— Я помогу только при одном условии — вы дадите Джессу Изарду работу в мастерской.

— Боже мой! Ты смеешь ставить мне условия! Какое-то мгновение казалось, что старик сейчас ее ударит. Но когда он двинулся, то ее молчание остановило его. Он опустил вниз поднятую руку.

— Ты — злая маленькая сучка! — пробормотал он пораженно. — Из-за такой дуры, как ты, должна страдать эта Божья тварь? Ты что, не слышишь, как она мычит? Ты позволишь ей умереть?

— Это вы мучаете ее, вы только зря тратите время, пока ругаетесь.

— Ругаюсь! Я тебя еще не так выругаю! У меня просто не хватает плохих слов! Эй, ты куда?

— Если вы не сделаете то, о чем я прошу, я просто уйду!

— Чертова девка! И тебе не стыдно? Ты только глянь на это животное! Тебе ее не жаль? Она же орет, как резаная!

— Мне кажется, что ей скоро придет конец. Если вы хотите, чтобы я ей помогла, вам следует поскорее соглашаться.

— Ладно, ладно! — сказал старик. — Я не каменный, в отличие от вас, молодая мисс. Мне бывает жалко бедных бессловесных животных и разных других тварей. Давай, побыстрее помоги ей.

Бет быстро закатала рукава и подошла к корове. Она начала постепенно погружать руку в горячую пульсирующую плоть, которая сжала теленка. Ее рука сначала погрузилась туда всей кистью, а потом вошла по самый локоть. Она пыталась там нащупать пальцами форму и расположение теленка. Потом она очень медленно и осторожно попыталась развернуть теленка в утробе матери. Корова хрипло замычала и начала тужиться. Потом она выгнула спину и застыла. Бет начала говорить с ней тихим спокойным голосом.

— Давай, Минни. Ну вот, ты хорошая девочка. Еще разочек, и все закончится. Ты — моя милая, ты — моя послушная. Еще потужься и все закончится.

Корова напряглась, сильно сжав бока, и теленок вылез из ее тела. Бет подхватила его — горячего, мокрого и тяжелого.

Она опустила его в солому и крепко растерла пучком соломы.

У нее сильно болели кисти рук. Все тело и лицо купались в поту. Одежда прилипла к коже. Она подошла к двери и холодный свежий воздух освежил ее легкие.

— У тебя что, кружится голова? — спросил ее дед.

— Сейчас все нормально, все уже прошло.

Корова двигалась в стойле, было видно, как у нее дрожали ноги. Она привалилась к стене, повернула голову, чтобы перекусить пуповину и облизать теленка.

— Хороший теленок родился.

— Да, ты права, — ответил дед.

— Я помогла вам, не забудьте свое обещание.

— А что если я не сдержу свое обещание?

— Вы всегда держали свое слово.

— Ладно, иди в дом и приведи себя в порядок. Когда увидишь Изарда, скажи ему, чтобы прислал сюда своего полудурка сына в понедельник. Ровно в семь утра.

* * *

Она пошла в Пайк-Хауз на следующий день. По дороге дул сильный ветер. Одним порывом он раздувал в стороны ее юбки, а другим — плотно прижимал их к ее ногам.

— Противный день, — сказал Уолтер, когда они уселись у окна. — Март перепутался с апрелем. В такой день только и ждешь, чтобы выглянуло солнышко или кто-то принес хорошие новости. Интересно, как ты смогла уговорить деда? Может, мир встал с ног на голову? Или что-то вообще случилось необыкновенное?

— Просто дед передумал.

— Джесс так обрадуется, когда узнает об этом. Он сейчас гоняет птиц с поля, и иногда подходит к живой изгороди, чтобы помахать мне рукой. Может, ты сбегаешь к нему и сама сообщишь ему эти новости?

— Почему бы не подождать, пока он вернется домой?

— Послушай, тебе же не трудно сбегать к нему! Хорошо, я сбегаю, если тебе этого так хочется.

— Скажи ему, что он может взять мою сумку с инструментами и даже мои часы. Ты ему еще скажи…

— Нет, — сказала Бет. — Все это ты скажешь ему сам. Она вышла на улицу и пошла по старой дороге, потом свернула в переулок, который вел к Чекеттсу. Здесь она остановилась и посмотрела на огромное темное поле. Оно шло вниз, начинаясь от нераспаханной целины. Поле только что засеяли, и там просто клубились стаи птиц. Джесс, не переставая, бегал с одного края на другой. Он размахивал над головой деревянными трещотками. Воробьи и скворцы взлетали вверх и метались по воздуху, как охапки прошлогодних листьев. Грачи и галки кружились вокруг, сильно размахивая крыльями.

