— Я обдумаю ваш дружеский совет, — сухо сказал я.
Не то чтобы я обиделся. В Алининых словах не звучало критики или издёвки. Она и Никиту правила под свой вкус, и нужно признать, что он от этого только выигрывал.
— Знаешь, Володька, может, они и не помешали бы, линзы, — сказал Никита. — Но в мастерской пыль столбом, цемент этот.
— Нужно очки защитные надевать, — сказала Алина. — Линзы — оптимальное решение.
Никита озорно глянул на Алину и, пританцовывая головой, спел:
— Как за меня матушка всё просила Яхву!.. — Потянулся губами к её щеке. — Всё поклоны била! Целовала Ге!.. Ксаграмму… Выпала, ой дорога нахуй…
Но Алина в этот раз не развеселилась, а поморщилась:
— Никит, придумай что-то новое. И вообще, валите уже! Надоели…
Ничуть не обескураженный Никита чмокнул Алину, потом резко, как затвор, двинул дверной засов. Я кивнул и сказал предельно равнодушно:
— Ну, давай, до вечера… — и сразу отвернулся, шагнул вслед за идущим через тамбур Никитой.
На солнце подмокшие панельки смотрелись не так пасмурно. Да и весь микрорайон казался знакомым, почти родным: серые, как мыши, пятиэтажки, деревца в облетевшей ржавчине, такие же рыжие газоны с кочками жухлой травы. Небо было прозрачным и синим, а медленные облака напоминали гигантские кроличьи хвосты.
Мы выехали из дворов на длинную улицу, прямую, словно взлётная полоса. Людей не было, как и встречных машин, разве что пронеслась пятнистая от грязи фура, и по одной из обочин мелькнула разорённая легковушка — железный остов без колёс и стёкол.
— Просёк, о чём у нас разговор шёл? — спросил Никита.
— Какой разговор? — я отвлёкся от дорожного пейзажа и посмотрел на брата. — С кем?
— Ну, Алинка в коридоре читала, а я, типа, не въезжал. Только я, как ты догадываешься, всё охуенно понимаю, лучше многих…
— Что за доклад?
— Алинка второй год пашет в местной администрации… УВБ — управление внешнего благоустройства. Помощник начальника управления и секретарь. Главный там Кудя, Кудашев Юрий Соломонович… Х-хе, — Никита хмыкнул, — он вообще-то Семёнович, но, блять, хватка в натуре, как у Соломоновича. Ну, и ебальник, честно говоря, тоже. Он по совместительству замглавы администрации — не последний в городе человек. Под УВБ кроме благоустройства находится и ритуалка, в смысле, все вопросы по организации похоронных услуг, эвакуация трупов. Врубаешься, сколько бабла там крутится? Содержание и санитарный контроль кладбищ, ремонт, реконструкция… Это для Куды Алинка доклад сочинила, а он где-то перед прессой его с умным видом зачитает…
Я слушал Никиту вполуха. Суть проблемы я уловил, и хоть слово “откат” не прозвучало, было ясно, что речь идёт о мелкой коррупционной схеме, судя по всему, даже не подсудной.
— Я просто давно не ведусь на тёрки про взаимную выгоду. У них в администрации все такие, — Никита поморщился. — Ебём друг дружку и деньги в кружку. Они просто свой процент со всех городских похоронных бизнесов иметь хотят, а делают вид, что пришли с одолжением. Только это им выгодно, а мне нет. Но категорично отказываться нельзя, потому что тупо начнут мешать. Рычаги у них имеются: налоговая, пожарные, санитарный надзор…
Подъехали к круговому перекрёстку. В центре его голой клумбы возвышался постамент с Т-34 ядовито-бирюзового цвета, будто танк окатили зелёнкой. Местами сквозь свежую покраску пробивался старый защитный оттенок, от чего танк выглядел больным и каким-то лишайным.
— Ну вот, блять, как это? — возмутился Никита. — Дороги убогие, танк нормально покрасить не могут! Благоустроители, ёпт!..
Никита свернул в небольшую, подсобного вида улочку, состоящую из тянущихся блочных заборов, технических малоэтажных построек, с тетрисом разрухи на облицованных белой плиткой стенах.
— Вот тут и находимся, — сказал Никита. — Улица Супруна. Видишь, быстро доехали. От дома если идти, минут пятнадцать максимум…
— А для посетителей не далековато? — спросил я. — Как клиентура добирается?
— Нормально, — успокоил Никита. — Маршрутка рядом бегает. А следующая остановка, между прочим, кладбище — то, которое Новое. Хотя оно относительно новое, с середины восьмидесятых открыли. Но ты прав, Володька, нужна контора в центре, хотя люди по-любому приедут сюда посмотреть, пощупать…
Мы остановились перед железными, окрашенными в облезло-голубой цвет воротами. Одна створка была открыта. Никита вылез из машины, толкнул, с силой потянул за собой вторую. Понукаемая створка взяла неожиданно высокую и пронзительно-ржавую ноту.
Он заехал, а я прошёл внутрь через основной вход, похожий на двухметровый саркофаг — бетонная полуарка и две ступеньки. На двери висела большая табличка “ООО «РЕКВИЕМ»”, и чуть помельче: “Изготовление всех видов памятников”.
