— Ну и что, а у моего отца полный порядок с лошадьми.

— Лошади, — заметил Фредди. — В этих играх с цыганами нет настоящих денег!

— Мой отец сам себе хозяин! Ты не можешь сказать того же о своем отце, Фредди Ловаж.

— У моего отца в руках настоящая специальность, — ответил ей Фредди.

— Тогда передай ему, чтобы он меньше совал нос в дела других! — парировала Бет. — Давай побыстрее набирай воду. Я не собираюсь ждать здесь целый день.

Когда она вернулась домой, отец чистил сапоги на крыльце.

— Я слышал, как ты отчитала Фредда. Ты поступила правильно, дочка. — Джон взял ведра и отнес их в кухню. — Я не стану вечно работать с лошадьми на общем выгоне. Нет, нет, ни за что! Когда-нибудь у меня будет клочок собственной земли, я выстрою конюшню и тогда стану разводить породистых коней.

— На какие деньги ты собираешься покупать землю? — спросила Кейт. — На пуговицы для рубашки или на крышки от бутылок?

— Для этого дела лучше подходят деньги, — сказал Джон. — Мне нужно немного удачи, чтобы подтолкнуть меня вперед.

— Удачу не ищут на скачках в Чепсуорте.

— Скачки? Кто говорит о скачках? Женщина, я еду на ярмарку. Мне казалось, что тебе это ясно.

— И поэтому ты так прихорашиваешься?

— Между прочим, там есть парочка лошадок, на которых бы я сегодня поставил. Давайте выберем — Руфус или Быстрые Деньги?

— Я бы выбрала Надежное, если они у тебя в кармане.

— Бет, какую лошадь ты выбрала?

— Руфус, — ответила Бет. — То, другое имя просто должно принести неудачу.

— Тогда пусть будет Руфус, и если он хорошо себя покажет, нам улыбнется успех.

Он достал из кармана крону и дал ее Бет, чтобы та поцеловала ее на счастье.

— Если нам повезет, то после двух часов мы станем на пятнадцать фунтов богаче. И когда-нибудь я смогу выводить лошадей, которые станут известны во всех трех провинциях. Да, так будет когда-нибудь! Вот увидишь!


В тот же день он погиб от удара копытом жеребца, которого он купил в Чепсуорте. Его тело нашли на выгуле в Хантлипе и принесли домой пастухи. Они сказали, что Джон, видимо, умер сразу. Его глаза были широко раскрыты, а на затылке зияла огромная рана.

Бет услышала об этом, когда была в школе, и сразу же побежала домой, хотя на улице бушевал сильный дождь. Кейт сидела в темной кухне и раскачивалась взад и вперед, крепко обхватив себя руками. Она просто вцепилась кистями рук себе в плечи. Казалось, она даже не заметила, когда в кухне появилась Бет. Но стоило ей протянуть руку и почувствовать, что девочка промокла насквозь, она сразу очнулась, поднялась со стула, начав ругать дочь.

— Тебе нужно быстро переодеться! Прямо как мокрая крыса! Почему ты не подождала, а бежала сюда под проливным дождем?

Бет сотрясала сильная дрожь, хотя она уже стояла голой у огня. Быстрыми движениями она крепко вытерлась грубым полотенцем и быстро переоделась в теплую чистую одежду. То, что ей было тепло, почему-то вызвало у нее чувство вины: когда она бежала по дождю, ей казалось, что теперь уже будет все равно. Но оказалось, что ее плоть реагировала по-другому: она была рада снова оказаться дома, в тепле. Быть живой — хорошо.

Кейт зажгла лампу, и ее лицо, когда она нагнулась к лампе, внезапно показалось очень старым. Морщинки у рта стали такими глубокими, и их было слишком много. Она начала суетиться — задернула занавески, поставила на огонь чайник, подогрела заварочный чайник и заварила чай. Но время от времени она останавливалась и глядела перед собой злым и обиженным взглядом, потом вздрагивала и произносила:

— Я рада, что его нашли до дождя, мне бы не хотелось, чтобы он лежал под дождем, весь в грязи. Позже она сказала:

— Священник Уиздем очень добр. Он приказал, чтобы твоего отца отнесли в церковь.

Бет спросила:

— А что стало с лошадью?

— Они поймали жеребца и поместили в загон. Мне кажется, что его постараются продать… если найдется такой сумасшедший, что купит это чудовище.

