— Скажите, пожалуйста, — перебил Дон Кихот своего болтливого оруженосца, — не обещает ли автор выпустить вторую часть книги?

— Да, обещает, — ответил Самсон. — Только он не знает, где найти материалы для нее. А то бы он с радостью напечатал и вторую да и третью часть. Ведь книга дает ему большой доход.

Тут Санчо снова вмешался в разговор и сказал:

— Пускай этот сеньор мавр, или кто он такой, хорошенько постарается, а мы уж с моим господином припасем для него такой ворох всяких приключений, что он сможет написать не только вторую часть, а целых сто частей. Должно быть, этот добрый человек думает, что мы тут дремлем на соломе. А посмотрел бы он на нас, когда нас подковывают, так увидел бы, на какую ногу мы хромаем. А пока скажу одно: послушайся сеньор рыцарь моего совета, так мы давно бы гуляли в чистом поле, заступаясь за обиженных и защищая правду, как это и надлежит добрым странствующим рыцарям.

Как раз в эту минуту до слуха наших собеседников долетело ржание Росинанта. Дон Кихот счел это ржание счастливейшим предзнаменованием и порешил через три-четыре дня снова выступить в поход. Сообщив о своем намерении бакалавру, идальго спросил, в какую сторону он посоветует ему отправиться. Сеньор Карраско похвалил нашего рыцаря за такое доблестное решение, но убеждал его по возможности беречь себя, ибо жизнь его принадлежит не ему, а тем несчастным, которые нуждаются в помощи и защите. Затем он посоветовал Дон Кихоту направиться в Арагонское королевство, в город Сарагосу, где в День святого Георгия должен состояться торжественный турнир. Там Дон Кихот сможет победоносно выступить против арагонских рыцарей, а это значит — прославиться над всеми рыцарями на свете.

— Вы, сеньор Самсон, должно быть, не знаете, — вмешался тут Санчо, — что мой господин набрасывается на сотню вооруженных неприятелей с такой же поспешностью, как какой-нибудь лакомка-мальчишка на полдюжины дынь. Но, черт возьми, вы правы, сеньор бакалавр: на все свое время! Иногда впору напасть, а иногда и отступить. К тому же я слышал — и, если не ошибаюсь, от моего же собственного господина, — что храбрость занимает середину между двумя крайностями — трусостью и безрассудством, а если это так, то не следует ни удирать без причины, ни бросаться в бой, когда превосходство сил противника этого не позволяет. Во всяком случае, заранее говорю: если мой господин пожелает взять меня с собою, я соглашусь на это только при одном условии: драться будет он один, а я стану заботиться только о том, чтобы он был чисто одет и накормлен. Пусть он и не воображает, будто я когда-нибудь подниму меч хотя бы против самых подлых разбойников! Я, сеньор Самсон, собираюсь прославиться не своей храбростью, а тем, что был самым заботливым и верным оруженосцем из всех когда-либо служивших странствующим рыцарям. Если мой господин Дон Кихот в награду за мою долгую и верную службу пожалует мне остров, я буду ему очень благодарен. Если же не пожалует — что ж, я человек, а человек на этом свете не должен уповать ни на кого другого, кроме Бога. Да и почем знать, может быть, для простого человека кусок хлеба так же вкусен, а то, пожалуй, и еще вкуснее, чем для губернатора. Может, в этом самом губернаторстве дьявол собирается подставить мне ножку, чтоб я споткнулся и вышиб себе все зубы? Родился я Санчо и хочу умереть Санчо. Но тем не менее, если без особого риска и хлопот, так, ни с того ни с сего, свалится мне с неба остров, я не такой дурак, чтобы от него отказываться. Недаром говорится: подарили коровку — беги за веревкой, а привалило добро — волочи прямо в дом.

— Вы, братец Санчо, изложили свою мысль как профессор, — сказал Карраско. — Молитесь исправно Господу Богу да положитесь на сеньора Дон Кихота: он пожалует вам не то что остров, а и целое королевство.

— Ну что же, — ответил Санчо, — осмелюсь доложить сеньору Карраско, что пожаловать мне королевство — не значит швырнуть его в дырявый мешок. Я уже пощупал себе пульс и знаю, что у меня хватит здоровья, чтобы управлять и королевствами, и островами.

— Смотрите, Санчо, — сказал Самсон, — должности меняют нрав. Весьма возможно, что, сделавшись губернатором, вы откажетесь от собственной матери, родившей вас на свет.

— Это не про меня сказано, — ответил Санчо. — Моя мать настоящая христианка, да и я настоящий христианин, так мне стыдиться ее нечего. Познакомьтесь со мной поближе, и вы увидите, способен ли я к неблагодарности.

— Дай-то Бог, — сказал Дон Кихот, — посмотрим, что будет, когда ты станешь губернатором, а губернаторство это не за горами.

Затем Дон Кихот сказал, что он выступит в поход через неделю. Он попросил бакалавра держать все в тайне, особенно от священника и мастера Николаса, а также от племянницы и экономки, чтобы они не помешали его благородному и доблестному решению. Карраско обещал и распрощался с Дон Кихотом.