Когда Бет позвала его, Джесс остановился и недоуменно стал оглядываться. У него сильно раскраснелось лицо, нахлестанное резким ветром, и дыбом стояли волосы.

Джесс посмотрел через поле туда, где еще шла пахота и над работниками летали чайки. Потом он наклонил голову и внимательно прислушался. Бет еще раз позвала его, и на этот раз он ее увидел и побежал через все поле к ней.

— Господи, это ты! — воскликнул Джесс, и его потрескавшиеся губы скривились в неловкой усмешке.

— Ты так вытаращился, что можно подумать, тебя звала какая-то старая ворона!

— Я просто удивлен, вот и все.

— Тебя всегда легко удивить, ты и в школе быстро смущался.

— Не вспоминай при мне школу! Я, к счастью, уже покончил с ней!

— Ну и чем ты можешь похвастаться? Ты хотя бы закончил четыре класса?

— Нет, и никогда бы их не закончил, если бы даже оставался там до самого Судного дня.

— Ты умеешь читать и писать?

— Читаю я почти хорошо. Я читал все газеты, которые ты приносила отцу. И даже журналы, они мне так нравятся. Да, и мне еще очень нравится сладкий крем, который ты приносишь отцу.

— Но я приносила его отцу, а не тебе.

— Он все время угощает меня кремом.

— Мне кажется, что ты жадный, — сказала ему Бет.

— Наверно, — согласился с ней Джесс. — Но я почти все время хочу есть. Гуди говорит, что у меня дыра в животе.

— Почему ты называешь ее Гуди? Она же твоя мать. Тебе следует оказывать ей больше уважения.

— Я ее всегда так называю — Гуди!

— Ладно, я пришла сюда не затем, чтобы читать тебе нотации. Я пришла, чтобы сказать тебе, что ты будешь работать в мастерской.

— Бог ты мой, значит я стану плотником! И буду ездить по фермам, как мой отец.

— Ну, до этого тебе еще нужно подрасти и кое-чему научиться.

— Я быстро расту, как трава. Правда!

— Приходи в понедельник и постарайся хоть немного привести себя в порядок.

— У меня есть только эта одежда.

— Но ты же можешь быть аккуратнее, не так ли? Почисти хотя бы ботинки. Иначе тебе попадет от моего деда.

— Он станет меня ругать? Я слышал, что он бывает таким страшным, когда начинает ругаться.

— Ну, тебе придется шевелиться на работе.

— Я уже и не знаю, хочу ли я работать у него, — сказал Джесс. Его голубые глаза под бесцветными ресницами испуганно распахнулись. — Может, мне лучше оставаться на ферме?

— Неважно, что ты хочешь, — заметила Бет. — Твой отец сильно болен. Тебе нужно делать все, чтобы как-то его порадовать.

Джесс замолчал, глядя на дальнее поле. Там вовсю шла пахота, и было видно, как через яркую зелень нетронутой земли пролегла темная жирная полоса вспаханного поля.

Ветерок донес до них звякание уздечек, шумное дыхание усталых лошадей и отрывки пения пахарей.

— Мне хотелось самому пахать, — заметил Джесс. — Может, мне когда-нибудь удастся это сделать.

— Нет, твой отец решил, что ты будешь плотником, поэтому поднатужься и не делай кислой рожи, — сказала ему Бет.

— Хорошо, — сказал Джесс. — Я там буду в понедельник.

— Ровно в семь, — предупредила его Бет. Когда она вернулась к Уолтеру, он не мог ни о чем больше говорить, как только о Джессе.

— Конечно, он не очень умный. Это правда. Он пошел в меня. Но он хороший мальчик и не вредный. Он никому никогда не делает зла.

— Когда он будет работать в Коббсе, ему следует быть немного пошустрее.

— Да, я надеюсь, что его там не «затюкают». Работники у твоего деда бывают иногда такими жестокими.

— Не беспокойся, — старалась убедить его Бет. — Я присмотрю за ним, ради тебя.

Бет была с утра во дворе мастерской. Джесс пришел и принес с собой сумку с отцовскими инструментами. Он, конечно, опоздал, и дед Тьюк, встретив его рядом с мастерской, показал ему часы на башне.