— Там еще где-то есть кобыла. И седла, и уздечки… и еще что-то.

— Да, мне нужно поговорить с пастухами. Может, они помогут нам все это продать. Бог свидетель, нам понадобится каждый пенни.


— Приходила Квини Ловаж, она спрашивала — станем ли мы заказывать гроб отца в Коббсе. Я ответила «нет», я предпочла иметь дело с мастером из Чепсуорта.

— Мама, наверно, это нехорошо. Дед Тьюк делает гробы для Хантлипа. Почему он не может изготовить гроб для своего собственного сына?

— Я не желаю иметь с ним дело! — ответила Кейт. — Хотя, конечно, если он захочет, то может прийти на похороны.

Но дед Тьюк не пришел на похороны. Им сказали, что в тот день в столярной мастерской работа шла, как обычно.

— Я этого и ждала, — сказала Кейт. — Твой дед никому ничего не прощает.

Лошади и все остальное были проданы с аукциона, и гробовщику и могильщику выплатили все до последнего гроша. Потом Кейт рассчиталась с человеком из Чепсуорта, который снабжал Джона зерном для его лошадей, и с кузнецом из Коллоу-Форда.

— У нас осталась только мелочь, — сказала Кейт, — но мы выплатили все долги, и я намерена впредь их не делать.

— Я могу пойти работать прислугой, — сказала Бет.

— Нет, не нужно, я снова начну шить перчатки. У меня все еще есть моя деревянная форма и я надеюсь, что я еще не растеряла своих навыков. Я могу так же хорошо работать, как и остальные женщины, которые занимаются здесь этим ремеслом.

Каждую неделю на телеге приезжал человек из Чепсуорта — он привозил материалы и забирал готовые перчатки. Агента звали Артур Робертс. Выглядел он щеголевато и пришепетывал при разговоре. Кроме того, когда входил в кухню, то держал у лица надушенный платок, и его прозвали Лили-Милли-Бобс. Бет его терпеть не могла. Мать работала очень хорошо, но он всегда находил причины, чтобы недоплачивать.

— Какая странная форма перчаток, миссис Тьюк, вам не кажется?

— Я не кроила этих перчаток, мистер Робертс.

— И швы весьма небрежные.

— На меня никогда не жаловались, когда я работала на фабрике. Мистер Генти всегда называл меня лучшей перчаточницей.

— Один шиллинг и девять пенсов за дюжину перчаток. Миссис Тьюк, я могу вам заплатить сегодня только эту сумму.

— Это слишком мало, — вмешалась Бет еще до того, как мать согласно кивнула головой. — Оставьте перчатки, мы сами отвезем их мистеру Генти.

Молодой человек посмотрел на нее сверху вниз.

— Ты, наверное, должна быть в школе.

— Я специально пришла пораньше из школы, чтобы встретиться с вами.

— Конечно, маленькие бесцеремонные девочки быстро подрастают и вмешиваются не в свое дело. Но мистер Генти ничего не сделает для вас.

— Посмотрим!

— Шиллинг и одиннадцать пенсов, — устало заявил он. — Я плачу вам столько, потому что вы очень бедны.

Когда он ушел, Бет открыла дверь, чтобы проветрить кухню.

— Интересно, что он за мужчина, если от него пахнет фиалками?

— Ты дерзко разговаривала с ним, — заметила Кейт. — Мне не нравится, когда такая маленькая девочка разговаривает в таком тоне со взрослыми людьми. Л если он затаит на нас злобу?

— С чего это? — спросила ее Бет. — Он набивает себе карманы той мелочью, которую отбирает у бедняков. Весь Хантлип знает об этом. Тебе нужно бороться с ним, как это делает миссис Топсон.

Кейт старалась, но она плохо видела, и поэтому работала очень медленно. Бет помогала ей, но в Неделю они не зарабатывали больше семи шиллингов. И часто получали еще меньше.

Как-то в январе, когда Бет вернулась домой, мать лежала с серым лицом на диване, ее мучили сильные боли. Рядом сидела с озабоченным лицом соседка, миссис Уилкс. В кухне пахло жжеными перьями.

— Твоя мать больна, — сказала миссис Уилкс. — Это неудивительно, потому что она ест меньше, чем воробушек! Не смотрите на меня таким гневным взглядом, мисс, если бы я была на вашем месте, мне было бы очень стыдно. Такая большая девочка — уже одиннадцать лет, и все еще ходишь в школу. Тебе давно пора зарабатывать деньги!

