— Поскольку вы уже написали вдовствующей герцогине, нам действительно стоит поехать в Харли. Я обещаю, что не буду строить из себя мученика по этому поводу.

Она задержала дыхание, надежда засветилась в её глазах.

— Вы уверены? Я действительно не хочу, чтобы визит был для вас болезненным.

Он с сожалением признал, что его уступчивая жена облегчала ему жизнь, давая возможность пойти на попятный. «Он должен позаботиться о том, чтобы она не разрушила его характер».

— Думаю, будет несколько неловко, по крайней мере, вначале. Но теперь, после недавней свадьбы, это прекрасный момент вернуться в прежнюю жизнь. Если я не сделаю этого сейчас, то могу обречь себя на изгнание до конца. А я только что понял, что не хочу этого. Харли и семейные сборища были слишком важной частью моей жизни, чтобы просто отбросить их, хотя бы не попытавшись восстановить сожжённые мосты, — его голос стал бесстрастным. — Конечно, Бренд может вышвырнуть меня, но, по крайней мере, я попробую.

В недоумении Эмма сказала:

— Конечно, он не будет вести себя так грубо. Я помню его, как очень уравновешенного человека.

Энтони колебался, ему не хотелось терять хорошее мнение жены о себе, но было бы несправедливо везти её в Харли, не рассказав всей истории.

— Даже уравновешенный мужчина плохо реагирует, когда ему говорят, что его обожаемая невеста выходит за него только ради денег и титула, и что каждую ночь, которую он и Сесилия проведут вместе, она будет думать обо мне.

Эмма вздрогнула.

— Энтони, вы не могли так поступить.

Он вздохнул.

— Боюсь, что смог, были и ещё кое—какие оскорбительные комментарии. Завязалась жестокая драка. Я крупнее, но Бренд был сильно разъярён. Если бы наши отцы не вмешались то, возможно, всё закончилось бы пистолетами на рассвете.

— Хвала небесам, что до этого не дошло, — воскликнула Эмма.

— Мне не хотелось бы иметь кровь Бренда на своей совести, — согласился он.

Она удивленно спросила:

— Вы так уверены, что победили бы?

— Я стреляю намного лучше, — в голове у него на короткий миг возникла ужасающая картина: он и Бренд сходятся с оружием в руках. «Слава Богу, этого не произошло».

— Но, если бы была дуэль, не Бренд ли тогда выбирал оружие? Насколько я помню, он был превосходным фехтовальщиком.

Он понял, что она права.

— Я никогда не думал об этом, вероятно, потому что ссора не зашла так далеко. Я покинул Харли в тот же день и никогда больше не приезжал туда. Несколько раз Бренд и я встречались на людях. Но он делает вид, что меня не замечает.

— Столько всего произошло, а я ничего не знала, — сказала она задумчиво.

Энтони опять начал шагать из угла в угол, думая о предстоящем визите в Харли. Родители и бабушка Бренда не позволят никаких сцен, но ситуация всё равно будет напряжённой. Он с печалью вспоминал обо всех детских шалостях, в которых они с кузеном участвовали. Они вместе пошли в школу в Винчестере, проводили бесчисленные ночи в рассказах об её ужасах или тайком выбирались купить ещё еды, необходимой для растущих мальчиков. Та душевная близость больше невозможна, между ними встали Сесилия и его собственное оскорбительное поведение. Но если бы он вымолил прощение, вероятно, они смогли бы, по крайней мере, быть вежливыми друг с другом в будущем.

«Господи, что он почувствует, когда снова увидит Сесилию? Он не был уверен, любил ли он её или презирал. Возможно, и то, и другое. Она была единственной девушкой, которую он когда—либо любил, а она сделала из него дурака. Её предательство оставило шрамы в его душе. Если бы не потребность в деньгах, которая заставила его жениться на Эмме, весьма вероятно, что он так и прожил бы холостяком всю жизнь».

