— Так, хлопцы, — с хмурой укоризной сказал Мултановский, — что-то вы палку совсем перегнули. Нехорошо…

Я мог поклясться, что Андрей Викторович до чрезвычайности доволен тем, куда повернула ситуация. Лицо и тон у него, может, и были для приличия мрачными, но большой палец ноги более чем весело поигрывал подцепленным тапком. Лодыжка у Мултановского была старческая, в чёрных, похожих на клубок пиявок, венах.

— Ответишь за все слова, — сипло сказал Гапон Никите. Медленно выполз из-за стола.

Я посторонился. Он, как одноногий кенгуру, пропрыгал мимо меня и скрылся в раздевалке.

— Вот так же и семь лет назад, — разочарованно пояснил Валера часто моргающему Румянцеву, когда тот снова попытался подняться. — Приехал на гнедых понтах, а как вышли бойцы от Кирзы, бросил своих и съебался, чуть протез по дороге не потерял, так торопился!..

*****

— Надо выпить! — решительно заявил Никита. Налил полный стакан виски и залпом выпил. Улыбнулся столу: — В натуре, мужики, дышать легче, когда это чмо уебало…

Тут Никита словно бы спохватился и сказал, пародируя профессорскую манеру:

— Вот такой, уважаемые коллеги, неоднозначный консенсус у нас нарисовался… — и все засмеялись.

С уходом Гапона в трапезной сделалось намного тише. Забавно было наблюдать со стороны, как Никита и Мултановский обрабатывают Румянцева и Шайхуллина. До того они явно были оглушены гапоновской шумной харизмой.

Я по мере сил пытался помочь Никите. Сказать мне было нечего, поэтому я ограничился работой оптического Цербера, держал остекленевшую, заградительную диагональ, и когда Румянцев с Шайхуллиным уводили глаза от беседы, то сразу натыкались на меня и возвращались обратно.

— Мы всё-таки муниципальное предприятие, — с достоинством выговаривал Мултановский. — А раньше были государственным, что подразумевало особый градус ответственности!..

— Это понятно… — Румянцев кивнул.

— Город возложил на нас опеку над вверенными кладбищами и конкретные функции по захоронению умерших… — Мултановский поймал взгляд Никиты и заговорил уже обычными словами. — Павел, поймите, Советским Союзом ведь не дураки руководили! Название “комбинат” не с потолка упало — наша служба “комбинированная”. Мы занимаемся всем сразу: производством сопутствующих товаров, продажей ритуальных услуг населению по доступным ценам, погребением…

— Короче, — подхватил Никита. — Андрей Викторович хочет сказать — есть ритуальный сервис и похоронный. С похоронным всё просто: вырыть могилу, закопать, поставить оградку. А ритуальный — это ж не только гроб, венок, это и вся организация похорон, оформление бумажек, прощание, поминки — много чего!..

— Андрей Викторович, — вздохнул Румянцев. — Ваше желание быть монополистом понятно. Но и коммерческая компания со статусом специализированной службы также имеет право принять заказ на похороны…

— Никит, — устало оглянулся Мултановский. — Объясни доступно ещё раз…

Брат кивнул:

— По статистике, около семидесяти процентов людей умирают в больницах. И если взять конкретно Загорск, то большинство смертей случаются в Первой городской. Вот, допустим, человек умер в палате, а родственники оформили заказ на дому с агентом от комбината или с любой другой ритуальной конторой. По идее, кто первый застолбил покойника, тот и продаёт белые тапки…

— Конкуренция, да, — Румянцев отозвался улыбкой. — Она такая.

— Но в больнице заправляет гапоновский “Элизиум”. И работники больничного морга попутно являются сотрудниками “Элизиума”.

— И перевозка, кстати, тоже его, — вмешался Пенушкин, — Гапона.

— Вы не обижайтесь, господа, — сказал отмалчивавшийся до того Шайхуллин, — но это и называется рынком услуг.

— Русланчик, вы не поняли, — ответил терпеливым тоном Мултановский. — С этим никто не спорит, люди имеют право развивать бизнес…

— Повторюсь, не вижу никакой проблемы, — перебил Румянцев, — кроме той, что Аркадий Зиновьевич оказался весьма энергичным предпринимателем. Не лучше ли искать компромиссы, договариваться…

— С кем договариваться?! — рявкнул Валера, так что Румянцев вздрогнул и прикрыл оба своих цыплячьих глаза. — Да они к живым людям прицениваются! Понятно, бабулька древняя, ей жить два понедельника, но должна же быть хоть какая-то, блять…

— Этика, — подсказал Никита. — Профессиональная.

— Он, между прочим, не на войне ногу потерял, а с моцика по пьяни пизданулся! — презрительно добавил Валера. — Лет девять назад. В больнице хирург местный накосячил, ногу пришлось оттяпать. И чтоб скандал замять, главврач предложил Гапоненке должность завхоза!..

— А то, что у него в “Элизиуме” в учредителях Осоян? — воскликнул Мултановский. — Это, по-вашему, нормально?!

— Кто это? — спросил, робея, Шайхуллин.

