— Эстель Фергюсон? — спросила она и подошла к яхте. Женщина глубоко затянулась. Этот жест состарил ее — на лице появилась сеточка морщин. Под длинным дизайнерским плащом на Фергюсон была спортивная экипировка. Лицо Эстель раскраснелось, будто она только что закончила тренироваться.

— Да, — произнесла Фергюсон с раздражением, возможно мнимым.

— Инспектор Блэкуэлл. — Она показала женщине удостоверение личности. — Я здесь из-за вашего вчерашнего визита в участок.

Выражение лица Эстель изменилось.

— Хорошо. Наконец-то. Вы ведете это расследование? Никто прошлой ночью не сказал мне, что, черт возьми, происходит.

— Я так понимаю, вы были подругой Вероники Ллойд?

Женщина нахмурилась.

— Конечно была. Иначе зачем бы я поехала в ваш полицейский участок? Я крайне разочарована, что меня не уведомили о смерти Вероники. Мне пришлось услышать эту печальную новость сегодня утром от председателя теннисного клуба.

— Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить об этом?

Эстель затянулась новой сигаретой. Обычно Луиза не позволяла такой беспардонности, но до поры до времени собиралась это терпеть. Она знала: горе влияет на людей по-разному.

— Я пойду с вами, — сказала Эстель. — У вас нет подходящей обуви для яхты.

Женщина спрыгнула с палубы на причал. Фергюсон была удивительно проворна для своих лет. Сигарету она все еще держала в руке.

— Почему мне не сказали? — спросила Эстель и выпустила облако дыма в шаге от Луизы. — Сами представьте: узнать об этом таким образом. Тело нашли на пляже, а мне сообщил об этом чертов председатель.

Луиза удержала себя в руках и не обратила внимания на дым, повисший в морозном воздухе.

— Вы были близки? — спросила она, решив не делать Эстель замечания.

— Да, мы были удивительно близки. Мы с Вероникой играли в теннис три раза в неделю.

— Послушайте, миссис Фергюсон, я понимаю, вы расстроены, но вас нашли среди других контактных номеров в телефоне Вероники. Не было никаких прямых сообщений ни от вас, ни от Вероники вам. Вот почему полиция не связывалась с вами лично.

Эстель нахмурилась, и ее тон смягчился.

— Ну, Веронике не очень нравилось пользоваться телефоном.

Первоначальная резкость женщины исчезла, рука, сжимавшая сигарету, слегка дрожала. Эстель Фергюсон прислонилась спиной к одной из машин, припаркованных на дороге, — белому мерседесу шесть-десять девятого года, с откидным верхом. Кровь отхлынула от лица Эстель, когда женщина сделала еще одну яростную затяжку сигаретой.

— Я говорила Веронике, чтобы она убиралась оттуда, — в итоге заметила Фергюсон. Она почти плакала.

— Откуда?

— Из чертова жилого комплекса, где она жила.

— И куда бы она переехала?

— В безопасное место рядом со мной.

Хотя дом Вероники располагался не в самом благополучном районе города, в Уэстоне существовали места и похуже.

— Почему вы считаете, что она жила в плохом месте? — спросила Луиза. Она подумала о героине, который обнаружила в комнате Вероники.

— Вам достаточно просто на него взглянуть, — сказала Эстель с выражением отвращения на лице. Луиза проигнорировала это замечание.

— Возможно, вы сможете нам помочь, миссис Фергюсон. Вы не знаете, были ли у Вероники близкие родственники или друзья?

Эстель Фергюсон нахмурилась и сделала шаг назад, будто уловив в вопросе что-то подозрительное.

— Вероника была сиделкой у матери своей последней близкой родственницы еще пять лет назад. Когда та женщина умерла, я предложила ей переехать поближе к нам.

— То есть — к нам?

Женщина выпрямилась и нахмурилась, как будто сказала слишком много и хотела взять слова обратно.

— Некоторые из нас, кто посещает теннисный клуб, живут неподалеку друг от друга. Это тихое, спокойное место. Никаких неприятностей, которые случаются в других местах.

— Почему Вероника не приняла ваше предложение? Из-за стоимости жилья?

— Возможно. Впрочем, думаю, она могла бы себе это позволить. Она купила дом у муниципалитета в восьмидесятых. Даже сейчас он чего-то да стоит, и, я полагаю, у нее была неплохая пенсия.

Луиза подумала, не пропали ли деньги Вероники из-за ее привычки? Едва сдержав презрительную ухмылку, она заметила:

— Может, она попала в плохую компанию?

— Кому могло понадобиться втягивать Веронику в свою плохую компанию?

— Я надеялась, вы сможете ответить на этот вопрос за меня.

— Послушайте, мне-то откуда знать?

— У Вероники были враги или существенные обиды?