Он прекратил шагать и посмотрел на жену, которая всё ещё тихо сидела на диване, ничем не выдавая ход своих мыслей. Он будто бы раздвоился. С одной стороны, она нравилась ему с каждым часом всё больше и больше, он уважал её ум и честность. С другой стороны, он видел в ней неприметную гувернантку, чей внешний вид не должен был привлекать внимания. Она была права, когда говорила о том, что люди зададутся вопросом, почему блистательный лорд Верлэйн женился на такой непривлекательной женщине.

Секунду Энтони колебался, подбирая слова, чтобы не слишком её оскорбить, а затем произнёс:

— Вы просили относиться к вам с вежливостью и уважением ради вашей гордости. У меня тоже есть гордость. Я не хочу приехать в Харли и увидеть, что семья осудит меня, как охотника за приданым, который использовал в своих интересах вашу честность и наивность.

Она помрачнела.

— Не означает ли это, что вы снова передумали ехать туда?

— Это означает, что мы оба извлечем выгоду, показав себя любящими супругами, а не просто знакомыми. Поэтому мы должны препоручить вас модистке и немедленно заказать новый гардероб.

Она была озадачена:

— Я не возражаю против нескольких новых платьев. Но ведь всё равно из свиного уха не сошьёшь шёлковый кошелёк.

Ощущая неловкость, что она почувствовала то, что не было произнесено им вслух, он сказал:

— Как удачно, что нам и не придётся. Пойдёмте. Я отведу вас к мадам Хлое. У нас не так много времени, чтобы тратить его впустую, если мы хотим одеть вас должным образом к следующей неделе.

— Очень хорошо, — Эмма встала и надела шляпку, мрачно сказав: — Только помните о том, что я говорила про свиные уши.

— На самом деле ваши уши имеют хорошую форму и весьма привлекательны. После того, как закажем вам платья, мы должны посетить ювелира, чтобы купить для них достойные серёжки.

Когда она покраснела и стала натягивать перчатки, он осознал, что с нетерпением ждёт того момента, когда сможет, подобно Пигмалиону, сотворить из неё Галатею.

* * *

Мать Эммы восторженно рассказывала об удовольствии, которое испытываешь, посещая лондонских модисток, но это было одно из многих впечатлений, украденных у Эммы бедностью. Она старалась не таращиться по сторонам, когда Энтони привёл её в магазин мадам Хлои. Роскошно убранный салон напомнил ей о будуаре вдовствующей герцогини. В этом храме женской моды и легкомыслия, широкоплечая и крепкая фигура Энтони смотрелась почти до неприличия мужественной.

Сама мадам Хлоя, красивая женщина зрелых лет, выступила вперед, чтобы приветствовать их, её глаза загорелись при виде Энтони. Она говорила с французским акцентом.

— Милорд Верлэйн. Какое удовольствие снова вас видеть.

Пока Эмма старалась не думать, скольких ещё женщин её муж приводил в этот салон, он оживленно ответил:

— Удовольствие взаимно, мадам. Наш визит вызван просто крайней необходимостью. Багаж моей жены сгорел при пожаре на постоялом дворе, — он печально покачал головой. — Она была вынуждена позаимствовать одежду у жены священника, достойной женщины, но не светской дамы. Надо всё заменить.

Хлоя, может, и не поверила его лжи, но добродушно улыбнулась.

— Вы пришли в правильное место, — она критически осмотрела Эмму. — У вас прекрасный цвет лица, леди Верлэйн. А ваша фигура просто magnifique [Великолепна (фр.).].

Эмма моргнула. «Верно, что кожа у неё хороша, но фигура была в целом… слишком пышной. Определенно, не силуэт стройной сильфиды [Женщина с изящной, лёгкой фигурой (перен.; книжн. устар.).]". Эмма кротко сказала:

— Я отдаюсь в ваши руки, мадам.

Без дальнейших церемоний, её провели в примерочную. К счастью, Энтони решил не сопровождать их. Хлоя прошептала указания помощнице, и та бросилась прочь. К тому времени, когда Эмма была раздета и измерена, помощница вернулась из соседнего магазина с горкой изысканного нижнего белья.

