Мэри Джо Патни
Шторм страсти
Пролог
Габриэль Венс стоял перед массивной дверью, стараясь унять дрожь. Он не был зеленым юнцом: с двенадцати лет служил во флоте — причем оказался не самым младшим членом команды, — а за прошедшие с тех пор шесть лет не раз слышал пушечную канонаду, видел смертельные болезни, участвовал в подавлении мятежа и в шестнадцать лет уже стал командиром захваченного французского корабля, на котором и вернулся в Портсмут. Но ничто не страшило его так, как встреча с тем, кто находился за этой дверью.
Отдавшись на волю судьбы, Габриэль набрал полную грудь воздуха, отрывисто постучал, а потом распахнул дверь и вошел в кабинет деда. Адмирал Венс сидел за столом, сдвинув брови, а при виде внука встал и нахмурился еще сильнее.
Высокий, седой, несгибаемый, точно вековой дуб, он не стал тратить время на любезности.
— Ты опозорил наше имя! Многие поколения Венсов служили в королевском флоте, ни разу не запятнав чести. Ты — первый!
Габриэль с трудом сдержал дрожь.
— Мне очень жаль, что я разочаровал вас, сэр.
— Ты отлично справлялся. Я гордился тобой. А потом все пошло прахом. — Лицо старика исказила гримаса боли. — Лучше бы ты погиб в бою!
Габриэль вспомнил своих товарищей, чьи тела превратились в кровавое месиво от французских ядер: прекрасный способ снискать себе славу, который удовлетворил бы старого адмирала, — только вот умирать ему совсем не хотелось.
— Простите, что ослушался вас, — постаравшись придать голосу твердости, произнес Габриэль. — Но вам известна причина моей отставки.
— Если бы не она, а еще твоя молодость и имя, не избежать бы тебе военного трибунала и виселицы! — рявкнул адмирал. — Хоть ты и заслужил именно это.
Не желая кривить душой, Габриэль выпалил:
— В подобных обстоятельствах я поступил бы точно так же.
— Ты даже не раскаялся, подлец! Убирайся с глаз моих долой! — прорычал адмирал. — И не возвращайся до тех пор, пока не смоешь позор со своего имени!
От этих слов кровь в жилах Габриэля превратилась в лед.
— Как скажете, сэр, — натянуто ответил молодой человек, отдал адмиралу честь и, развернувшись на каблуках, вышел из кабинета, зная, что никогда больше не увидит старика.
Габриэль ничего не видел вокруг, направляясь к выходу, когда дорогу ему преградила бабушка.
— О, мой дорогой мальчик! — Дама заключила внука в теплые объятия, словно это был малыш, а вовсе не взрослый молодой человек на голову выше ее. — Все так плохо?
— Он больше не хочет меня видеть. — Габриэль обнял бабушку, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться, как ребенок. — До тех пор, пока я не верну себе доброе имя. А это значит — никогда, потому что понятие чести для деда неотделимо от службы на флоте. Но меня выгнали со службы и свое имя очистить не удастся. Никогда.
— О, мой дорогой Габриэль! — Бабушка разжала объятия, и в уголках ее глаз блеснули слезы. — Он так строг лишь потому, что очень любит тебя.
Была ли это любовь? Или адмирал смотрел на него как на средство поддержания семейных традиций, а не на живого человека с собственным мнением и судьбой? Габриэлю казалось, он знает ответ.
— Он не станет по мне скучать, ведь у него есть другие внуки.
— Верно, но ты всегда был его любимцем, — мягко сказала бабушка. — Как бы то ни было, я считаю, что ты поступил правильно, и горжусь тобой.
Ее слова принесли некоторое успокоение, и Габриэль поцеловал бабушку в мягкую щеку.
— Спасибо.
— Что теперь будешь делать?
Габриэль медлил с ответом, поскольку сейчас ни о чем, кроме неизбежного и жестокого разговора с дедом, думать не мог.
— Не знаю. Поищу место на торговом судне, наверное.
Бабушка внимательно посмотрела на внука.
— Ты стал бы моряком, будь у тебя выбор?
Вопрос проник в самую душу Габриэля. Он задумался о море с его переменчивостью и непостоянством, поражающем красотой и внушающем ужас, пробуждающем в душе радость и навевающем бесконечную скуку, и честно ответил:
— Не знаю. Наверное, нет, но другой жизни я не знаю.
— Что бы ты ни выбрал, делай свое дело хорошо, — удивила его бабушка. — И прошу: пиши мне, не забывай и о своей тетушке Энн.
— Непременно, — пообещал Габриэль, не в силах даже представить, что может потерять единственного человека, в чьей любви никогда не сомневался. — Я буду подписываться другим именем, чтобы не раздражать деда.
— Пусть это будет Хокинс, — улыбнулась бабушка. — Это одно из твоих имен. К тому же Джек Хокинс — прославленный английский мореплаватель.