— Энни, помолчи, — сказала ей Кейт. — У меня просто закружилась голова, вот и все!

— Что ты ела на обед? — спросила ее Бет.

— Я ела то, что хотела, — ответила мать.

— Ты съела чашку чая, — воскликнула миссис Уилкс. — Я знаю все твои обеды!

Она снова напустилась на Бет.

— Видишь, в шкафу лежат два яйца и половина буханки хлеба, но к ним нельзя притронуться. Нет, нет! Это на обед и на завтрак для дочки.

— Глупости, — сказала Кейт, пытаясь сесть прямо. — У меня не было времени, чтобы сходить в лавку. И вообще, это не твое дело, Энни Уилкс, и в следующий раз, пожалуйста, не лазай по моим шкафам!

— Тогда я ухожу. Вот тебе и благодарность за то, что я старалась быть хорошей соседкой! — резко сказала миссис Уилкс.

Когда за ней захлопнулась дверь, Бет пошла и посмотрела, что осталось в кувшине, где они хранили деньги. Он был пуст.

— Приходил человек, — откликнулась мать. — Я его не знаю, но он сказал, что отец был ему должен. Он сказал, что долг был тридцать шиллингов.

— И ты ему их так просто отдала? Человеку, которого ты никогда прежде не видела?

— Мне показалось, что он сказал правду. Я не желаю, чтобы мы были кому-то должны!

— Нет, конечно, ты лучше станешь ходить голодной, и заболеешь от этого.

Бет принесла ветки для растопки и разожгла огонь. Она сварила яйцо и порезала хлеб тонкими ломтиками. Потом намазала хлеб лярдом и убедила мать, чтобы та села и поела.

— Вот какая суетня, и все из-за того, что у меня закружилась голова, — сказала Кейт.

— Как ты сейчас себя чувствуешь?

— Все нормально, я никогда не чувствовала себя лучше.

— Ты не против, если я уйду на время?

— Куда ты собралась так внезапно?

— Я обещала Хетти Минчин, что помогу ей решить задачу. Я ненадолго, а ты отдохни, пока я не вернусь.

— Эй, еще слишком рано, чтобы зажигать лампу!

— Сейчас противный и темный вечер. И очень холодно и сыро, поэтому пусть горит огонь, ладно?

— Вы только ее послушайте! — воскликнула Кейт. — Ты что-то раскомандовалась, девочка моя!

— Кому-то нужно привести тебя в норму, — ответила Бет.


С наступлением темноты поднялся туман от ручья, он крался, холодный и серый, вдоль деревни. Зимой туман всегда приходил из Деррента именно таким образом, и люди называли его Дыханием Дьявольского Охотника. Согласно старым легендам Хантлип когда-то был обиталищем зла, потому что здесь проходила Дьявольская Охота. [Hunt — охота (англ.).] Гончие убивали и калечили маленьких детей, и все, кто стоял на пути охотников, слепли от искр, вырывавшихся из-под лошадиных копыт. Местные жители уверяли, что в плохие мрачные ночи и сейчас можно было услышать, как «Охотники» щелкали хлыстом и гончие лаяли позади кузницы.

На Бет было надето пальто отца, и его подогнутый подол был тяжелым и неуклюжим, бил по ногам на каждом шагу. Ей пришлось засунуть руки в карманы, чтобы полы пальто не расходились в стороны. Высоко подняв воротник, она опустила туда лицо, дыша собственным теплом.

На улицах было пусто, и ее шаги отдавались эхом по дороге. Она прошла дом Минчинов и пошла дальше через мост, потом по другой стороне Деррента. У поворота на Мидденниг налево, позади нее остался последний огонек, и Бет шла дальше только по наитию. Уже стало совсем темно, туман обволакивал ее лицо. Бет казалось, что она шагала по краю мира и могла каждую секунду свалиться в вечную тьму. Но она не останавливалась, пытаясь не сбиться с нужного направления, ориентируясь по живой изгороди. Наконец она подошла к воротам рабочего двора своего деда.

Там было светло, отсветы из окон странно освещали плывущий туман. Двери были открыты, и Бет заглянула внутрь. От дыма ламп и от тепла у нее заслезились глаза.