— У Вероники? — Эстель остановилась и посмотрела в сторону грязно-коричневой воды, где покачивались яхты. — С ней иногда было трудновато. Очень прямолинейная женщина. Настоящий учитель. Некоторых она могла вывести из себя.

— Что-нибудь конкретное? — спросила Луиза.

Эстель докурила сигарету и небрежно втоптала ее в землю теннисной туфлей.

— Произошел инцидент с одним из тренеров по теннису.

— В смысле?

— Нам казалось, он слишком мало времени проводит в клубе.

— Так…

— Мы с Вероникой подали официальную жалобу. Некоторые из тренеров считают, что могут приходить, уходить, работать, как им заблагорассудится. Нам здесь нужен человек, преданный клубу и всегда готовый помочь.

— А как звали тренера? — спросила Блэкуэлл.

— Мэтт Ламберт.

— Он все еще состоит в клубе?

— К сожалению, да.

— Значит, он работает в клубе?

— Нет, он предприниматель.

— Эстель, хочу прояснить вот что… — медленно произнесла Луиза. — Вы пытались уволить тренера, потому что он недостаточно часто бывал в клубе, но ведь никто не платил ему за дополнительное время. Да?

— Не совсем так.

— Так вы полагаете, этот тренер почувствовал себя настолько обиженным, что смог жестоко убить Веронику и оставить ее тело на пляже?

— Откуда, черт возьми, мне знать?

Разговор пошел насмарку. Луизе не нравилось определять людей по первым впечатлениям, но она отметила: Эстель была избалованной, привилегированной леди, привыкшей поступать по-своему. Блэкуэлл с грустью подумала, что и Вероника, возможно, ничем от нее не отличалась, но это мало меняло дело.

— Последний вопрос. Вы знали о каких-либо осложнениях в жизни Вероники?

— Вы о чем?

— Проблемы с алкоголем, дурные пристрастия и тому подобное.

Эстель выглядела потрясенной.

— Нет, нет, Вероника время от времени могла выпить бокал вина, но и только. Она была очень разумной женщиной.

Похоже, Эстель знала свою подругу не так хорошо, как ей казалось. Или Фергюсон лгала.

Глава одиннадцатая

Джефф налил кофе из термоса в стальную кружку. Он сидел на складном стуле и обозревал свое «королевство» в свете раннего утра. Это место казалось ему родным, его собственной маленькой страной. Если не считать прикованного в пещере, Симмонс был единственным человеком на острове Крутой Холм. Остров находился всего в десяти километрах от материка, но на нем можно быть в глуши, а он всю жизнь стремился к одиночеству. Симмонс еще ребенком время от времени путешествовал с отцом, который был капитаном небольшого парома с материка, однако только сейчас в полной мере оценил истинную красоту острова — идеального места для жизни, которое можно обойти меньше чем за час.

Паром все еще ходил. В летние месяцы каждые несколько дней он перевозил кучку туристов, которые находились на острове в течение двенадцати часов, пока не возвращался прилив. Сейчас же все это принадлежало только ему.

Джефф наслаждался одиночеством, даже если отчасти оно было навязано ему с раннего возраста. Дело было не только в инциденте с Мейнардом. Одноклассники относились к нему по-другому и до того, как он сломал зубы хулигану. Джефф Симмонс всегда держал себя обособленно и не присоединялся к их глупым занятиям на переменках. Подобно Симмонсу, большинство одноклассников ходили в церковь каждое воскресенье, но было заметно: им там не нравилось. Джефф, сидя с отцом на передних скамьях, наблюдал, как одноклассники входили в церковные двери — он никогда не видел благоговения на их лицах. Джефф относился к церковным службам серьезно, однако ровесники были там в основном по принуждению. Симмонс жалел их за это, и, возможно, именно поэтому те обижались на него.

С возрастом Джеффу Симмонсу становилось только хуже. Он пытался влиться в толпу — ходил после школы в залы игровых автоматов или на пляж, пытался присоединиться к футбольным играм в обеденное время, а потом к подростковым вылазкам на пирс, а когда наступала ночь, то под него. Мальчика терпели, хотя никогда не принимали, словно не хотели, чтобы Симмонс находился рядом. Но дети боялись сказать ему об этом.

Джефф вылил остатки кофе на землю и вдохнул застывший воздух. Мужчина прикусил ноготь большого пальца и перевел внимание на вход в пещеру.

Он пробрался сквозь кусты к пещере и вытащил кляп изо рта пленника.

— Как тебе спалось? — поинтересовался он.

— Зачем тебе это? — немедленно отреагировал пленник. Лицо его теперь стало таким же серым, как цвет скалы его убежища.

— Сядь, — коротко произнес Джефф и приподнял его.

— По крайней мере, прояви хоть немного милосердия, — заметил мужчина хриплым голосом. — Я сижу в собственных отходах.