Первым бросалось в глаза маленькое кладбище, состоящее из образцов Никитиной продукции. Выставочный фальшивый погост на три или больше десятка надгробий компактно расположился вдоль забора примерно на сотке дворовой земли: всевозможные виды стел — прямоугольные, усечённой треугольной формы, овальные, похожие на чёрные зеркала трюмо, кресты, скорбящие фигуры, цветники, цоколи…
Могилы выстроились в два или три ряда между прижатой к забору одноэтажной постройкой и навесом на железных сваях. Там стояли синяя тонированная “девятка”, белый “гольф” тройка с жёваным крылом и новенькая красная “мазда”.
Справа от навеса находился гаражный бокс, возрастное кирпичное сооружение с двумя въездами. Правые ворота были приоткрыты, одну половинку подпирала гидравлическая тележка с деревянным поддоном на оббитых вилах.
Ямы и выбоины в асфальте были присыпаны гравием. На бетонированной заплатке радужными павлиньими перьями переливались подтёки бензина. Первый же порыв ветра бросил мне под ноги мутные лохмотья полиэтилена, испачканные цементным раствором. Окружили знакомые запахи — солярка, битум, сырой, с отхожим душком песок, окислившееся железо.
— В бытовке, — Никита указал на сплюснутый одноэтажный домик, — думали офис сделать, но сам видишь, выглядит несолидно. Там щас Фаргат живёт… — Никита набрал в лёгкие воздуха и заорал: — Фаргат! Где шароёбишься?!
На крик с отчаянным лаем из ниоткуда выкатился кудлатый, беспородный пёс.
— Вот я! — ответили за нашими спинами. — Ворота закрываю…
Фаргат предсказуемо оказался азиатом, но без ярко выраженного востока. Он больше походил на обрусевшего индейца — взрослый человек с кротким, подростковым выражением лица. На стороже были чёрный пуховик, капюшон которого он накинул на голову, и синяя строительная роба.
Фаргат чуть слышно отдал какой-то шипящий пастуший приказ, и пёс, вмиг угомонившись, потрусил прочь.
— Я услышал… Вы подъехали, — проговорил Фаргат с мягким базарным акцентом. — Пошёл закрыть.
Он и дальше говорил короткими, из двух-трёх слов, предложениями, наверное, чтобы не напутать со смыслом.
— Добрый день… Никита Сергеевич…
— Фаргат, хуле грязь повсюду? — Никита с недовольной миной сначала шаркнул по полиэтилену, затем поддел его ботинком. — Свинарник развели! Люди придут, что подумают?
Фаргат наклонился, подобрал полиэтилен и скомкал.
— Всё чисто! Вчера убирал! — и показал на чёрные мусорные мешки, стоящие рядком возле торца бытовки.
— Ну, так ещё подмети! Нужно каждый раз задание давать? Сам не можешь догадаться? Что, блять, за советский менталитет?! Вон, — кивнул на плиты выставочного кладбища, — опять хуйня эта белая повыступала, памятники как обдроченные выглядят или будто птицы обосрали. Тряпку бы взял и вытер!
— Это высол, — мягко пояснил Фаргат. — Как убрать?
— Ка́ком кверху! Очистителем! — Никита повернулся ко мне. — Вот так и работаем, Володька! Прикинь, он и собаку испортил, нихуя уже по-русски не понимает, только узбекский. Ты его как зовёшь, Фаргат?
— Мечкай, — ласково сказал Фаргат. — Потому что кушать любит…
— А это брат мой младший, — Никита указал на меня. — Владимир Сергеевич. Будет вам пиздянок давать, чтоб не волынили! Понял?
— Понял, — Фаргат улыбнулся уже персонально мне. — Здравствуйте.
Я кивнул ему и пожал протянутую руку.
— Шервиц в цеху? — спросил Никита. — А Дуда тоже там? Клиенты были?
— В цеху, — подтвердил Фаргат. — Работают… Заходили…
Никита проводил узбека помещичьим взглядом:
— В принципе, нормальный чурек, работящий. А эти два хохла из Винницкой области уж такие скользкие! Шервиц — конкретно хитрожопый, Дуда — попроще…
Здание бокса, наверное, построили сразу после войны. На потемневшем от времени кирпичном фронтоне прямо над входом красовалась вышелушенная мозаика с серпом и молотом. На пороге я оглянулся и увидел, как послушный Фаргат спускался по ступеням бытовки с тряпкой и ведром.
В бывшем гараже табачный дух мешался с запахами пыли, цемента, краски, какой-то едва уловимой химии. Кроме этого тянуло подвалом и крысиным помётом. Изнутри помещение разделяла достроенная позже кирпичная перегородка. Она шла поверх заделанной ремонтной ямы и где-то на треть не доходила до задней стены гаража, а образовавшийся проём закрывал исполосованный на ленты полиэтиленовый занавес. Оттуда доносился то назойливый звон болгарки, то невнятный диалог. Голоса́ нас не слышали из-за радиоприёмника — в динамике заливалась певчая бабёнка: “Коламбия пикчерз не представляет! Как хорошо мне с тобою бывает!..”