У окна работали четыре человека. Они все нагнулись над верстаками, ноги у них были по колено в стружках. Еще двое в центре помещения старались как можно лучше укрепить стенки загона для ягнят. Сэм Ловаж, местный сплетник, увидел Бет и что-то прошептал на ухо деду Тьюку, который стоял спиной к печке, расположенной неподалеку, и что-то записывал в своей книжке. Дед повернулся и бросил острый взгляд на Бет. Он секунду колебался, потом пошел к ней.

— Кто ты такая? — спросил он ее, нахмурившись.

— Вы должны знать, кто я такая, — сказала она.

— Может — да, а может — и нет!

— Я хочу поговорить с вами, — сказала Бет.

— Говори, я тебя слушаю.

— И все остальные тоже очень внимательно нас слушают.

— Хорошо, давай выйдем на улицу.

На улице, в тумане он показался ей огромным. Его плечи, несмотря на сутулость, вызванную его работой, были мощными и широкими, и он держался очень спокойно. В свете огня из дверей его лицо под плотно натянутой шапкой было очень острым, как у статуи, вырезанной из хорошего розового дерева. Сильный рот был изогнут вниз.

— Ну! Что ты хочешь от меня, мисс?

— Моя мать больна, — сказала Бет. — Ей нечего есть.

— И чья же это вина? Только не моя! Но, может, твоя мать считает, что виноват во всем я?

— Она меня к вам не посылала, она лучше умрет от голода.

— Кейт очень гордая. Я это знаю. А ты? Ты знаешь, что такое «гордость»?

— Гордостью сыт не будешь.

— Не похоже, что ты голодаешь, — заметил дед.

— Это моя мать голодала, я узнала об этом только сегодня.

— И ты сразу пришла ко мне?

— Мне больше некуда идти.

— Ты разве не слышала о том, что я поругался с твоим отцом? И как я его выгнал из дома? Ну, хорошо, почему ты думаешь, что я захочу вам помочь?

— Я просто подумала, что вы это сделаете. Вот и все.

— У тебя довольно странные понятия для девочки твоего возраста. И с этим не поспоришь! Подожди меня здесь. Я пойду с тобой и повидаюсь с твоей матерью.

Он подошел к двери и обратился к своим работникам.

— Меня здесь не будет ко времени окончания работы, поэтому проследите, чтобы все лампы были потушены, и заприте двери. И не вздумайте уйти раньше времени, я все равно узнаю, если вы это сделаете.

Он повернулся к Бет и застегнул свою куртку до верха. Они отправились в путь. Казалось, его не беспокоят темнота и туман. Бет шла рядом и постоянно спотыкалась.

— Возьми меня за руку, пока ты не свалилась в ручей, — сказал он ей. — Тебе нужно больше есть моркови, тогда ты не будешь страдать куриной слепотой.

Кейт сидела на кухне и шила перчатки. Она подняла глаза и сначала ничего не видела, пока они не сфокусировались на старике, стоявшем перед ней.

— Что это значит? Я никого к себе не ждала.

— Вам бы стоило предложить мне сесть. Просто из вежливости.

— С каких пор мы стали вежливыми друг с другом?

— Черт! Эта твоя дочь привела меня сюда, Кейт Тьюк!

Кейт повернулась и зло уставилась на Бет, которая принесла стул для старика.

— Моя дочь — хитрый маленький лягушонок. Она не должна была делать это за моей спиной.

— У девчонки есть чувство реальности. Она сказала, что гордостью сыт не будешь.

— Я ей тоже кое-что скажу, когда мы останемся одни.

— Послушай, — сказал он, прямо восседая на стуле. — Тебе не выдержать. Посмотри на себя. Порыв ветра — и ты упорхнешь отсюда прямо по трубе. Твоя гордость никому не нужна! Мне бы не хотелось, чтобы вдова моего сына жила на подаяния, поэтому давай обо всем спокойно поговорим.

— Вам было наплевать на вашего сына! Вы выбросили его из дома!

— Это старая история. А меня интересует настоящее. Самое лучшее, если вы станете жить в Коббсе. Я не такой бедный и могу позаботиться о тебе и о девчонке.

Кейт сидела молча, сжав губы в тонкую ниточку и прямо уставившись перед собой холодным мрачным взглядом. Бет тихонько ходила по комнате. Она сняла пальто и шарф и повесила все на крючок у двери. Потом подошла к столу и встала в круг желтого света. Старик переводил взгляд с нее на Кейт.