— Криминальный авторитет, — пояснил Никита. — Известен под кличкой Соя.

Мултановский насупился:

— Юрий Семёнович человек приезжий, новый, глубоко порядочный и от этого излишне доверчивый… Вы ему, Павел, так и передайте, что с Гапоненко опасно иметь дело.

— Подставит за милую душу! — вставил Валера.

— Именно! — подтвердил Мултановский. — Он заварил кашу в девяносто восьмом. Такой беспредел творился…

— Пока Кирза Гапона под лавку не загнал! — радостно сообщил Валера.

— Позвольте поинтересоваться: кто такой Кирза? — Румянцев утомлённо глянул на часы и вполголоса обратился к Шайхуллину: — Будем собираться?..

— Тоже бандит, — уже с неохотой пояснил Никита. — Керзаченко Григорий. Но по-своему был очень достойный человек, с принципами…

— Коммерсы раньше шутили, — усмехнулся Чернаков. — Наша крыша — Керзаченко Гриша…

— Его уже лет шесть как нет в живых, — сомнительно успокоил чиновников Мултановский и закончил с озабоченным видом: — И поэтому вообразите, господа, наше смятение, когда мы поняли, что коррупция и криминал в лице Гапоненко пытаются свить гнездо в Загорске… Что опять не так, Никита?!

— Ничего, — брат усмехнулся и покачал головой. — Свить гнездо и отложить яйцо…

С отъездом Румянцева и Шайхуллина стрелка быстро превратилась в бестолковую пьянку.

— Валер, вот нахуя ты Кирзу приплёл? — Мултановский неряшливо разливал водку по рюмкам.

— А чё такого? — пожимал неповоротливыми плечами Валера. — Ну сказал… Про него вообще-то Гапон первым пизданул.

— Просто они и так обосрались… Ладно, даст бог, прижмём эту гниду, а я, пацаны, в долгу не останусь!

— Валер, а он чё, реально протез потерял?! — рассмеялся вдруг Никита. — Ну, тогда у Кирзы?

— Ага, как Золушка туфлю.

— Надо было его вместе с Гликманом захуярить. Что ж ты так, Андрей Викторович? — беззлобно пожурил Никита.

— Надо! — яростно согласился Мултановский. — Только не я решения принимал. Да и без этого резонанс нехороший на Москву шёл… Давайте выпьем, а то нервы от этой жизни ни к чёрту…

Чернаков, который давно уже выпал из общего разговора, негромко рассказывал Шелконогову:

— Мужик бабе на лицо надрочил, а потом всё сам и слизал…

— Да блять!.. — поморщился Шелконогов. — Нахера ты смотришь такое?

— Я ж говорю, бикса эта сама предложила. Такая деловая: “Сергей Евгеньевич, давайте посмотрим порно…”

*****

Мне показалось, Никиту уже развезло, когда он общался по телефону с Алиной — добродушно уговаривал через часок приехать за нами на такси и отвезти домой в Никитином джипе. Алина, судя по раздражённому мушиному зудению в трубке, злилась.

Я успел ещё дважды наведаться в хаммам, а когда вернулся в трапезную, Никита, как метко выразился Валера: “Ушёл в Валгаллу, просьба не беспокоить”.

Брат, сгорбившись, сидел на лавке, и изо рта у него текла, прерываясь, тягучая струйка рвоты вперемешку со слюной. На линолеуме, имитирующем дубовый паркет, уже собралась небольшая лужа.

Во мне поднималось негодование. Было очень обидно за Никиту. Он одолел серьёзного соперника, причём не грубыми мускулами, а силой ума, убийственной, циничной иронией. И вместо того чтобы достойно отпраздновать победу, в одночасье лишился разума, как Аякс.

Я лишний раз порадовался, что Румянцев и Шайхуллин не застали этого безобразия, хотя, возможно, в их присутствии Никита сдержался бы и не довёл себя до потери облика.

Неловко было и перед Мултановским: Андрей Викторович осторожно шевелил Никиту, делая вид, что тот ещё вменяем, пытался вывести на разговор об общем чеке. Как ни странно, это ему удалось, брат шатко вышел в раздевалку, вернулся с кошельком, вытащил, не считая, деньги, а после снова уселся бомбардировать пол слюной.

Зазвонил Никитин мобильник. Я решил ответить и услышал голос Алины:

— А этот уже что, лыка не вяжет? Буду минут через двадцать…

Я ответил ей, что “этот” задремал.

Но Никита не спал. Во хмелю брат производил обманчивое впечатление человека незлобивого. Но стоило ему заметить, как Шелконогов показывает Чернакову, Мултановскому и Пенушкину, как он кого-то когда-то с одного удара вырубил, Никита тут же вскочил, произнёс с шалой ухмылкой:

— Боковой!.. — и залепил кулаком в стену.

От удара древесина треснула пополам, продырявив гипсокартон до кирпича. Я подумал, что Никита наверняка переломал себе пальцы или вышиб суставы, но всё обошлось декоративными ссадинами на костяшках. После демонстрации силы Никита опять плюхнулся на лавку. Но благостный настрой его покинул. Взгляд стал недобрым, зыркающим.