— Ты умеешь определять который час, Джесс Изард?

— На дорогу выбежал бык, — ответил ему Джесс. — Мне пришлось вернуться и сказать об этом мистеру Миксту.

— Меня не волнуют никакие быки, и тебя тоже — ты теперь работаешь у меня. Тебе это ясно?

Джесс кивнул головой. Он стоял весь потный и у него сильно покраснело лицо. Он нервно перекладывал из руки в руку свою сумку с инструментами. Он глянул на работников, которые побросали работу и собрались вокруг него. Потом снова посмотрел на часы на башне и на флюгер, который, как всегда, указывал на север.

— Я вижу, что ты смотришь на нашего старенького петушка, — спросил его Сэм Ловаж. — Ты, наверно, ему удивляешься.

— Да, конечно, потому что я мог бы поклясться, что когда шел по дороге, то дул мягкий юго-западный ветер.

— Да, здесь в Хантлипе у нас всегда другая погода. Она всегда на парочку свитеров холоднее, чем в других местах.

— Я вижу, что ты принес с собой инструмент своего отца, Джесс, — заговорил Боб Грин. — Ты, наверно, много занимался плотницком делом, так?

— Да нет, так, по мелочи.

— Ну, если ты умеешь хотя бы вполовину так же хорошо работать, как работал твой отец, то нам придется круто, — сказал Сэм и отвернулся, чтобы подмигнуть Киту Меддоксу.

— Ну, я не такой ловкий, как мой отец, — ответил Джесс.

Он был поражен, когда вокруг него раздался взрыв хохота.

Бет вышла вперед и протиснулась среди мужчин.

— Не обращай внимания, — сказала она Джессу. — Они будут смеяться, если ты покажешь им палец.

Она нахмурилась, глядя на деда, но ему все было нипочем. Даже если его работники зря тратили время, но можно было поиздеваться над кем-нибудь слабее их. Работники быстро поняли его настроение, и начали дальнейшие атаки на Джесса.

— Эй, Джесс, ты совсем не похож на своего отца, так?

— Не знаю, — ответил им Джесс.

— Ну, парень, у тебя такие светлые волосы. — Я родился во время жатвы, вот почему.

— Я знал малого с такими волосами, он был из чужих краев и его так и звали Белобрысый. Он промышлял в этих местах, — заметил Сэм Ловаж. — Кажется, одно время он был пастухом у мистера Леннема, правда?

— Да, — ответил Джесс, — до прошлого Рождества.

— Вот так-так. Этот Белобрысый был парень не промах. Говорили, что у него всегда было много дел в Скоуте и в Пайк-Хаузе и еще кое-где.

— Да, — подтвердил ничего не подозревающий Джесс, — особенно, когда овцы ягнились.

— Вот как? И Гуди хорошо к нему относилась, вы же были соседями, так?

— Я ничего не знаю. Ей он не нравился, Гуди говорила, что у него блохи.

— Откуда она это знала? — спросил Берт Минчин.

— Наверно, ее покусали, — сказал Стив Хьюиш, и все опять громко захохотали.

— Ну, развели тут веселье, — вклинилась Бет. — Вы, здоровые дураки, смейтесь, пока не лопнете от смеха!

— А тебе какое дело? — спросил ее дед. — Что ты тут кудахчешь, как несушка над своим цыпленком?

— Так, Джесс очень нравится Бет, правда? — отметил Стив Хьюиш. — Вы только подумайте, такая здоровая девица выбрала себе бедного ягненка Джесса. Ему же только тринадцать лет! Могу побиться об заклад, он еще не догадывается, для чего нужны девицы!

— Хватит! — вмешался дед Тьюк. — Пора приниматься за работу. Изард, ты пока отложи свою сумку с инструментами. Сегодня ты будешь складывать тес. Хопсон покажет тебе, как это нужно делать.

Работники разошлись и начали работу. Джордж Хопсон, немногословный человек, жестом позвал с собой Джесса, и они ушли. Бет пошла в дом. Она понимала, что не сможет выполнить данное Уолтеру обещание. Она никогда не сможет защитить Джесса от шуточек и розыгрышей. Ему следует самому научиться постоять за себя.

На следующий день, когда она мыла полы в маслобойке, Джесс пришел к ней.