Эмма надела новую восхитительную батистовую сорочку, затем позволила зашнуровать себя в корсет, который на удивление оказался очень удобным. Хлоя объяснила, что пошив нового гардероба: сорочек, платьев и прочего — займёт несколько дней и она надеется, что леди не слишком оскорблена необходимостью обходиться готовыми вещами. Эмма из—за всех сил старалась не засмеяться. Нижнее белье, за которое извинялась модистка, было самым лучшим из того, что она носила многие годы подряд. В руках мадам Хлои оказалось что—то мерцающе—зелёное.

— Это платье делалось для другой клиентки, у которой такой же размер и фигура. Думаю, леди Уолвертон не будет возражать, если вы ненадолго примерите его, чтобы увидеть, как оно будет сидеть.

Эмма подняла руки, и зелёный шёлк зашелестел, спускаясь по ней вниз. После того, как все застёжки были закреплены, она повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало… и от удивления открыла рот. Отражение, которое она увидела, не имело ничего общего со знакомой безликой гувернанткой. Зеркало показывало потрясающую, модную, светскую даму. Даже её глаза были незнакомыми, потому что зелёное платье сделало их сверкающими, как нефрит. Хриплым голосом она спросила:

— Это действительно я?

— Конечно, миледи. Такая вы на самом деле, — удовлетворенно сказала Хлоя. — Лорд Верлэйн будет очень доволен.

Затем модистка потащила Эмму в главный салон, чтобы муж мог рассмотреть результаты её труда. Эмма испытывала желание прикрыть участки голой плоти, видимой выше декольте, но с усилием воли удержала себя. Проблема была не в платье, а в ней.

Энтони с задумчивым выражением лица смотрел в окно на уличную суету. Когда она вошла в главный салон, он повернулся и замер. Прошло некоторое время, прежде чем он тихо сказал:

— Так—так, очень хорошо.

— Это всё корсет, — пробормотала Эмма. — На самом деле у меня нет таких форм.

Он усмехнулся, обойдя её вокруг.

— Моя дорогая, ни у одной женщины нет таких форм, поэтому и был изобретён корсет. И, поверьте мне, фигура у вас очень даже хорошая.

Она покраснела до самых корней волос, но не была раздосадована. Эмма рассматривала себя в зеркалах салона. «Конечно, она — не хрупкая светская красавица, и никогда ею не будет, но у неё появился своего рода шарм, сделавший её женщиной, которую трудно не заметить». Эта мысль пьянила.

Эмма старалась удержать это упоительное чувство удовлетворения в течение целого утомительного дня, пока выбирались бесконечные образцы тканей и моделей. К тому времени, как они уехали, она была в изнеможении. В экипаже она откинулась на бархатные подушки и произнесла:

— Какой необычный свадебный день.

Энтони засмеялся.

— Мы хорошо потратили время. Завтра посетим ювелиров, купим вам обувь, чулки и всё такое. Ещё нужно заняться вашими волосами.

Он подался вперед и снял с неё шляпку, затем вытащил шпильки, скреплявшие узел на затылке. Её волосы рассыпались по плечам. Он мягко откинул тёмные волны назад, скользнув кончиками пальцев по её уху и шее, отчего искры разошлись по всему её телу. Она затаила дыхание, потрясённая этим случайным прикосновением, которое так её взволновало. Но, очевидно, его это никак не коснулось. Он сказал:

— Завтра на повестке дня парикмахер. Ваша горничная Бекки — я правильно назвал? — должна научиться делать новые стильные прически.

Все это казалось замечательным, но Эмма не смогла подавить вспышку беспокойства:

— Энтони, а мы можем позволить себе всё это?

Он нахмурился, и на мгновение ей показалось, что её вопрос рассердил его. Но его голос оставался ровным:

— Ваш гардероб будет стоить немалых денег, но это — необходимые траты, которые я учёл, оценивая наши расходы. Поверьте мне, Эмма, я не имею никакого желания снова жить в долгах.

Она смотрела на него, зачарованная серьёзным выражением его лица и тем, как он сосредоточил всё своё внимание на ней. «Этот великолепный образчик мужчины был теперь её мужем. Её».

— Я доверяю вам, Энтони, — сказала она мягко. — Никогда не сомневайтесь в этом.

Она никогда не была так счастлива в своей жизни.

