Началось всё с доведения причины аварии.
— При малом давлении масла, в результате возникших перегрузок на самолёте, опора двигателя перешла к прямому трению. Произошло возгорание, — выступал один из инженеров.
Как только он закончил, были заданы уточняющие вопросы мне и «двигателистам». Всё это продолжилось в течение нескольких минут и прошло весьма спокойно.
— От себя добавлю, что Сергей Сергеевич, рискуя собой, предоставил нам большой объём информации, — высказался заместитель Белкина.
— Что ж, с этим случаем всё. Как и с проектом МиГ-29М, — сказал Белкин, поднимаясь на ноги. — Дальнейшее развитие этого направления приостановлено. Нам предписано заниматься корабельной тематикой.
В кабинете все зашептались. Хоть я и был готов к такому развитию событий, но слышать такое было печально.
— Анатолий Ростиславович, модификация «М» и «К» — это одно и то же. Выходит, они закрывают нам дорогу по двум направлениям? — спросил кто-то из конструкторов.
— Нет. По кораблю работаем. Причём очень плотно. Все машины, которые возможно переделать в модификацию «К» нужно будет подготовить. Один образец оставим для Владимирска. Он будет у нас участвовать в работе по новому изделию.
Не всё так печально оказывается. Если Ваня и Сагит продвинутся по корабельной теме, то можно будет вернуться к МиГ-29М.
— Александр Васильевич, кого определите в командировку во Владимирск?
— Родина, — без колебаний ответил Федотов.
Шептания среди инженеров начались ещё громче, чем при обсуждении аварии. Я поднялся на ноги и посмотрел на Белкина. На его лице не было энтузиазма по поводу моего назначения.
— Федотову и Родину остаться. Остальные — свободны.
Глава 2
Кабинет генерального конструктора быстро опустел. Последним из него вышел Иван и подмигнул мне, закрыв за собой дверь.
Федотов подошёл к окну и открыл форточку, впустив свежий воздух. Тянуло в сон, но пройдясь по кабинету, у меня получилось взбодриться.
Я пересел поближе к столу Анатолия Ростиславович, пока он просматривал документ.
— Не продует? — спросил у меня Белкин.
— Всё нормально.
Федотов вернулся на место и сел напротив. Старший лётчик фирмы внимательно вглядывался в моё лицо. Странный взгляд у шефа!
— Васильич, мы разве не договорились на нашей личной встрече по Родину? — спросил Белкин, отложив в сторону документ.
Что-то мне не нравится начало разговора.
— Анатолий Ростиславович, в нашем с вами разговоре я высказал свою позицию. Менять, не намерен.
— Не понимаю вас, — покачал головой Белкин и отклонился назад.
Они так разговаривают, будто меня здесь нет.
— Могу узнать, в чём суть вашего разговора? — спросил я.
— Сергей, не думай, что я тебя в чём-то обвиняю. Нам необходимо знать, была ли возможность избежать пожара на борту, — ответил мне Анатолий Ростиславович.
Выходит, что официально я в аварии не виноват. Федотов с этим согласен. Но генеральный конструктор в моей невиновности сомневается.
Белкин прекрасно знает технические возможности МиГ-29. И он лично давал добро на изменение в программе пилотирования. Он знает все последствия возгорания. Как я должен был его избежать? Нет у меня способностей пророка.
— Так у нас ничего не получится, Анатолий Ростиславович, — недовольным тоном сказал Федотов.
— Васильевич, не начинай. Что нам до причины, указанной в материалах расследования? Мы самолёт потеряли, — попытался его успокоить Белкин.
— А могли бы ещё и лётчика. Я уже не говорю про разрушения на земле, — добавил Александр Васильевич.
Федотов не выглядел добродушным и интеллигентным. Он был на взводе, и всем видом показывал мне, чтобы я не лез в разговор.
— Я у тебя, Сергей, хочу спросить. Ты считаешь, что сделал всё для недопущения аварии? — повернулся ко мне генеральный конструктор.
Так и знал! Он меня обвиняет в аварии! Такими возмущёнными глазами смотрит только прокурор на обвиняемого.
— Предпосылок к отмене полёта не было. Машина работала все дни без нареканий, — ответил я.
— Тогда почему произошла авария? — не успокаивался Белкин.
Федотов недовольно зыркнул на меня. Ну уж нет! Кричать не буду, но в обиду себя не дам.
— Анатолий Ростиславович, мы с вами на самом острие авиационной науки. Оно тонкое и порой с него можно соскользнуть. Вот и в случае с МиГ-29М столкнулись с проблемами технического плана. Не нужно отрицать очевидное. У меня, как и у Меницкого несколько лет назад произошёл тот же отказ. Но, так уж вышло, что все проблемы замыкаются на лётчике.
Белкин был недоволен, что я решил с ним дискутировать. Наверняка думал, что я стану оправдываться.
— И ты с ним согласен? — повернулся он к Федотову.
