Глава 3
Федотов слушал меня внимательно. Пару раз задал уточняющие вопросы. Большого рассказа у меня не вышло, поскольку Александр Васильевичу было и так всё ясно — случай очень непростой и требует разбора на фирме МиГ.
И вообще, почему Купер назвал Александра Васильевича генералом? Ему это звание должны были присвоить несколько позже. Хотя, раз и МиГ-29, и МиГ-31 раньше пошли в войска, то и звание было присвоено раньше.
— Поспешили принять самолёт на вооружение, Василич? — спросил у него начальник школы Гурцевич, продолжавший задумчиво смотреть в окно на протяжении всего моего доклада. — Поспешили принять самолёт на вооружение, Василич? — спросил у него начальник школы Гурцевич, продолжавший задумчиво смотреть в окно на протяжении всего моего доклада.
— Нет. Любой самолёт нужно дорабатывать в процессе его эксплуатации в строевых частях, — сказал Федотов, сев на стул перед Мухаметовым. — Ребята — молодцы, что машину посадили. Ты мне что скажешь, Рашид Маратыч? — спросил он у зама по лётной части школы.
— Скажу, что пока МиГ-31 вы будете дорабатывать, этот набор закончит учиться. У вас сейчас и так дел много на фирме, — ответил ему Мухаметов, поправив галстук. — Задачу по корабельным истребителям никто не снимал.
— Тренажёр только-только закончили, — ворчливо произнёс Федотов. — Первый взлёт сделали, но трамплин нам нужен с углом в 12°.°— Тренажёр только-только закончили, — ворчливо произнёс Федотов. — Первый взлёт сделали, но трамплин нам нужен с углом в 12°.
В августе прошлого года лётчик-испытатель Фастовец должен был выполнить первый взлёт с трамплина на МиГ-29. Но угол схода был всего 8°, а нужно было почти в два раза больше. Финансирование строительства необходимого трамплина постоянно откладывалось, а потом и вовсе прекратилось. В военном руководстве страны не сильно хотели верить в состоятельность идеи корабельных самолётов с укороченным взлётом.
— Ладно, это решать нужно не здесь, — сказал Гурцевич. — Родин, Купарешвили свободны на сегодня. Давайте домой, отдыхать.
Прекрасно! Надо бы узнать, что действительно с самолётом. Если мне ничего не вменяют, значит, там и правда какие-то разрушения в двигателе.
Купер развернулся и уже открыл дверь, чтобы выйти. Но я решил задать интересующий меня вопрос.
— Я сейчас, Зураб, — и прикрыл дверь.
Гурцевич тут же обратил на это внимание и отвлёкся от рассматривания окрестностей нашей школы в свете ночных фонарей.
— Что такое? — спросил он.
— Мне кажется, мы имеем право знать, что с самолётом. Вы, Александр Васильевич это поняли и уже сделали какие-то выводы, — сказал я и Федотов резко развернулся в мою сторону.
Для всех этот человек был авторитетом. В конструкторском бюро МиГ к нему прислушивались все начиная с генерального конструктора. Да и руководство ВВС могло прислушаться к мнениям знаменитого лётчика-испытателя.
— С чего ты так решил? — прищурившись и слегка улыбнувшись, спросил Федотов.
Надо как-то выйти из этого положения и намекнуть, что дефект топливной системы нужно устранить. Возможно, это в будущем спасёт ему и его штурману жизнь.
— Мы постоянно общаемся с лётчиками разных фирм. Они делятся с нами своим опытом. В том числе и рассказывают о тех ситуациях, когда они попадали в нечто похожее при первых полётах на том или ином самолёте.
— И ты вспомнил один из таких случаев, верно? — спросил Мухаметов.
— С МиГ-31 уже было нечто подобное, когда произошло разрушение лопаток в двигателе, — сказал я. — Сейчас ведь то же самое произошло?
— Всё верно, Серёжа, — ответил Федотов. — Как ты успел заметить, со стороны у самолёта всё в норме. А вот под капотами двигателей картина невесёлая.
Дальше слово взял Мухаметов. Он рассказал, что корпус двигателя был изрешечен осколками лопаток турбины. Где-то они чуть было не пробили стенки топливного бака, но нам с Купером повезло.
А дальше мои соображения по поводу отсутствия течи топлива подтвердились.
— Каким-то чудом осколки миновали трубопроводы на двигателе, где керосин под высоким давлением. Гидросистема и топливная система тоже не пострадали, — сказал Мухаметов, окончательно сняв галстук.
— Если бы хоть один осколок что-то зацепил, было бы совсем печально, Серёжа, — добавил Федотов. — А так, у меня просто заберут Ленинскую премию за МиГ-31, — улыбнулся прославленный лётчик.
— Возможно, разлетевшиеся осколки и не повредили топливные магистрали, но светомузыка ламп выработки топлива из баков началась с первой секунды опасной вибрации, — сказал я и Рашид Маратович, чуть было не рассмеялся.