* * *

Вдовствующая герцогиня Уоррингтон тщательно рассчитала момент. Воны только заканчивали ужин, но удаляться из—за стола было ещё не время. Она пробежала взглядом по своей любимой семье. «Джеймс, её сын и герцог, обладал спокойным достоинством и сдержанным чувством юмором. Невестка Эмилия, женщина остроумная и искромётного обаяния. Сара, младшая внучка, которая весной будет представлена обществу, — глаза вдовы затуманились, когда она посмотрела на своего внука Бренда, будущего герцога, и его жену Сесилию. — О, они произвели на свет двух прекрасных мальчиков, так сказать, в полной мере выполнив свой долг, но что—то у них не ладилось между собой, а оба были слишком упрямы, чтобы спросить совета у тех, кто был старше и мудрее». Скрывая свои мысли, вдова сказала:

— Я получила большинство ответов на рождественские приглашения. Помимо обычных гостей, будут присутствовать и те, кого мы меньше всего ожидали.

Она сделала глоток вина, пока всеобщее внимание не обратилось к ней. Поставив хрустальный бокал на стол, она сказала:

— Приедет Верлэйн со своей молодой женой.

После её заявления воцарилась гробовая тишина. Герцог с женой быстро переглянулись. Лицо Бренда окаменело, а Сесилия опустила глаза в свою тарелку на пирожное в виде лебедя. Только леди Сара, слишком молодая, чтобы помнить то, что произошло, жизнерадостно воскликнула:

— Кузен Энтони? Чудесно! Он не приезжал на Рождество уже целую вечность. На ком он женился?

— На родственнице Вонов, как ни странно, — вдова посмотрела на сына. — На Эмме Стоун, дочери твоего троюродного брата. Она всегда приезжала с родителями, Джейн Вон и сэром Джорджем Стоуном. Они оба умерли от лихорадки десять лет назад. К счастью, девочка была в школе, а ведь она, вероятно, могла тоже умереть. С тех самых пор она не была здесь.

Эмилия поджала губы.

— Дочь Джейн Стоун. Я помню её. Хорошая девочка. Тихая, с превосходными манерами и очень выразительными глазами.

Джеймс с лёгкой иронией в голосе проговорил:

— Как приятно будет увидеть их обоих снова, — он внимательно посмотрел на сына, который не проронил ни слова. — Я и не представлял, maman [Мама (фр.).], что вы всё ещё посылаете приглашения таким дальним родственникам.

— Именно поэтому сбор семейства нужно оставить в руках старших, — сказала она чётко. — У нас есть время и память, чтобы поддерживать семейные связи. Было нелегко проследить путь Эммы, но я удостоверилась, чтобы она получала приглашение каждый год. Она всегда присылала симпатичную записку, сожалея о том, что не может приехать.

— Я буду рада увидеть Эмму, — с вызовом проговорила Сесилия. — Я тоже задавалась вопросом, что с нею случилось. Она была милой и такой умной. Как прекрасно, что они с Энтони нашли друг друга после стольких лет, — она перевела задумчивый взгляд на мужа, но он не смотрел на неё, уставившись на гобелен на противоположной стене, его рот подёргивался.

Вдовствующая герцогиня медленно допила оставшееся в бокале вино. «Хотя фейерверки на Рождество не запускали, в этом году здесь точно будут лететь искры. С божьей помощью они наконец—то прольют свет на то, что слишком долго оставалось в тени».

Глава 5

Эмма с сомнением разглядывала кусочек тоста.

— Не думаю, что смогу есть. Я слишком волнуюсь, как подумаю, что сегодня мы действительно едем в Харли.

Её муж взял тост и вложил ей в руку.

— Ешь, — приказал он. — Тебе станет плохо, если ты отправишься в долгий путь в карете на пустой желудок.

Довольная его заботой, она послушно намазала на тост мёд и кусочек откусила. И, правда, было вкусно. Она обвела взглядом симпатичную комнату. За неделю их медового месяца в отеле она полюбила это место. Каждое утро им накрывали завтрак на маленьком столике в углу гостиной. В то же самое время приносили газеты, и они с Энтони привыкли неспешно делить трапезу, читая и обсуждая новости дня.