Бабушка всегда удивляла его своим чувством юмора.
— Так и тому и быть. Отныне я Габриэль Хокинс.
Обняв пожилую даму на прощание, молодой человек шагнул навстречу будущему, о котором даже не помышлял.
Глава 1
Лондон, осень 1814 года
Лорд и леди Лоуренс наслаждались приятным вечером в библиотеке, когда доставили письмо. Дворецкий лично принес его графу. Сильвия Лоуренс взглянула на послание, завернутое в грязный промасленный лоскут: свидетельство того, что оно проделало долгий путь, — и быстро спросила:
— Это от Рори? Мы так давно не получали от нее известий! Может, она возвращается домой?
Развернув письмо, граф пробежал глазами по строкам, а потом смачно выругался. Сильвия знала, кто мог довести мужа до белого каления и заставить сквернословить.
— На этот раз твоя дочь, леди Аврора Октавия Лоуренс, превзошла себя!
— Она и твоя дочь тоже, — заметила Сильвия, и в душе ее зародилось беспокойство. — Что случилось?
— Это письмо британского консула в Алжире. Чертову девчонку похитили пираты, что промышляют у берегов Африки, и теперь требуют за нее огромный выкуп!
Охваченная ужасом, Сильвия испуганно охнула.
— Но как это возможно? Я думала, что пираты перестали похищать людей, после того как американцы заключили с ними договор.
— Этим негодяям договоры не указ, — с горечью произнес граф. — Консул пишет, что нашей дочери не причинили вреда, но ее отправили в гарем и продадут в рабство, если мы не заплатим выкуп.
Он швырнул письмо на стол с такой силой, что изящное гусиное перо на письменном приборе подлетело в воздух.
— Пятьдесят тысяч фунтов! Пятьдесят тысяч! Пусть делают с ней что хотят, черт возьми! Я не заплачу и полпенни, чтобы вернуть девчонку назад!
— Джеффри, ты же это не всерьез! — выдохнула Сильвия. — Ведь наша младшая дочь всегда была твоей любимицей.
— До тех пор, пока не выросла и не стала источником постоянных неприятностей. — Сдвинув брови, граф посмотрел на жену. — Она не захотела выйти замуж и потратила на путешествия все наследство, оставленное ей двоюродным дедом. Она умна. Так что пусть выпутывается из этой переделки самостоятельно. Я больше не могу себе позволить тратить на нее столько денег.
— Но она же наша дочь!
— И что с того? — Сэр Лоуренс немного остыл, и недавний гнев уступил место боли. — Да, я граф, но у меня нет таких денег. Мне потребовались годы, чтобы расплатиться с долгами отца. К тому же тебе известно, чего нам стоило устроить жизнь остальных восьмерых детей.
— Благодарение Господу, они все живы и здоровы, — заметила графиня. — Думаешь, кого-то из них нужно было бросить на произвол судьбы?
Граф вздохнул.
— Нет, конечно, но в попытке обеспечить им достойное будущее я истощил семейный бюджет. У нас попросту нет денег, чтобы заплатить такой непомерный выкуп. Даже за Рори.
Сильвия закусила губу: им действительно было сложно добыть деньги, чтобы устроить старших детей.
— Но рабство в Африке, Джеффри! Это же настоящее бедствие. Только представь себе те ужасы, которые выпадут на ее долю!
Граф упрямо поджал губы.
— Она достаточно привлекательна, чтобы избежать худшей участи. Возможно, она станет любимой наложницей турецкого наместника в Алжире. Прости, Сильвия, но Рори сама виновата. — Голос графа сорвался, в глазах полыхнула боль. — Ей и расплачиваться за свои ошибки.
Графиня отшатнулась. Джеффри счел, что сумма выкупа слишком велика, и теперь даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь дочери. Дама закрыла глаза и содрогнулась, когда ее сознание наводнили ужасные картины. Она глубоко любила всех своих детей, но Рори была совершенно особенным ребенком. Именно поэтому Сильвия назвала ее Авророй — в честь богини утренней зари.
Аврора очень быстро превратилась в Рори — хохотушку и проказницу. Да, она иногда попадала в переделки, но лишь из-за своей любви к жизни, а не по злому умыслу.
Сильвия хорошо знала своего мужа. Теперь, когда проанализировал ситуацию и понял, что ничего не сможет сделать, Джеффри попросту захлопнет перед Рори дверь и сосредоточится на более насущных проблемах, которые ему по плечу, а воспоминания о дочери похоронит, чтобы не испытывать боли. Хотя ночных кошмаров ему не избежать.
Если муж и принял такое решение, это вовсе не означало, что и Сильвия должна поступить так же. В Лондоне у всех на слуху было имя человека, который мог решить любую проблему: это аристократ, обладающий многочисленными связями с самыми разными людьми. Она непременно нанесет ему визит поутру. Возможно — да поможет ей Господь! — он подскажет, как вернуть их дочь домой.
