Рядом с обсерваторией располагался квартал жилых домов для персонала и маленький храм Шести Богов. Сайлис Пиладкастронера занимал хоган около святилища, чуть дальше высилась башенка с раздвижным куполом, в которой поселился Цонкиди-ако, а оба молодых пилота жили в гостевом дворе. Между двором и храмом была площадка, выложенная плитами из розового туфа; старая сосна вздымала над ней свои узловатые толстые ветви.

Четверо мужчин, словно не желая распрощаться, встали под кроной сосны, вдыхая ее смолистый запах.

— Сейчас над нами проходит одна из Безымянных Звезд, — сказал Цонкиди-ако, сверившись с хронометром. — Но наблюдать ее визуально нельзя — слишком незначительный объект.

— Мал, но дорог, — отозвался О'Паха. — Неразгаданная тайна…

Амус что-то произнес на дейхольском.

— Он говорит, — сообщил О'Паха, — что мир без тайн был бы скучен. Возможно, не стоит все их разгадывать.

Глаза Амуса сощурились.

— Звезда мы найти, звезда — реальность, — пробормотал он. — Но вот долгий жизнь, такой красивый сказка… Зачем Джумин искать — было так или не было? Узнаем, будет ра… разо…

— Разочарование, — подсказал Сайлис. — Но у Джумина есть повод этим заниматься. Ему необходима мысленная деятельность, и это не пустые игры, а, скорее, целительная процедура.

— Почему? — спросил О'Паха. — Разве он болен?

Астроном и вычислитель переглянулись.

— Вы недавно в нашей компании и не знаете того, что знаем мы, — начал Пиладкастронера.

— А знать нужно, — продолжил Цонкиди-ако. — Хотя бы затем, чтобы случайно его не обидеть.

— В прошлом с ним случилось какое-то несчастье пли, возможно, душевное потрясение. Что именно, Джумин сам не ведает, но некий срок он провел в беспамятстве. Он из очень богатой и знатной семьи, из рода хапанцев Джума, и денег родичи не пожалели, наняли лучших целителей. Сознание к нему вернулось, но здесь, — Сайлис коснулся лба, — не все в порядке. Очнувшись, он не смог многого вспомнить и, мне думается, не очень верит рассказам о своей прежней жизни.

— Интеллект не пострадал, — добавил астроном. — Он человек образованный, знаком со многими языками, искусен во многих науках, но не помнит, что с ним было в детстве, юности и в более зрелых годах. Не исключаю, случалось там такое, о чем ему не хочется вспоминать… — Цонкиди-ако сделал жест сожаления. — Такое бывает. Это непроизвольная реакция — защитный барьер в подсознании блокирует нечто тягостное, горе, которое душа и разум не силах вынести.

— И давно это произойти? — спросил напряженно слушавший Амус.

— Очевидно, шесть лет назад, так как все последние годы Джу провел в Куате. Есть надежда, что тишина и покой, приятный климат и умственные занятия его исцелят или хотя бы позволят что-то вспомнить… Для нас, его друзей, он не делает из этого секрета.

— Мне кажется, — молвил О'Паха, — в его прошлом нет ничего ужасного — я имею в виду преступление или какие-то бесчестные поступки. Он хороший человек.

— В этом нет сомнений, — согласился Цонкиди-ако. — В древности о таких людях говорили: его сетанна высока! И еще говорили: вот кецаль среди людей.

— Я тоже не думаю, что было в его жизни что-то постыдное, о чем он не хочет вспоминать, — произнес Пиладкастронера. — Беда, другое дело! Несчастье, от которого он не смог оправиться… Говорится в Книге Повседневного: для каждого наступает время собирать черные перья.

— Верно говорится, — подтвердил Цонкиди-ако. — Но из черных перьев тоже плетут красивые ковры, а наш друг Джумин — мастер искусный. Так ли, иначе, но он нашел себе занятие. Живет, ждет, не жалуется…

— Мы будем о нем вспоминать, — сказал О'Паха. — Будем вспоминать, когда полетим на Внешний Одисс. Это так далеко… Что поддержит нас, кроме памяти о достойных людях?

Они молча стояли под сосной, глядя на лунный серп, что поднимался на востоке.

* * *

— Санра, — бормотал Аранна, пробираясь узкой дорожкой к дому, — санра, теокалли… Древность и, несомненно, одиссарская.

Для него, этнографа и историка, эти слова были полны глубокого смысла. Санра, в эпоху Джеданны Первого и Джиллора Воителя, обозначала подразделение одиссарского войска из нескольких сотен бойцов, а в более поздние времена — команду для особых поручений, уже не обязательно поенную. Словом «теокалл» в Уделе Одисса называли пирамиды и другие высокие сооружения, расположенные на холмах и искусственных насыпях. Но с течением лет одни слова забывались, другие изменяли смысл, отвечая все более сложным понятиям, ибо мир не становился проще. Мир неизменно двигался вперед; вместо бычьих упряжек появлялись моторные экипажи и воздушные суда, вместо масляных светильников — эммелитовые лампы, вместо посыльных соколов — беспроводная видеосвязь. Теперь под санрой понималась группа лиц, связанных общими интересами, что-то вроде компании или клуба, а теокалли означало высоту, с которой можно бросить взгляд на окружающую местность. Но не только это; применительно к Рикару Аранне, Джумину и их приятелям «теокаллн» обретало отвлеченный смысл, так как они обозревали не горы, степи и леса, а тайны настоящего и прошлого. Прикосновение к ним скрашивало скуку, частую спутницу жизни в маленьком городке, едва ли переносимую для натур энергичных, одаренных любопытством и острым умом. Это их объединяло — ум, энергия, любопытство, а еще потребность в общении.