— Меня послал к тебе Сэм, он велел принести ему мешок дырок разных размеров. Он сказал, что это срочно.

— Джесс Изард, ты просто дурак!

— Да? — удивился Джесс. — Неужели?

— Ничего, мы их проучим, — сказала Бет. — Если они сами прислали тебя сюда, тебе и вправду придется мне помочь.

Она давала ему задания и держала при себе примерно час. Он таскал ей ведра с водой, пока маслобойка не начала блестеть от чистоты. Там стало прохладно и приятно запахло. Потом она налила ему густого молока и смотрела, как он пил его.

— Боже, я не пил молока с тех пор, как погибла наша старушка Клевер, — сказал Джесс, вздыхая.

— Разве вы не получаете молоко из Чекеттса?

— Мы получаем там кварту, но оно синее. Гуди заставляет, чтобы отец выпил хотя бы пинту. Потом нужно четверть пинты отдать на подкорм поросенку, и четверть пинты мы употребляем, забеливая наш чай.

— Я буду оставлять тебе пинту каждое утро, — обещала ему Бет. — Ты сможешь забежать сюда во время обеда и выпить ее. Но ты ничего не рассказывай об этом остальным работникам, иначе они станут смеяться над тобой.

— Ты мне будешь давать каждый день пинту молока? Я скоро стану таким же толстым, как лендлорд, правда?

— Сейчас тебе лучше идти. И вытри рот, а то все узнают о нашем секрете. Эй, подожди секунду, у меня есть идея.

Она пошла в сарай и что-то начала искать в куче мешков. Бет вытащила один мешок, очень рваный, и отдала его Джессу.

— Они просили тебя принести им мешок дыр, так? Вот он! Ты можешь его отдать им.

Всю весну и лето Бет два раза в неделю ходила в Пайк-Хауз. Уолтер всегда радовался ей.

Он с каждым днем все слабел и делался еще прозрачнее. Но жизнь все еще теплилась в нем, как в птице со смертельной раной. В хорошие дни он сидел в кресле у отворенной двери и впитывал в себя любой звук и запах, которые дарила ему земля.

— Со мной еще не все покончено, — обычно приговаривал он. — Я буду держаться за такое прекрасное лето. Я люблю погреться на солнышке и не пойду под землю, пока от нее веет таким теплом.

Сливовые деревья в Коббсе принесли чудесный урожай. Даже работникам раздавали много фруктов, и после этого у Бет осталось еще семьдесят фунтов слив. Она разложила сливы в две большие корзины и пошла на перекресток, чтобы оттуда доехать на повозке в Чепсуорт.

Там она продала все сливы и пешком отправилась домой. Пустые корзинки поскрипывали в ее руках, а в карманах фартука позвякивали монетки.

— Ты мне ничего не хочешь сказать? — спросил ее дед за ужином. — Или ты держишь в секрете, что ты была в Чепсуорте и торговала моими сливами?

— Секрет? Да Тимми видел, как я садилась в телегу.

— Ты ездила на рынок, как мелочная торговка! Все станут думать, что у меня нет денег!

Он через весь стол послал к ней кружку для пива и молча смотрел, как Бет с трудом подняла тяжелый глиняный кувшин, чтобы наполнить его пивную кружку.

— Ну? — прикрикнул он. — Сколько же ты выручила за эти чертовы сливы?

— Восемь шиллингов и шесть пенсов, — ответила ему Бет.

— Что? За семьдесят фунтов лучших слив?

— Я вполне довольна тем, что получила.

— И где же эти деньги?

— Я их убрала в укромное место.

— Вместе с теми деньгами, которые ты получаешь за свои яички? Тебе не пришло в голову, что сливы принадлежат мне?

— Я их собирала и поэтому считаю, что часть слив принадлежит мне. Мне нужно отложить деньги на черный день.

— Да ты просто мелкая скупердяйка, вот кто ты такая! Ты похожа на старую жадину, вроде старухи миссис Бант.

Он закончил ужин и откинулся на стуле, не сводя с нее глаз. Старику не хотелось требовать у нее деньги, но он также не мог примириться с тем, что у нее могли быть свои сбережения.

— Для тебя не будет черных дней, — наконец вымолвил он. — Пока ты со мной, ты себя можешь чувствовать в такой же безопасности, как Английский банк. То же самое касается и твоего мужа и всей твоей семьи, когда они появятся у тебя.