— Светомузыка ламп? — спросил Мухаметов. — Интересное выражение.
— Это цитата, Рашид Маратыч, — сказал я.
— Вот так придумаешь выражение, а оно потом в массы народные уйдёт, — повернулся к нам Гурцевич.
Федотов почесал залысину и начал собирать бумаги, которые он приносил Мухаметову.
— Надо разбираться, товарищи. Пока предлагаю полёты МиГ-31 приостановить. В войска тоже надо передать эту информацию, — сказал Александр Васильевич. — Думаю, тебе Серёжа, лучше идти домой. Переосмысли всё. Может, ещё какая-то мысль появится.
— Так есть уже, товарищ генерал, — ответил я. — Лампы начали загораться из-за нарастания вибрации двигателя.
— Тут ты нам ничего нового не сказал. Это логично, — сказал Гурцевич.
— Значит, проблема в двигателе. Возможно, есть определённый дефект в этой модели форсированных Д-6, — продолжал я подводить старших товарищей к важному знанию.
Интересно, а в эти годы уже разобрались в причине выхода из строя двигателей этой серии? Лучше я им скажу, а там пускай сами принимают решение.
— Пока это лишь догадки, Серёжа, — медленно проговорил Федотов. — Случаи дефектов были, но не у всех изделий.
— Мне кажется, всему виной межвальный подшипник. Только при его разрушении может возникнуть цепная реакция, которая приведёт к повреждению остальных деталей двигателя, вплоть до лопаток, — сказал я и все внимательно уставились на меня.
— Ты серьёзно?! — хором задали мне вопрос три больших начальника.
— Абсолютно.
Пару минут каждый из старших товарищей ещё рассуждали, а потом сошлись на мнении, что эту информацию следует передать «двигателистам». Ещё раз попрощавшись со мной, меня отпустили переодеваться.
Из здания школы я вышел в одиночестве, обратив внимание, что свет продолжал гореть в нескольких кабинетах. За территорией мне предстояла двадцатиминутная прогулка до моего дома.
Путь пролегал через самые живописные площади Циолковска. Здесь и центральный парк, и «лес-треугольник», и небольшая школа под номером 3. Названа она в честь знаменитого испытателя Юрия Гарнаева. В Циолковске вообще, куда ни глянь, всё дышит и говорит об авиации.
Мороз крепчал, но в своей модной «Аляске» мне было достаточно тепло. Вообще, отдавая за эту куртку немалые деньги, я сомневался в том, что буду гармонично смотреться на фоне своих коллег в пальто или полупальто с меховым воротником.
За убаюкивающим скрипом снега под ногами и размышлениями о зимней моде, я и не заметил, как прошёл стадион «Восход». Яркий свет его прожекторов был отчётливо виден из любого угла «леса-треугольника». Долго можно любоваться торжественным фасадом стадиона с монументальной колоннадой, вознесённой на два этажа и гранитной лестницей, ведущей на трибуны.
Прохожу квартал по улице Маяковского и вижу один самых известных жилых домов. С виду это обычная «сталинка», чей вид не такой роскошный, как рядом стоящие. Здесь её называют «дом-лётчиков». Количество заслуженных людей, проживавших и проживающих в этом доме не пересчитать.
И вот именно сейчас, я вспомнил сегодняшний полёт. Каждую секунду и параметр на приборах. Со сложной ситуацией справился, остался жив и посадил самолёт. Могу ли теперь ассоциировать себя с теми людьми, чьи подвиги сподвигли дать имя этому дому? Думаю, что мне до них расти и расти. А может и никогда не дотянуться.
Перешёл улицу и направился к своему дому. Нельзя в этот момент не посмотреть на гостиницу «Дружба», которую строили для конструкторского бюро Туполева. Большое здание из красного кирпича с лепниной на фасаде, эркерами и ещё чем-то. Когда мы первый раз гуляли здесь с Верой, она столько архитектурных терминов упоминала, что я потерялся.
Что касается нашего дома, его построили недавно. Специально для проживания слушателей и других лётчиков из Циолковска, кому не хватило квартир в других районах города. Удивительно, но я не думал, что во времена Брежнева будут строить пятиэтажный дом, да ещё и с универмагом на первом этаже.
Я уже почти прошёл мимо витрины, как вдруг открылась дверь и на мороз выскочила пара молодых ребят.
— Ой! Простите, — извинился парень, который чуть было не упал, врезавшись в меня.
— Ничего страшного. Я сам слегка задумался. Но в следующий раз аккуратнее, а то упадёшь и головой можно удариться, — спокойно сказал я, поправив парню кроличью шапку-ушанку.
Совсем как умудрённый опытом рассуждаю! Этот молодец ненамного младше меня нынешнего.
— Хорошего вам вечера! — пожелала мне девушка с пухлыми щёчками.