— Да, Ростиславович.
Генеральный конструктор достал трубку и стал засыпать в неё табак. Делал он это тщательно с очень суровым видом.
— Мы проигрываем, мужики, — тихо сказал Белкин, задумчиво посмотрев на нас.
— Это лишь один самолёт, который мы потеряли на виду у начальства. Беда большая, но не смертельная. Наши идеи ещё нужны…
— Нет, Васильевич. В Министерстве и у военных начинает складываться не лучшая оценка нашей деятельности. Ещё один подобный провал, и мы можем лишиться последних сторонников, — перебил Федотова генеральный конструктор.
Белкин походил рядом со столом и протянул мне лист телеграммы. В ней говорилось про испытания нового изделия на полигонах испытательного центра во Владимирске.
— «Испытания «изделия 170» перенести на весну 1984 года, ввиду неготовности носителя», — прочитал я и тут же взглянул на Белкина. — Наш самолёт готов к применению и отработке техзадания с этой ракетой. Почему в этой телеграмме обратное?
— Самолёт был готов. Завод «Вымпел», который занимается этим «изделием 170» решил отложить испытания до следующего год. В конструкторском бюро Сухого обещали к этому времени подготовить свой вариант носителя, — сказал Федотов.
— Проще говоря — они тянут время до момента, когда у «суховцев» появится доработанный Су-27. Сейчас они применять эту ракету не могут, — добавил генеральный конструктор.
Вот это борьба пошла! Два достойных друг друга авиаконструктора, две легендарные фирмы вступили в схватку. И пока моё конструкторское бюро уступает практически по всем направлениям.
Выходит, что во Владимирск уже не надо ехать. Как только Белкин отпустил меня и Федотова, мы вышли с ним в коридор, и он меня придержал.
— Тебе нужно отдохнуть. Ты много пережил аварий, — настойчиво произнёс Александр Васильевич.
Ошарашил меня Федотов таким предложением. Проще говоря, он меня от полётов отстранял.
— Да ладно вам, шеф! Не время отдыхать, — посмеялся я.
— В отпуск пойдёшь со следующей недели. Поезжай домой и отдохни, — ответил мне Александр Васильевич.
— Я в порядке. Разве нам не нужно сейчас разбираться с проблемами МиГ-29М?
— Нужно. И отдыхать тоже нужно, — продолжал повторять шеф.
Затем он посмотрел на меня. Энтузиазма перед возможностью идти отдохнуть, в моих глазах не было. Я предложил ему отправить меня в отпуск ближе к Новому году. Как только закроем программу испытаний на МиГ-31 на ближайший период.
— Хорошо. Иди, готовься к полётам.
Середина ноября выдалась дождливой, но авиация у нас всепогодная. Очередное задание было не сложное — выполнить полёт по маршруту в стратосфере на МиГ-31. В экипаж определили штурмана-испытателя нашей фирмы Валерия Сергеевича Зайкина — «душа коллектива» и главный помощник Федотова во всех его поездках в горы. Как мне сказал Меницкий перед сегодняшним полётом, приготовься услышать любимое ворчание Зайкина.
Мы шли с Валерием Сергеевичем на стоянку, когда нас догнал Ваня Швабрин.
— Федотов спрашивает кто с ним в горы поедет? Я отказался, поскольку уже к тебе, Серёга, на Новый год еду.
— Блин! Опять в горы тащит меня Федот! — расстроено восклицал Зайкин.
— Валерий Сергеевич, да бросьте! Вы ж фанат, как я слышал, — удивился я.
— Да ты шефа не знаешь. Погода плохая. Все лыжи в угол поставили и за стол. Поел, попил и спать. И он тебя в 6 утра, а то и раньше будит. С первыми петухами в горы тянет кататься. А жизнь-то хороша была вчера. Ой, не хочу и не поеду! — возмущался Зайкин.
Я знал по рассказам всего коллектива инженеров и техников, что добрее человека, чем Зайкин не бывает. Это постоянно говорил и Меницкий. Почему он не мог отказать Федотову, мне непонятно.
— Шеф ведь не приказывает. Можно и отказаться.
— Ну, как же! Он просто говорит: поехали и всё. Брови нахмурит, и попробуй отказать. Но в этот раз пусть другого кого-то берёт!
Мы подошли к самолёту. К нам подъехала машина Федотова с главным конструктором МиГ-31. Зайкин уже был готов к тому, что сейчас его спросят по поводу поездки в горы.
— Сергей, к полёту готов? — задал вопрос Александр Васильевич.
— Конечно. Осталось по программе десять полётов выполнить.
— Это хорошо.
Он посмотрел на Валерия Сергеевича и радостно спросил его:
— Валера, поездка намечается. Как насчёт того, чтобы в горы рвануть?
Я не сомневался в крепости духа нашего штурмана-испытателя. Как и в его добром сердце. Вот оно-то и пересилило.