Глава XXXIV

о рассудительном и забавном разговоре, происшедшем между Санчо Пансой и его женой Тересою Пансой

Санчо вернулся домой такой веселый и радостный, что жена почуяла это на расстоянии выстрела из арбалета и тотчас спросила:

— Что с вами, друг мой Санчо, почему вы так веселы?

— Женушка, если бы Бог позволил, мне было бы куда приятнее не чувствовать себя таким довольным, как это вам кажется.

— Я вас не понимаю, муженек, — ответила она, — не понимаю — как это так: если бы Бог позволил, вам было бы приятнее не быть довольным. Хотя я и необразованная женщина, а все же знаю, что быть довольным не может быть неприятно.

— Раз вы не понимаете, Тереса, извольте, я объясню вам, — сказал Санчо. — Я весел потому, что решил вернуться на службу к моему господину, Дон Кихоту, который желает снова отправиться на поиски приключений. Моя должность оруженосца требует, чтобы я ехал вместе с ним, и я твердо рассчитываю найти еще сотню червонцев. А в то же время мне печально расставаться с тобой и с детьми. Если бы Богу было угодно, чтобы я мог заработать кусок хлеба у себя дома, не утруждая ног да не таскаясь по непроезжим дорогам, моя радость была бы крепче и сильней. Теперь же она отравлена мыслью о разлуке с тобой. Вот почему я и сказал, что, если бы Бог позволил, мне было бы приятнее не быть довольным.

— Знаете, Санчо, — ответила Тереса, — с тех пор как вы стали членом странствующего рыцарства, вы говорите так возвышенно, что никто вас не может понять.

— С меня довольно, женушка, что Господь Бог меня понимает, — ответил Санчо, — ибо ему понятно все на свете. Скажу только, что теперь вам, матушка, придется несколько дней хорошенько поухаживать за серым, чтобы привести его в боевую готовность. Удвойте ему порцию овса, осмотрите его седло и сбрую — ведь мы не на свадьбу едем. Нам предстоит объехать весь свет, мериться силами с великанами и чудовищами, слышать шипение, рыканье, мычанье и вопли. Но все это было бы сущими пустяками, если бы нам не приходилось встречаться с погонщиками мулов, пастухами и освобожденными каторжниками.

— Вижу я, муженек, — сказала Тереса, — что оруженосцы странствующих рыцарей не даром едят хлеб. Я буду молить Господа, чтобы он поскорей избавил вас от этих напастей.

— Признаюсь вам, женушка, — ответил Санчо, — что не надейся я в ближайшем будущем сделаться губернатором острова, так я бы лучше умер, чем пустился в новые приключения.

— Что ты, милый муженек, — воскликнула Тереса, — живи, живи, курица, хоть и с типуном на языке! Живите и вы себе на здоровье, и пусть черт поберет все губернаторства на свете! Не губернатором вы родились, не губернатором прожили до сегодняшнего дня, не губернатором отойдете в землю, когда Бог пошлет вам конец, не все же на свете губернаторы, и что же — живут себе помаленьку, и все считают их за людей. Но смотрите, Санчо, если вы случайно сделаетесь губернатором, не забудьте про меня и про детей. Помните, что Санчико исполнилось пятнадцать лет; ему пора уже ходить в школу — ведь дядюшка-аббат обещал вытянуть его в священники. Помните также, что дочку вашу Марисанчу скоро надо выдавать замуж.

— Честное слово, — ответил Санчо, — если Бог пошлет мне что-нибудь вроде губернаторства, так я, женушка, просватаю Марисанчу за такого вельможу, что ее иначе и называть не будут как сеньора.

— Ну нет, Санчо, — ответила Тереса, — выдавайте ее за человека простого. Это самое лучшее. А то если вместо деревянных башмаков ей придется носить туфли на высоких каблуках, вместо серой суконной юбки — фижмы и шелковые платья, да если из Марики она превратится в донью да сеньору, так девчонка совсем растеряется и на каждом шагу будет попадать впросак. Тогда по пряже всякий распознает грубую дерюгу.

— Молчи, глупая, — прервал ее Санчо, — пусть она походит в шелку да бархате года два или три, а уж там знатность и пышность придутся ей как по мерке: а не придутся, так и то не беда! Была бы она барыней, а остальное — пустяки.

— Всяк сверчок знай свой шесток, Санчо, — ответила Тереса, — не тянитесь наверх и помните пословицу: вытри нос сыну соседа и веди его к себе в дом. Подумаешь, какая радость — выдать Марисанчу за какого-нибудь графа или рыцаря, чтобы он потом называл ее мужичкой и попрекал отцом-пахарем да матерью-пряхой? Нет, муженек, ей-богу, не для того растила я дочку! Добывайте побольше денег, Санчо, а выдать ее замуж — это уж мое дело. Есть у нас тут в деревне работящий и здоровый парень; все мы его знаем, а он на девушку нашу часто поглядывает. С ним она будет счастлива, так как он ей ровня: будут они всегда у нас перед глазами, заживем мы все вместе: родители, дети, зять и внуки; и тогда мир и благословение Божие будут со всеми нами. Ни к чему ей выходить замуж в столице или в каком-нибудь высоченном дворце — ведь ее речей там люди не поймут, да и она ничего не разберет.