Чушка преградила Сереге путь к унитазу, и он сразу же ее возненавидел…

— А вы потрогайте ее, — предложил нам хозяин квартиры. — Она как живая.

Мы, морщась от кислой вони, стояли в коридоре перед открытым туалетом и недоуменно разглядывали раскорячившуюся в узком пространстве «чушку».

— В твоей грязи, — пробормотал Димка, — и не такое завестись может.

Мне почему-то было очень страшно, но я хихикнул.

— Что это вообще такое? — спросил Минтай, не подходя близко. Он демонстративно зажимал нос пальцами, отчего голос его делался похожим на гнусавую озвучку старого видеофильма.

Темно-серый кокон высотой в человеческий рост не то стоял, придерживаемый сплетением белесых нитей, не то висел на них. Так могла бы выглядеть жертва гигантского паука из «Властелина колец». Только вот кокон этот, если верить Сереге, был монолитен и прочен, как бетон, а паутина, в которой он висел, не поддавалась ножу и сама резала руки.

Я увидел нечто цветное, торчащее в теле кокона, и подался ближе — это был туалетный ершик. Я тронул его шваброй и совсем чуть-чуть надавил. Ершик неожиданно легко отвалился, а «бетонный» кокон, хрустнув, лопнул сразу в нескольких местах.

— Черт, — проронил я.

— Ты же говорил, он крепкий, — попятившись, пробормотал Димка.

— Ага, — подтвердил удивленный Серега. — Я его ножом ковырял и молотком по нему стучал, а он не поддавался.

От верхней части кокона отвалился здоровенный кусок. Неприятный кислый запах усилился. И нам всем показалось, что в неровной дыре что-то шевельнулось.

— Не нравится мне это, — сказал Димка, держась за свою «Осу».

— Похоже на яйцо, из которого кто-то вылупляется, — добавил Минтай.

— Нет, — медленно проговорил я. — Этот кокон похож на кокон. На куколку. Понимаете?

— В куколку превращается гусеница, — поделилась своими знаниями Катя. — А потом из куколки выбирается бабочка.

— Закрывайте дверь! — заорал вдруг Димка, напугав нас всех. — Запирайте! Да не стойте же вы! Быстрей!

Еще один кусок выпал из «чушки» и рассыпался у моих ног. Я, не думая, ткнул в образовавшуюся дыру шваброй и почувствовал ответный удар — внутри кто-то был, и ему моя бесцеремонность явно не понравилась.

— Там внутри, похоже, человек, — сказал я. И позвал, догадываясь, что ответа не получу:

— Эй! Кто там?!

Все замерли. Даже Димка остановился.

Мы услышали шум внутри кокона — будто, действительно, гигантская бабочка скребла лапками, шуршала смятыми крыльями, отыскивая выход из своей темницы.

А потом эта «бабочка» сипло зарычала, кокон начал разваливаться, нити, что удерживали его вертикально, принялись рваться. Димка опять завопил про дверь, потянул меня назад, едва не опрокинув, — но я все же успел увидеть, как из рассыпающейся «чушки» неуклюже выбирается страшное уродливое существо.

— Зомби! — заорал я, вспомнив Димкины фильмы.

Дверь захлопнулась; я все же упал; едва не придавив меня, с грохотом завалился набок стоящий рядом тяжеленный шкаф — Димка и Серега баррикадировали выход из туалета.

— Зомби, — растерянно повторил я и, повернувшись, увидел, как из комнаты в коридор выходит еще одно такое же существо, с ног до головы обсыпанное серой пылью.

* * *

Наверное, глупо было называть этих обращенных словом «зомби» — они все же не живые мертвецы и не одурманенные ядом рабы. Но — «слово не воробей, вылетит — не поймаешь». Я потом не раз думал, какое название лучше подошло бы для этих тварей. Так и не определился.

Не слишком расторопные, многочисленные, вечно голодные, сильные, невероятно живучие и тупые — зомби и есть. Они тошнотворно воняют кислятиной, их слюна ядовита, их жвалы легко перекусывают и перемалывают любую человеческую кость — хрясь — и все! А самое жуткое, с моей точки зрения, это то, что обратившиеся зомби остаются похожими на тех, из кого они обратились. Происходит так, скорей всего, из-за малого времени метаморфозы — всего-то за три-четыре часа в коконе выпекается монстр, похожий на соседа, родственника, на твою жену, мать или ребенка. Или на тебя — если это тебе сегодня не повезло, если это ты вдруг почувствовал смутное беспокойство и, обильно потея серой слизью, начал искать уединенное место.