— Ну? — спросил он, и Кейт и Бет подскочили от неожиданности. — Я все еще жду ответа.

— Благотворительность, — сказала Кейт. — Мне не нравится благотворительность от кого бы она ни шла от вас или от церкви.

— Если ты переедешь ко мне с девочкой, вам придется зарабатывать тем, что вы станете присматривать за домом. Раньше этим занималась Гуди Изард. Это совсем не благотворительность, разве не так?

Кейт глянула на Бет. Она больше не злилась, казалось, что она со всем примирилась.

— Тебе следует подумать о девочке, — продолжал настаивать старик. — Не пропадать же ей с голоду вместе с тобой!

— Хорошо, хорошо, — сказала Кейт, — я перееду.

— Вот и ладно. Тогда все решено. Он встал и пошел к двери.

— Я пришлю к вам в пятницу Изарда с тележкой. Ровно в десять утра.

— Эй, — запротестовала Кейт. — Вы меня не торопите! Я должна рассортировать вещи и поговорить с мистером Бейтсом по поводу отказа от домика.

— У тебя есть три дня, Изард поможет вам с вещами. Что касается Бейтса, я разберусь с ним сам.

Старик ушел, а Кейт сидела и смотрела на дверь.

— Наверное, так лучше, — сказала она. — Но мне так неприятно, что-то меня тревожит.

— Тебе хотя бы не нужно будет портить глаза с этим шитьем, — сказала Бет. — Вот сейчас, в сию же минуту, я отнесу все к миссис Топсон!

— Жить в Коббсе. Как все меняется в мире. Просто как гром с ясного неба! По мановению волшебной палочки! Даже и не знаю, что сказал бы твой отец об этом.

— Ты сама знаешь, что он был бы доволен.

— Девочка моя, мне кажется, ты что-то задумала за моей спиной, так?

— Наверное, так, — согласилась с ней Бет.


Уолтер Изард постучал в их дверь ровно в десять утра в пятницу. Во дворе стояла тележка, запряженная пони. Шел дождь и тележка была прикрыта брезентом.

— Я рада, что идет дождь, — заметила Кейт. — Соседи будут сидеть по домам, вместо того чтобы интересоваться моими пожитками.

— Да, у вас забавные соседи здесь, в Хантлипе, — согласился Изард. — Я рад, что живу подальше отсюда, в Пайк-Хаузе.

Уолтер Изард был худ, на его узком лице сильно выделялись нос и скулы. Седые вьющиеся волосы были коротко подстрижены и четко обрисовывали череп. Бет часто видела его, когда он бродил по дорогам, перебросив через плечо мешок с инструментами. Она также знала по школе его сына Джесса, которому вечно доставалось за то, что он никогда не мог приготовить уроки. Джессу было девять лет.

Уолтер погрузил мебель на тележку. Кейт и Бет уселись рядом с ним, и они отправились в Коббс. Некоторые из соседей вышли на улицу, чтобы пожелать им доброго пути, и Кейт спокойно и достойно кивнула в ответ головой. На ней была ее лучшая черная шляпка и пальто, на коленях она держала часы, закутанные в тряпицу. Пока они ехали по деревне, часы начали звонить, и несколько человек, спешащих под дождем, повернулись к ним и посмотрели на странную процессию.

— Какие хорошие часы, — сказал Уолтер. — Мне нравятся часы с таким мелодичным звоном. Вы не видели, как уставилась Пегги Марвел, когда мы проезжали мимо нее? Ну и истории она станет рассказывать по возвращении домой! Она скажет, что сама слышала, как проходит время!

Они проехали мимо мастерской и повернули по дороге, потом прогрохотали по вымощенной камнем дорожке позади дома. Гуди Изард вышла, чтобы помочь им. Она потащила их вещи по ступенькам, показала комнаты и помогла Бет постелить постель. От Кейт не было никакой помощи, она бродила вокруг, как в трансе, и Гуди пришлось самой принимать решения. Когда со всем было покончено, она проводила их вниз в кухню и угостила горячим какао.

— Вы, наверно, насквозь промерзли, сидя в тележке под этим жутким холодным дождем. Подойдите к печке и постарайтесь просушить одежду.

— Мы лишаем вас работы. Простите меня, миссис Изард, мне право так стыдно, — сказала Кейт.