказала ему мать.

— Ой, прошу вас, пусть он чувствует себя свободно со мной, леди Харнэм, — проговорила Лавиния. — Друзья называют меня Винни. — Она повернулась к детям: — Ребятки, а пойдемте-ка в сад, может, найдем там что-нибудь интересное.

Мальчик вложил ручку ей в ладонь, и они исчезли за дверью, провожаемые ошеломленными взглядами обеих женщин.

— Выходит, сплетники врут, — произнесла Аугуста, когда к ней вернулся дар речи. — Мне говорили, она груба и капризна, а она замечательная девочка.

— Да тебе, Гусей, замечательным кажется любой, кто похвалит твоих детей.

— И вовсе нет. Некоторые просто подлизываются ко мне, а она совершенно искренна, дети ей в самом деле понравились.

— Значит, для нее не все еще потеряно, — заметила Френсис. — Если б ты видела Лавинию сегодня утром…

Распахнулась дверь, и Грили провозгласил: “Герцог Лоскоу”.

— Приехал за дочкой, — пробормотала Френсис.

Он вошел в комнату, широким жестом снял шляпу и поклонился.

— Леди, к вашим услугам.

— Ваша светлость, — в один голос ответили дамы, делая книксен.

— Грили, — сказала Френсис, — скажи, чтобы принесли чай. — И повернулась к Маркусу: — Пожалуйста, присаживайтесь, милорд.

— А где Лавиния? — спросил он, оглядываясь по сторонам.

— Она с детьми в саду, — ответила Аугуста.

— Мы уже закончили урок, — сказала Френсис.

— А вы, миледи, побеседовали с ней о нашем посещении Академии?

— Да, побеседовали.

Вошел лакей, неся поднос, и положил конец расспросам, к великому облегчению Френсис. Ей не хотелось рассказывать Маркусу о своем споре с Лавинией: еще, не дай бог, вмешается и прочтет дочери нотацию.

Френсис начала разливать чай, и в этот момент вернулась Лавиния с детьми — платье в земле, волосы растрепаны.

— Винни, что ты там делала? — удивился Маркус. — Ты что, в кусты упала?

— Мы кролика нашли! — сообщил Эндрю. — И он, бедненький, был совсем не как огурчик.

— У него лапка сломана, — добавила Лавиния. — Его, наверно, собака загнала в сад, я слышала лай.

— Винни привязала к лапке палочку своим носовым платком, — пояснил Эндрю, показывая, как она это сделала. — А потом Симпсон посадил его в коробку.

— Правда? — обратилась к нему Френсис. — И зачем же?

— И кто такой Симпсон? — спросил герцог.

— Садовник, ваша светлость, — ответила Френсис.

— Мы его оставили пока в сарае, когда будем уезжать, заберу, — сказала Лавиния. — Я пообещала детям, что вылечу его.

— Ну нет, Винни, — с тяжелым вздохом произнес Маркус, — нам не хватало в Стенмор-хаусе только больных животных. Ладно в твоем зверинце в Лоскоу-Корте, но в городе…

— Папа…

— Нет, Винни. — Он повернулся к Френсис. — По-моему, моя дочь решила лечить всех раненых и больных животных, какие ей попадаются. В Лоскоу-Корте у нее кого только нет! Собаки, кошки, кролики, совы, дрозды, лисицы и бог знает кто еще.

— Но нельзя же их оставить погибать, — возмутилась Лавиния.

— Таков закон природы. Они или выживут, или умрут, а человек не должен вмешиваться.

— Но почему? Только потому, что у вас нет сердца?..

— Лавиния! Замолчи! — Он повернулся к Френсис. — Миледи, могу я вас попросить передать садовнику: пусть поступает с кроликом как хочет… ваш повар сообразит, что делать…

— Нет, не надо! — вскрикнул Эндрю и заплакал. — Бабуля, не надо кушать кролика!

Френсис многозначительно посмотрела на герцога и подхватила мальчика на руки.

— Что ты, маленький, мы не станем его есть. Герцог совсем не это имел в виду, он хотел сказать, что Кук подержит его в кухне, пока он не поправится.

— Да, да, — поспешно поддакнул Маркус, — именно это я хотел сказать.

— Все, Эндрю, не плачь. — Френсис протянула ему конфетку. — Вот, вытри глазки и съешь.

Мальчик сунул конфету в рот, Бет бросила мать и, подбежав к Френсис, тоже потребовала конфетку.

— Ой, чуть не забыла, зачем приехала, — спохватилась Аугуста. — Мама, вы поедете с нами в оперу на Ковент-Гарден в пятницу? Ричард обещал купить билеты. Говорят, прекрасное представление.

— С удовольствием.

— Очень рад слышать хорошие отзывы об этой опере, — вмешался в разговор Маркус, — поскольку я тоже собирался поехать туда с дочерью. Надеюсь, там нет ничего слишком вольного?

— Да что вы! Все очень прилично, — ответила Аугуста.

— В таком случае приглашаю вас в свою ложу, она достаточно вместительная.

Френсис подмывало отказаться, но Маркус опередил ее:

— Это самое малое, чем я могу искупить свою вину, показав себя таким олухом.