Мерзкие твари. Я не хотел бы стать таким.

* * *

С тем зомби, что вошел в коридор и направился к нам, разобрался Димка. Действовал он решительно: отстранив Таню, быстро двинулся монстру навстречу. Когда между ними оставалось полтора метра и чудище, урча, уже тянулось к живому двуногому мясу, Димка вскинул «Осу» и влепил все четыре пули в отвратительную слюнявую пасть, похожую на жвала насекомого, — брызги так и полетели. Но этого показалось Димке недостаточно. Не слишком доверяя травматическому оружию, он отобрал у оторопевшего Сереги нож и с размаху всадил его в глаз «покойнику» — фильмы про ходячих мертвецов научили Димку, как правильно обращаться с зомби.

— Во дает! — восхитился Серега.

Чудище, щелкая челюстью, завалилось назад.

Димку вырвало.

Из туалета неслись жуткие звуки. Заблокированная шкафом дверь вздрагивала и понемногу открывалась — этого никто не замечал. Все смотрели на поверженного, но еще живого зомби — он корчился на полу, размахивал конечностями, в его пасти хлюпала коричневая пена.

— Откуда он взялся? — отплевываясь и вытирая губы, спросил Димка. — Серый, ты дверь за нами закрыл?

— Обижаешь, братан! Закрыл и запер!

— Точно? Тогда этот откуда приперся?

— Да он, наверное, тут где-нибудь прятался, — сказал Серега. — В квартире. Это же приятель мой, я рассказывал про него. Славик это.

— И сколько, говоришь, у тебя собутыльников было? — бледнея лицом, спросил Димка.

— Пятеро вроде.

— Вот черт, — выдохнул Димка и трясущимися руками принялся торопливо перезаряжать «Осу».

* * *

Квартира у самогонщика Сереги была большая. Ему много раз предлагали ее продать и взять что-нибудь более скромное, но он, напуганный рассказами о «черных» риелторах, охотящихся за одинокими алкоголиками, про подобные сделки и слышать ничего не желал. Тем более что не очень давно придумал, как получать с лишней площади доход, — две комнаты из четырех Серега сдал под склады каким-то армянам с ближайшего рынка. Они не слишком его беспокоили, появлялись не чаще раза в неделю, что-то быстро забирали, что-то приносили, исправно платили деньги и в жизнь хозяина квартиры не лезли. Ну и Серега в сданные комнаты почти не совался. Нечего ему там делать было — в одной из них сгорела его гражданская жена, другая для жилья и вовсе была непригодна: в ней отсутствовали батареи отопления, а вместо оконных стекол были вставлены куски фанеры и картона; даже свет здесь не включался из-за неисправной проводки — армяне ходили в эту комнату с фонариками.

Судя по следам, именно оттуда и выбрался в коридор переменившийся Славик.

— Ну уж нет, — заявил Димка, с опаской посматривая в сторону приоткрытой двери. — У нас тут не кино, так что туда мы не пойдем.

— А может, спалить здесь все? — предложил я и сам понял, какую глупость сморозил, — огонь весь дом может охватить, пожарных-то в городе нет.

— Чо ты ляпнул, чудило?! — заволновался Серега. — Какое спалить! С меня армяне три шкуры сдерут!

— Да нет уже никаких армян, — спокойно заметил Димка. — Идем ко мне, там решим, что делать дальше.

Он стоял на ковре, которым мы накрыли недобитого зомби, — тот все еще дергался, пусть и не столь активно.

Перепуганная Катя жалась к стенке. Ее оберегал вооружившийся молотком Минтай — выглядел он довольно комично, в первую очередь из-за инструмента: молоток был маленький, почти игрушечный, а Минтай держал его двумя руками.

Я встал рядом с Димкой и почувствовал, как шевелится под тяжелым ковром страшный Славик, которого восемь пуль из травмата и воткнутый в глазницу нож так и не смогли успокоить.

— Я через него не полезу, — заявила вдруг Катя.

