Глава 5

Как я понял, Араратович собирается мне рассказать сейчас по Вещевую. Вот только я этого ждал от своих однополчан раньше.

— Как узнал, что она вышла замуж? — спросил у меня Бажанян.

— Случайно, — ответил я и рассказал о своём послании через ребят-транспортников.

Темнит Араратович. Судя по его задумчивому виду, подбирает слова, чтобы не сильно меня обидеть. Как будто, это что-то изменит.

— Раз ты всё узнал, можешь теперь сосредоточиться на вылетах и…, — начал он говорить после моего рассказа, но я решил его прервать.

— Тигран Араратович, зачем вы скрывали и продолжаете скрывать от меня якобы ужасную правду? В чём смысл? — спросил я.

— Расстраивать тебя, Серёга, не хотели, — ответил Бажанян, присаживаясь на скамейку рядом с палаткой. — На самом деле все догадывались, по какой причине уехала с Баграма Ольга Онуфриевна, но точно никто не знал. А тут командир недавно прояснил ситуацию, когда уходил на больничный.

— Вы хотели сказать — слёг в госпиталь? — переспросил я Араратовича, присаживаясь рядом.

— Мамой клянусь, он ещё ложиться не хотел. До последнего сопротивлялся, пока лицо не пожелтело…

— Так что там с Ольгой? — перебил я Бажаняна.

— До твоего распределения к нам в часть, у Оленьки был жених. Красавец, джигит, спортивный такой! Васькой зовут, по прозвищу Катапульта.

Катапульта… уже наводит на мысль, что парень не простой.

— Ну да, мне сказали, что десантник. А где он до этого был? Получается, что она при женихе со мной гуляла?

— Та не…, — почесал затылок Араратович. — Любили они друг друга. Потом война началась, и его в Афган направили с полком. Тут он и пропал и почти год числился пропавшим без вести. Все считали, что жених Ольги погиб.

— Печальная ситуация, — сказал я совершенно искренне.

— Ага. Но жизнь идёт, а Вещевая замкнулась. Девчонка красивая, и одна. Многие у нас в части к ней клинья подбивали, но она была кремень. До последнего надеялась, что он жив и вернётся. Шли долгие месяцы неизвестности. И тут ты появился напористый, красивый…

— Джигит, спортивный такой и дальше по списку.

— Ну да, да! Всё так! — улыбнулся Бажанян.

— То-то вы спорили насчёт наших с ней отношений.

— Ты это! Если что я на тебя ставил. Ты ж свой! — похлопал меня по плечу Араратович. — Вот, видимо, вернулся Васька, и Оленька сделала свой выбор.

— Мне от того, что она определилась не легче, — сказал я, вставая со скамейки.

— В жизни всякое бывает, Серж. Главное, что человек жив.

Вот тут я согласен с Араратовичем полностью. Парень вернулся живой. Девушка осталась с ним, хотя могла спокойно сказать, что любовь прошла и помидоры завяли. А то, что у неё кто-то был в это время — злые языки в военном городке поговорят и перестанут.

— Я всё понял Тигран Араратович. Вы за меня не переживайте. Мы с Ольгой друг другу ничего не обещали. В любви она мне не клялась, я в принципе тоже. Поэтому у меня к ней претензий нет.

— Ну, хорошо, что тебе было хорошо и ей приятно. Провели время с пользой. Ладно, иди отдыхай.

Ага. Только вот осадочек у меня остался. Ощущение, будто меня использовали как аэродром подскока. Могла же ведь Вещевая сразу внести в наши отношения ясность, чтоб я по самолётам не бегал за ней и голову не ломал в раздумьях причин её молчаний и побега.

За спиной было слышно, как Буянов продолжал грозить Марику всеми возможными и невозможными наказаниями. Если бы, хоть один процент этих планируемых мероприятий Гаврилович воплотил бы в реальность, то Марик уже давно женился и забыл дорогу «налево». Хотя, это не факт. Барсов настырный.

За всеми размышлениями, я вошёл в палатку, в которой находился только один человек. Мендель рассматривал небольшую фотографию. Рядом с ним лежали несколько писем, а сам Паша выглядел весьма бледно.

— Серый, эт… т… ты? — дрожащим голосом спросил Мендель, убирая фото и письма. — Перечитат… тать решил.

— Паш, случилось чего? — спросил я.

— Нет. Напряжённо сегодня было, вот и устал, — натянуто улыбнулся Мендель, снимая с себя куртку от комбинезона.

— Сходил бы, умылся холодной водой. Бодрит хорошо, — сказал я, готовя свою кровать к отбою.

— Да. Ты прав, — кивнул Паша и мощно выдохнул.

Что-то не так с ним. Нервное напряжение от встречи с «Томкэтами»? Так он после этого ещё летал несколько раз и был вполне спокоен и собран. А сейчас ему впору успокоительное принять.

— Паша, ты точно в порядке? Руки чего дрожат? — спросил я, когда Мендель пытался взять футляр с зубной щёткой из сумки.

— Серёга, расслабься. Просто я устал, — улыбнулся Мендель. — Ты тоже на разборе был задумчивый. Наверняка из-за Ольги?

