Ещё два прохода Сагит выполнил хорошо. Теперь будет выполнять заход с касанием посадочного блока.

— 082й, жёлтый-зелёный, слева 30, — командует РВП.

Сагит продолжает снижаться. Исправляет отклонение. Теперь гораздо лучше.

— Зелёный, справа 5.

И снова его начинает болтать по направлению. А до «учебной палубы» совсем немного. Вижу, что самолёт проседает.

— Смотри, в красную зону уходит, — подсказываю я.

— Да нет же, — не верит РВП.

Я оказываюсь прав. Сагит уже на границе зелёного и красного луча. РВП его исправляет, но МиГ-29 слишком раскачался.

— Уводи. Не попадёт, — говорю я.

— Он в зелёной зоне, — возмущается РВП. — Блин, 082й, красный, на курсе.

Сагит добавляет оборотов и уходит с проходом. До посадочного блока не дошёл пару десятков метров. Пробует ещё раз. Пока идёт хорошо.

— Зелёный, справа 3, — информирует его РВП.

Самолёт приближается. По курсу идёт почти «по нулям». Держится в зелёной зоне. Но что-то не так. Слишком сильно отклонены плоскости управления. Ему тяги не хватит на проходе.

— Максимал. На второй круг! — громко говорю я, но РВП медлит.

Вырываю у него тангенту, но это уже поздно. Сагит касается блока и начинает выполнять набор. И это ему очень тяжело даётся! Он еле-еле оторвал уже не настолько тяжёлую машину буквально на самом краю. Самолёт отходит от полосы, и его начинает раскачивать. Клюёт носом и возвращается в нормальное положение. И так несколько раз.

Спустя несколько секунд, Сагит вернул контроль над самолётом.

— Прошу заход на большую полосу. На сегодня работу закончил, — спокойно сказал он и запросил посадку у руководителя полётами на аэродроме.

Во время разбора в классе разгорелись споры. Инженеры утверждали, что проблема не в самолёте, а в лётчике! Видите ли, электронная система управления двигателями, которая стоит на МиГ-29К — не доработана. Надо к ней относится внимательнее.

— Я правильно понимаю, что в таком провале оборотов виноват я? — возмутился Сагит.

— Если бы это случилось перед кормой, самолёт бы с ней столкнулся, — поддержал я Байрамова.

Внятных объяснений не последовало, но оставлять эту проблему без решения нельзя.

— Нам нужно решение. Мы с вами говорим об основном самолёте для посадок на корабль. Чего делать? — спросил Сагит.

— Тут дело в том, что есть тумблер, который необходимо переключить, — ответил один из двигателистов.

Уже что-то! Пока не «пнёшь», ничего не получится.

— А раньше это можно было сказать?

— Раньше проблем не возникало. Там всё просто — взлетели с трамплина и тумблер рядом с креслом переключили. Вот здесь, — показал другой инженер на схеме.

Супер! Ещё лазить под креслом после взлёта.

— И так сойдёт. Главное, правильно выбрали место и время для этого переключения, — съязвил я.

— А если лётчик забудет? — уточнил Сагит.

— Тогда печально. Температура газов превысит максимальную, — ответил один из специалистов.

— Автоматом нельзя было сделать?

— Конечно, можно. Но у нас не было времени. Мы же торопимся первыми сесть на корабль.

Сагит вытер платком лицо от пота. Он до сих пор был под «впечатлением» от такого прохода.

— Так вот и живём, — выдохнул он и распустил всех.

Когда я вернулся в гостиницу, Иван уже был в комнате. Точнее, принимал душ, напевая до боли знакомую мне песню.

— А я тебя зову в кабак, конечно. Ммм, восьмиклассница, ооу! — заканчивал он первый куплет знаменитой песни группы «Кино».

Начинаю сомневаться в его болезни. В комнате даже таблеток нет на видном месте. Не говоря уже про мёд, малину и другие народные средства. Никаких признаков кутежа в нашей комнате нет. Что-то странное с ним происходит?

Выйдя из душа, Швабрин сильно удивился мне.

— Как здоровье, Вань? — спросил я.

— Да, хорошо! Прогрелся, проспался и как заново родился. А ты чего-то рано пришёл, — удивился мой друг.

Стоял он без футболки и в одних трусах. Движения у него были суетные. Глаза забегали. Ещё и эта история со звонками Екатерине в Циолковск.

— Ваня, я на переговорный сегодня пойду. Ты со мной?

— Не-а, я сегодня ходил.

В этот момент он повернулся ко мне спиной. На ней были характерные царапины. Их обычно оставляют в порыве близости женщины.

Есть у меня предчувствие, что я знаю, кто оставил эти следы.

— Мы же с тобой друзья, Вань? — спросил я.

— Глупый вопрос. Конечно, Серёга, — усмехнулся Швабрин и сел на кровать.

— Тогда скажи мне, что с тобой происходит? Ты сюда испытаниями приехал заниматься или шашни крутить?

Глава 6

Ваня посмотрел на меня с непониманием. Вяло улыбнулся, будто ждал, что я начну сводить всё к шутке. Мол, у меня настроение есть, и поржать не против. Но мне было не до смеха.