— Олух, — повторил Эндрю. — Олух, олух, олух…

— Цыц! — одернула мальчика Аугуста, но ее заглушил всеобщий смех. — Нехорошо повторять все, что говорят люди. Ты же не попугай! — Она повернулась к Маркусу. — Извините, ваша светлость.

— Пустяки. Лучше скажите, что согласны принять мое приглашение.

— С великим удовольствием, милорд, но при одном условии — после спектакля вы поужинаете с нами. Правда, мама?

Френсис ничего не оставалось, как согласиться.

— С радостью, — сказала она.

— Тогда позвольте заехать за вами.

— У меня свой экипаж…

— О, я это знаю, графиня, но у входа наверняка будет столпотворение. Давайте побережем ваших лошадей, да и конюху не придется вас ждать там допоздна.

— Хорошо, благодарю за любезность. — Френсис решила, что отказ прозвучал бы странно, тем более что она ничего не может объяснить Аугусте.

— Ну, тогда в семь, — сказал он, откланиваясь. — Жду с нетерпением.

— Надо же, а мне говорили, он такой задавака, — заметила Аугуста, когда дверь за герцогом и его дочерью закрылась.

— Задавака, — повторил Эндрю.

— Да что же это такое! А ну-ка прекрати, — накинулась на него мать. — Если ты не умеешь себя вести, я тебя больше к бабушке не возьму. Лучше идите с Бет на кухню, Кук вас покормит. Ты не против, мама?

Френсис не ответила, поглощенная своими мыслями. Кто, интересно, назвал герцога Лоскоу задавакой? Еще неделю назад она бы с этим согласилась, но в последние дни он держался совсем иначе. Правда, это отнюдь не означает, что она позволит ему нарушить ход ее жизни — ни теперь, ни когда-либо в будущем.

— Мама?

— Что? Ох, да, конечно, бегите, дети.

— Мама, вы давно виделись с Джеймсом? — спросила Аугуста, когда дети вышли из комнаты.

— На благотворительном балу, да и там лишь обменялись парой слов. А что, опять попал в какую-нибудь историю?

— Да нет, ничего такого, но мне кажется, он опять залез в долги.

— Правда? Ну, ты же знаешь, мужчины, а особенно молодые, любят поважничать и частенько залезают в долги. Джеймс не исключение.

— Но я очень беспокоюсь за него. Он признался Ричарду, что не представляет, как ему выпутаться.

— Почему же он ко мне не обратился? — Джеймс стеснялся просить денег у мачехи. Через несколько месяцев ему должно было исполниться двадцать пять лет, а до того дня он полностью зависел от опекунов, получая содержание, которого ему должно было хватать на повседневные расходы и даже на умеренную игру. К сожалению, юноша частенько путал умеренность с излишеством. — А он сказал, сколько должен?

— От меня он все скрывает, а Ричарду признался, что должен около трех тысяч, а может, и больше.

— Господи помилуй! — Френсис вспомнила расфуфыренную молодую даму, которую Джеймс привел с собой на бал. А может, это карты. Но три тысячи!

— Ты с ним поговоришь? — спросила Аугуста.

— Обязательно, если только от этого будет какая-нибудь польза.

— Мне кажется, он тоже намерен слушать оперу в пятницу. Наверняка подойдет к тебе в антракте.

Интересно, как она будет говорить с пасынком в ложе герцога? Меньше всего ей хотелось, чтобы герцог Лоскоу присутствовал при этом. Кстати, какое право она имеет упрекать его в неправильном обращении с дочерью, когда сама не в состоянии повлиять на собственного пасынка?

В пятницу, ровно в семь вечера Маркус постучался в дверь Коррингам-хауса.

— Ее милость сейчас выйдет, — сообщил встретивший его дворецкий.

Внимание Маркуса привлек какой-то шум наверху, и он поднял голову. У лестницы стояла Френсис. Он замер, потрясенный. Зеленое шелковое платье обрисовывало великолепные округлые линии фигуры, Маркус не мог оторвать глаз от белой шеи, длинных ног, высокой груди. Желание вдруг с такой силой охватило его, что он чуть не задохнулся.

Она начала как-то нарочито медленно спускаться, выставляя из-под подола то одну, то другую ножку в белом чулке и зеленой атласной туфле.

Когда Френсис оказалась рядом, Маркус перевел дыхание и склонился к ее руке.

— К вашим услугам, миледи.

Френсис уловила хрипотцу в его голосе и постаралась спокойно ответить:

— Вы, как всегда, пунктуальны, ваша светлость.

Как же он был хорош со своими темными кудрями, красивыми стенморовскими бровями, прямым носом, одетый во все черное, исключая белую сорочку и белый же галстук. Леди Уиллоуби права, главная охота в этом сезоне будет вестись на него. Френсис вспомнила слова Лавинии. Может, в самом деле у герцога Лоскоу есть любовница? А разве это ее как-то задевает? Нет, ответила Френсис самой себе, усаживаясь в карете рядом с Лавинией. Что бы ни было между ними когда-то, сейчас все мертво. Но кто сказал, что из потухших угольев нельзя разжечь новый огонь?

От этой внезапной мысли у Френсис перехватило дыхание. Господи, да она с ума сошла!

В эту минуту карета проезжала под фонарем. Что могло вызвать румянец у нее на лице? — подумал Маркус, взглянув на Френсис. Она напомнила ему юную девушку, и его больно кольнуло в сердце.