В их сообществе Ират и Джумин Поло занимались проблемой долгожительства, пытаясь отыскать истину в Священных Книгах и старинных хрониках, повествовавших о людях светлой крови, владыках стран Эйпонны, жизнь которых измерялась как минимум столетнем. Сведения об этих древних сага-морах были скудными, и далеко не все попало в Сплетение, то есть в общепланетную сеть, доступную логическим машинам. Было известно, что в Тайонеле, Коатле и Мейтассе род долгожителей пресекся три с половиной пли четыре века назад, во время гибельных нашествий варваров и династических пертурбаций. Три остальных Великих Дома. Одиссар, Арсолана и Сеннам, пали в эпоху локальных войн, развязанных Аситской империей, либо иссякли из-за малочисленности потомства, не позволявшей светлорожденным создавать семейные пары. Точных сведений об этом не имелось, хотя еще были фамилии, претендовавшие на родственную связь с прежними владыками. Но даже сагамор Сеннама, ведущий родословную от Арг-ап-Каны, являлся обычным человеком — дожив до восьмидесяти лет, он состарился, одряхлел и в любой момент мог переселиться в Великую Пустоту.

Интересы четырех «звездочетов» были связаны с Безымянными Звездами. Вдохновителем этой идеи стал Цонкиди-ако, узревший странный небесный объект еще в юные годы, во время работы в Южном Лизире, в обсерватории «Семпоала». Нрав у уроженцев Юкаты сдержанный, замкнутый, и Цонкиди-ако не был исключением; по этой ли причине пли опасаясь за свою репутацию, он никого не известил о тогдашних наблюдениях. Здесь, и Куате, в «Оке Паннар-са», он считался ведущим ученым, а потому имел гораздо большую свободу и беспрепятственный доступ к инструментам и логическим машинам. Здесь он нашел помощников и соратников, готовых обсуждать любую гипотезу, самый фантастический проект.

Логр Кадиани, помимо финансовых дел, был любителем развлечений, переполнявших всемирную сеть в последние десятилетия. Мелги и объемные экраны позволяли играть одному или с партнерами, погружаться в прошлое, в бурные эпохи Первого и Второго Средневековья, воевать и властвовать, общаться с богами или самому стать богом и воздвигнуть иллюзорные миры в любом количестве. Человеку с фантазией только того и надо! Однако у таких забав, если не у всех, то у изрядной части, имелся некий базис, вполне реальный, если верить вычислителям и конструкторам мелгов. Бродила среди них легенда о Завещании Каина Джакарры, зашифрованном и укрытом в Сплетении в середине двадцатого века; подобравший ключик к этому секрету мог оказаться владельцем неисчислимых богатств, хранящихся во льдах юга или севера, а может, на дне мирового океана. Кадиани, по собственным его словам, за богатством и властью не гнался, а искал разгадку, движимый любопытством и упрямством; опять же было о чем поговорить с приятелями в «Пестром керравао».

— К достойной компании я прибился, хвала богам! — буркнул Аранна, переступив порог своего небольшого хогана. В доме, что прятался у подножия прибрежного утеса, было всего две комнаты, опочивальня и просторный зал, где он работал. Здесь на полках, в строгом порядке, стояли книги, ларцы со старинными рукописями и деревянные резные статуэтки, а ниже были разложены предметы обихода варварских племен Эйпонны — звериные маски тонома, щиты и дротики киче, пояса и духовые трубки хединази, посуда из раковин и тыкв, вампы, оружие, украшения, изделия из перьев. В одном углу располагался стол с логической машиной, включенной в сеть, и коробками, где лежали памятные нити, в другом — огромный сундук. В сундуке хранилось походное снаряжение: палатка, гамак, карабин, легкая, плотная, защищающая от мошкары одежда, фляги, ножи и наплечные сумки с отделениями для образцов. В своей ипостаси этнографа Рикар Аранна занимался племенами гор и джунглей Нижней Эйпонны; за три десятилетия он исходил Дельту Матери Вод, не раз поднимался и спускался по течению великой реки, жил в деревушках тонома и шиах, гуаров и арахака, странствовал в горах, в землях воинственных шиче, утамара и тазени, и дважды пытался пробраться в Чанко. Но безуспешно; в первый раз получил камнем в голову, а во второй — сломался нанятый им винтокрыл. Джунгли были малоприятным местом, а ледяные горы — и того хуже: воздух разреженный, дышать тяжело, нет ни дорог, ни тропинок, ни пищи, а горцы на редкость неприветливы. Возможно, Аранна мог бы заняться чем-нибудь другим, менее опасным — история его родной страны была богата и во многих моментах загадочна. Но все же он предпочитал джунгли, реки, льды и скалы уютным арсоланским городам, великолепным храмам и богатым книгохранилищам. Были, были к тому причины!