В первый раз, когда Эмма высказала своё мнение, её муж удивился, но очень быстро приспособился. Теперь он, казалось, наслаждался их беседами так же, как она. Позже, после очередного похода по магазинам за всем необходимым для её преображения, Энтони водил её по городским достопримечательностям, которые у неё не было возможности посетить, когда она работала.

Её взгляд обратился к дверям, ведущим в две спальни. В этом отношении их медовый месяц был неполным. Энтони всегда был очарователен и предупредителен, но не делал никаких попыток уложить жену в постель. Она не знала, то ли он слишком серьёзно принял её желание подождать, то ли просто был не слишком заинтересован.

Естественно, перед их поспешной свадьбой Эмму пугала необходимость отдаваться почти незнакомому ей человеку, но время быстро исправляло это. Тоска по Энтони, которую она испытывала в детстве, вернулась и стала в десять раз сильнее. Эмме нравилось каждое случайное прикосновение, даже если он всего лишь помогал ей выйти из кареты. Ей нравилось смотреть на него, изучая волевые черты его лица, его непринужденные, атлетические движения. Она находила удовольствие в маленьких открытиях, таких как, например, еле заметный шрам у него на подбородке, и наслаждалась неукротимой копной волос, которые жили своей собственной жизнью, дикой и свободной, что бы Энтони не делал, чтобы укротить их.

Её муж разлил остатки кофе — ещё один вкус, который они разделяли, — по двум чашкам.

— Знаешь, когда мы поженились, я больше всего боялся, что нам будет не о чем разговаривать, — задумчиво произнёс он. — Но никаких проблем в поисках тем для разговоров у нас не наблюдается.

Она одарила его подозрительно невинной улыбкой.

— Это потому, что ты так интересен, сам по себе. Нам всегда есть, что обсудить.

— Подлиза, — рассмеялся он с теплотой во взгляде. — У тебя отличное чувство юмора.

Эмма размышляла, не хотел ли он наклониться вперёд и поцеловать её. Кроме краткого соприкосновения губ на церемонии бракосочетания, они вообще больше не целовались.

После затянувшейся паузы он допил свой кофе и поднялся на ноги.

— Я прикажу подавать карету и пришлю носильщиков за багажом. Если мы хотим добраться до Харли за один день, нам лучше поскорее выехать.

Подавив разочарование, Эмма кивнула. Она не имела права жаловаться на то, что получила больше, чем заказывала, поскольку сама попросила дополнительное время, чтобы облегчить вступление в интимную часть брака.

* * *

Они доехали довольно быстро и прибыли в Харли как раз, когда на окружающие холмы стала опускаться темнота. Пока карета грохотала по длинной подъездной аллее, Эмма выглянула из окошка.

— Смотри! Зажгли рождественские свечи. Я и забыла про них.

Энтони посмотрел через её плечо и увидел светящуюся решётку из огоньков, по одной свече на каждом окне массивного здания. Лунного света было вполне достаточно, чтобы разглядеть светлые камни одного из красивейших зданий Британии. На самом деле это был дворец, почти такой же большой, как Бленхеймский дворец [Большой дворец близ г. Оксфорда; построен для герцога Мальборо в память его победы при Бленхейме — здесь и далее примечания переводчика.] или замок Говард [Фамильная резиденция графов Карлайлов в северном Йоркшире; известен необычной «сказочной» архитектурой дворца и своим парком, одним из самых первых пейзажных садов XVIII века, оказавшего огромное влияние на развитие садово—паркового искусства Англии.].

— Я тоже почти забыл про свечи. Но теперь, когда я вижу их, они напоминают мне обо всём, что я когда—то любил в Харли.

— Я уже перестала верить, что когда—нибудь вернусь, — тихо произнесла Эмма. — А теперь, когда я уже здесь, мне страшно. Я жила в другом мире последние десять лет и больше не принадлежу Харли. Думаю, вдовствующая герцогиня пригласила меня только из вежливости, рассчитывая, что я откажусь от приглашения.

Окружающая их темнота позволила ему непринуждённо взять её затянутую в перчатку руку. Она была большой, умелой и имела красивую форму, как и всё остальное в Эмме.