На работе столкнулись с проблемой в самолёте, которая может быть фатальной. Тут ещё и друг не очень вовремя начал отвлекаться от работы.

— Серёга, я тебя не пойму, — усмехнулся Ваня.

— Дружище, не такой ответ я хочу услышать.

Швабрин напрягся. Лицо стало серьёзным. Понимаю, что ему не нравится моя столь сильная заинтересованность в его личной жизни. Однако это напрямую влияет на его работу.

— С чего ты решил, что я тут кого-то себе нашёл?

— Имеются косвенные улики. Ты же мне соврал по поводу звонков и телеграммы Кате. Зачем?

— Ты следить за мной вздумал? Куда и кому я звоню? — взбунтовался Иван.

Начинает злиться. Либо, правда, глаза колет, либо я сильно фантазирую. Про царапины — однозначно, прав. Это явно следы от чьих-то ногтей.

— По-моему, ты мне сам говорил про телеграмму. Да и что тут скрывать, Катя сказала Вере об отсутствии звонков от тебя. А ты вроде ходил несколько раз…

— Серёга, ты ничего не перепутал?! За собой следи, — вскочил с кровати Иван.

— Вань, я без претензий. Просто мне хочется от друга честности, а ты юлишь, недоговариваешь. Я не спрашиваю, с кем ты и как проводишь время. Мой вопрос состоит в том, почему это тебе мешает?

Иван мощно выругался, сравнив ситуацию с «полярным зверем». Он прошёлся по комнате и остановился, поставив руки в боки.

— Сергей, поверь мне на слово. Я не хочу провала нашего дела. Можешь быть в этом уверен.

— Знаю, но тебе «твой любовный интерес» кружит голову. Ты летаешь с ней, а не с нами.

— Это не так.

— Тогда в чём дело?

Ваня повернулся ко мне, готовясь ответить.

— Ты без меня прекрасно знаешь, что 31я машина очень «сырая». У неё много проблем.

— Знаю. Мы здесь, чтобы их устранить.

— А ты знаешь про падение тяги на посадке? Неполадки в системе управления двигателем?

Именно это сегодня и произошло во время полёта Сагита. Оказывается, Иван знал и не сказал об этом? Моя пауза на обдумывание затянулась, и Ваня понял почему.

— Ты летал сегодня на 31 м борту? Что случилось?

— Неполадки в системе управления двигателем. Только не у меня, а у Сагита. Ты понимаешь, что могло случиться непоправимое?

— Серый, я на этом самолёте летаю. Зачем вы туда полезли? — вскрикнул Иван, схватившись за голову.

— Это не твоя личная вещь, а собственность государства. Если забыл, то я напоминаю это тебе, — строго ответил я, но Иван закрыл лицо ладонями.

Швабрин нарушил очень важное правило для лётчика-испытателя — честность.

— Сокрытие деталей в одном испытательном полёте может привести к непоправимым последствиям. А если бы самолёт пошёл в серию и на нём полетел бы недостаточно опытный лётчик? Такой, которых ты в своё время учил?

— На этом самолёте должен был лететь я. Мне нужно было ещё пару полётов, и тогда бы я сделал окончательные выводы, — оправдывался Иван.

— Но ты приболел. Самолёт решил опробовать Сагит. Ведь ты же заболел? — уточнил я.

Ваня не ответил. И так понятно, что со здоровьем у него всё хорошо.

— С Сагитом всё нормально? — спросил Швабрин.

— Да. Вспотел только сильно. Я тоже понервничал рядом с РВП, но всё прошло хорошо.

— Что делать, Серёга?

Ваня искренен. Если не верить другу, то как тогда можно работать в коллективе? Надеюсь, что моя беседа несколько взбодрит Ивана, и он соберётся. Оставим пока произошедшее на его совести. Как и расспросы о личности его любовницы.

— Будь я Гелием Вольфрамовичем, сказал бы что и куда приделать.

— Ребров и не такое мог сделать, — посмеялся Ваня.

— Ладно. Открывай тумбочку, доставай, что есть, и пошли к Сагиту. «Обсудим» перспективы системы управления двигателем.

Швабрин завис, не понимая, к чему я клоню. Совсем дураком прикинулся.

— Никак не соображу, Серёга.

— И это мой инструктор! Эх, Иван Фёдорович.

Ваня открыл тумбочку и вытащил оттуда две бутылки вина.

На зелёно-белой этикетке было нарисовано солнце, попивающее через трубочку напиток из фужера. Столовое белое вино от колхоза «Россия» из Джанкоя. Пожалуй, самое дешёвое из Крымских вин.

— Жлоб ты, Ваня.

— Нормальное вино. Когда выпивал, оно мне нравилось.

— Одевайся и иди за коньяком. Я пока помоюсь. Только хороший купи.

Разговор с Байрамовым и ведущим инженером выдался долгий. Комната наполнялась ароматом спиртного всё больше, а разговоры становились бурными с каждым часом.

Сагит выслушал, выругался, но ко второй бутылке «Коктебеля» подобрел. Инженер «ушёл» спать самым первым. Я, как единственный трезвый человек, предложил закончить. Делал это несколько раз и «с первыми петухами» до моих коллег информация дошла. А может, просто все запасы закончились. Даже вино из Джанкоя прекрасно зашло мужикам.