— Это было так заметно? — спросил я, укладываясь в кровать.

— Ага. Ты, когда вошёл, Гусько в расстройствах сказал, что в споре на ваши с ней отношения его чуйка не сработала уже окончательно.

— Жаль, что разочаровал его.

— Значит, Вещевая вышла замуж, — сказал Паша, покачав головой. — У вас серьёзно всё было?

— Как видишь, нет, раз у неё серьёзные чувства были к другому человеку. Мне, вообще-то, не очень хочется об этом говорить, — сказал я, взяв книгу Пикуля.

— Ладно. Если что, обращайся. Лучший способ склеить разбитое сердце — это время и друзья, — произнёс Мендель.

Вот, вроде бы, социальных сетей нет, чтобы такие статусы можно было почитать. Странно как-то слышать от Паши такие напутствия, да ещё и после его нервного вида.

— Паша, ничего у меня не разбито. Спокойной ночи, — ответил я, и погрузился в чтение.

Мендель больше ничего не сказал и вышел из палатки.

Утром на постановке задач понимания, чего от нас хочет командование, не было от слова «вообще».

— Где расположены основные укрепления духов в Луркохе? — спросил Паша Мендель у представителя разведки 4й мотострелковой дивизии.

— Этого точно мы сказать не можем. Главная задача сейчас…

— Как это вы не можете? Вы предлагаете нам сбрасывать куда попало? — возмутился один из лётчиков Су-25х.

— Почему же? С вами на связи будет авианаводчик, который будет находиться в непосредственной близости от объекта, — сказал разведчик, но в его словах уверенности не было.

Из общей постановки было понятно, что первыми заходят на цель дальние бомбардировщики, затем точечно работают штурмовики. Вот только, куда именно сбрасывать бомбы «грачам» неизвестно.

— Я вам ещё раз говорю, товарищи лётчики, после взлёта вам всё расскажут. Пока долетите, уже будут готовы точные координаты, — объяснял начальник разведки.

— Нам лететь до Луркоха меньше 10 минут. Вы успеете за это время всей эскадрилье определить цели? — спокойно спросил Гнётов.

— Вы же с МиГ-21? — спросил разведчик, и Григорий Максимович утвердительно кивнул. — Вам только средства ПВО подавить надо. Зачем бомбить объекты?

— Так, нам же нужно знать, где эти средства ПВО стоят, — заметил Мендель.

— Мы и вам подскажем в воздухе.

Мда, такой расхлябанной подготовки у нас ещё не было. Вчера начались трения со штурмовиками, а сегодня к ним добавилось отсутствие нужных сведений о позициях духов.

— Есть ли у нас время выполнить разведку? — спросил Бажанян. — Это не дело, вот так идти в лоб на противника, не имея сведений. Вам это не хуже меня известно, — сказал Араратович, но начальник разведки только пожал плечами.

— Задача поставлена сверху. Плюс согласована с афганским руководством. Они предлагают атаковать Луркох сразу после авиации, — покачал он головой.

Через несколько минут споров, Бажанян принял командирское решение, что есть острая необходимость в дополнительной разведке укреплений. С этим предложением он обратился к Хрекову.

— Ну и? — спросил Афанасьев, когда Бажанян вернулся с командного пункта, где он связывался с Кабулом.

— Бесполезно. Сам маршал Кутахов согласовал эту операцию. Кстати, Павел Степанович собирается в Афганистан. Пока не сказал когда, но желает прибыть и лично контролировать проведение операции в Луркохе, — сказал Бажанян, кинув на стол свой блокнот. — Мы вас услышали, товарищ разведчик, — тихо произнёс Араратович и отпустил коллегу с мотострелковой дивизии.

Необходимые расчёты сделаны. Районы, по которым будем наносить удары, определены. Время начала операции доведено.

Нам пришлось ещё пару раз поспорить с коллегами из штурмовой авиации и только затем разойтись по своим самолётам. Когда осматривал самолёт, обнаружил, что его внешний вид слегка изменился. За ночь на него нанесли много красных звёзд, которые указывали на количество боевых вылетов на этом борту.

— Елисеевич, решил украсить? — спросил я, указывая на красные звёзды на фюзеляже.

— Да я посмотрел, у Барсова нарисованы. Его техник с первого дня ему за каждые 25 вылетов рисует. Вот и тебе решил нарисовать, — сказал Дубок, поглаживая фюзеляж. — Самолёты тоже поощрять надо. Они же, как живые.

— Согласен, — сказал я, взглянув на семь красных звёзд. — А как ты смотришь на то, чтобы и эмблему какую-нибудь нанести?

— Как у Литвак во время войны? — спросил Дубок. — Ты извини, но цветочек тебе не подойдёт сюда.

Вновь напомнил мне про цветы, Елисеевич. Опять я вспомнил вчерашний день и то, как мне достался тот самый букет хризантем. Всё никак не могу отойти от мысли, что мной так попользовались. А ведь как говорила эта принцесса, что ей с парнями тяжело и она мало кому доверяет.