— Боже ты мой! — сказала Кейт. — Вы хоть бы дали девочке подрасти, прежде чем забивать ей голову такими мыслями.

— Ей не нужно ничем забивать голову. Она слишком для этого умна! И если я не ошибаюсь, то, когда ей стукнет двадцать, у нее уже будет парочка сопливых ребятишек.

— Только парочка? — спросила Бет.

— Мисс, вам не стоит меня испытывать. Я совсем не против того, чтобы ты пораньше выскочила замуж. По мне, так чем раньше, тем лучше, и я соответственно буду строить свои планы.

— Что еще за планы? — спросила Бет.

— Погоди! — сказал дед. Он был рад, что за ним остается последнее слово. — Со временем все сама узнаешь.

На следующий день, когда в двенадцать часов Джесс пришел в маслобойку за своим молоком, Бет ждала его. Она отдала ему маленький сверточек с деньгами.

— Что это такое? — спросил Джесс.

— Это деньги, чтобы купить кое-что для твоего отца.

— Сверток тяжелый, там, наверное, много денег. Я не знаю, стоит ли мне брать их у тебя.

— Если ты не возьмешь деньги, я их выброшу в помойку.

— Бет, ты, наверно, очень богата.

— Нет, это не так.

— Тогда, мне кажется, ты очень хорошая. Правда! Клянусь Богом! Ты — добрая самаритянка, вот кто ты!

— Я просто понимаю, что такое быть очень бедной, вот и все! И мне кажется, что я еще вернусь к бедности когда-нибудь. И тогда я стану ждать от тебя такой же помощи.

— Но почему ты можешь снова стать бедной, Бет? — Я это нутром чувствую!

Как-то она кормила кур в саду и услышала шум во дворе мастерских. Дед Тьюк уехал куда-то по делу в это утро, и работники радовались продыху в работе. Они намазали табуретку горячим клеем, набрав его прямо из горшка, стоявшего на огне, и требовали, чтобы Джесс оседлал табуретку. Джордж Хопсон и Тимоти Роллз единственные не принимали в этом участия. Остальные столпились вокруг табуретки и насильно старались посадить на нее Джесса. Они привязали шнурки его ботинок к ножкам и перекладинам внизу табуретки.

— Не вздумай брыкаться, парень, а то мы выдадим тебе то лекарство, которое обычно прописывается упрямым ослам.

— Отпустите его, мы посмотрим, как он умеет скакать, — предложил Лини.

— Отойдите! Он брыкается, как сам Сатана! Как дела, Джесс? Почему ты нам ничего не говоришь?

— Он не может говорить!

— Эгей, вперед! Но мне кажется, что он плохо держится даже в таком безопасном седле!

Джесс покачнулся и наклонился вперед, чтобы не упасть, и ухватился за сиденье табуретки. Его пальцы тут же прилипли к горячему клею, они слиплись вместе и кожа покраснела. Он снова качнулся из стороны в сторону и, когда порвались его связанные вместе шнурки, он просто кучей тряпья свалился на землю.

Бет подобрала юбки, быстро перелезла через забор и побежала ему на помощь. Она схватила табуретку за ножки и вытащила ее из-под Джесса. Джесс медленно выпрямился, как израненный краб, с ног до головы он был покрыт пылью и опилками.

— О, да он замарал свои штанишки! — сказал Сэм Ловаж. — Ну и неряха!

Мужики заржали; и Бет яростно швырнула прямо в них табуреткой.

— Ничего, посмотрим, как вы повеселитесь, когда мой дед узнает, как вы проводите время, когда его здесь нет! Из вас полетит пух и перо!

И тут же напустилась на Джесса Изарда.

— Тебе пора проснуться, малый! Ты должен сам защищать себя! Боже, если бы я была парнем, я бы выхватила нож и показала им, почем фунт лиха! Нельзя позволять издеваться над собой!

Джесс стоял, как в трансе. Он все еще не мог прийти в себя. Под коркой грязи его лицо побелело, он оцепенело смотрел на Бет.

— Джесс, в чем дело? Что-то еще случилось ужасное, да? Что-то с твоим отцом?

— Умер, — сказал Джесс, и больше не мог произнести ни слова.

Все замолчали, работникам стало стыдно. Тимоти Роллз снял шапку, и один за другим его примеру последовали остальные работники.

— Да, вы хорошенько повеселились, — сказала им Бет. — Прошлого теперь не вернешь!