Димка холодно на нее поглядел, сказал равнодушно:

— Как хочешь.

Я вдруг понял, что уже какое-то время не слышу звуков из туалета. Тот, кого мы там заперли, больше не пытался вырваться наружу. Меня это насторожило.

— Юрьич? — позвал Димка нашего начальника. — Ты идешь?

— Да-да… Сейчас… — Минтай привлек к себе Катю, приобнял ее, что-то зашептал ей на ухо — кажется, уговаривал следовать за ним. Мне стало противно смотреть на эту парочку, и я отвернулся. Вспомнив о пропавших собутыльниках Сереги, заглянул в проходную комнату, где у некрашеных чугунных батарей выстроились бутыли с брагой. Приметил на шифоньере лыжи, подумал, что лыжные палки больше походят на оружие, нежели моя швабра. Оглянулся на Димку, на Серегу — минута-другая у меня еще была. И я, не теряя времени на раздумья и колебания, бросился в комнату к шифоньеру, схватил стул, передвинул, залез на него, потянулся наверх…

Лыжные палки были просто отличные — крепкие, по-советски кондовые, с острыми двухсантиметровыми шипами на концах, с резиновыми рукоятками. Я сразу отломал пластмассовые кольца и отбросил ненужную больше швабру. Пробуя получившуюся пику, легонько стукнул в дверцу шифоньера. Она скрипнула и открылась. Мне в ноздри ударил кислый запах, к которому я вроде бы уже притерпелся. Серая пыль выплеснулась из шкафа. Звеня, выпала металлическая перекладина, разлетелись по полу деревянные вешалки-«плечики». В коридоре что-то заорал Серега, заругался вычурным матом. И я увидел, как в глубине шкафа, стряхивая с себя рваную и мятую одежду, поднимается сутулая, нескладная фигура.

Я завопил, ткнул ее лыжной пикой и бросился назад к товарищам.

Зомби выпал из шкафа и медленно, как-то странно дрыгая всем телом, пополз за мной — кажется, у него не было одной ноги.

— Уходим! — проорал я, ворвавшись в коридор. — Уходим все! Быстрей!

За секунды моего отсутствия здесь ничего не изменилось: Катя и Минтай так и стояли на месте, ни о чем, видимо, не договорившись; Димка попирал ногами похороненного под ковром зомби, а рядом, ругаясь, топтался опухший и разящий перегаром Серега.

— Там еще один! — крикнул я.

— Вижу, — озабоченно отозвался Димка. Но смотрел он не в проходную комнату, откуда я выбежал. Он смотрел в конец коридора. Туда, где находился туалет. Дверь туалета была приоткрыта, и в проеме ворочался, пытаясь дальше подвинуть шкаф, уже знакомый нам зомби.

— Это же Павлик, — икнув, обрадованно сообщил Серега. — Ну точно, чо! — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Я и гляжу, рожа знакомая. Павлик из третьей квартиры, у него «Ока» всегда сигнализацией выла. А там Семеныч ползет — ему ногу из-за курения отрезали.

— Да хватай ты бабу свою! — теряя остатки терпения, заорал Димка Минтаю. — Тащи скорей! Сейчас Павлик из гальюна выберется! И вам кранты!

Вот это «бабу свою» здорово меня задело — я даже поморщился.

— Все, мы уходим, — решил Димка. — Брюс, отпирай!

Я кивнул, заметив, что Катя и Минтай наконец-то зашевелились, перепрыгнул через накрытого ковром зомби и бросился ко входной двери. Отперев накладной «английский» замок и сняв цепочку, я уже готовился выйти на лестничную площадку, как вдруг в дверь кто-то сильно стукнул — то ли тяжелым ботинком пнул, то ли головой приложился. Я, предчувствуя недоброе, заглянул в мутный глазок и оторопел.

— Ну кто там еще?! — крикнул мне Димка. — Таня? Оля?

— Нет, — ответил я. — Там зомби. — Я щелкнул замком, запирая дверь, и привалился к ней спиной. — Много зомби.

На лестничной площадке толкались, как минимум, полтора десятка монстров. Я не мог за ними увидеть, закрыта ли дверь квартиры, в которую ушли Таня и Оля. Но я помнил точно, что эта дверь была широко распахнута, когда Серега приглашал нас к себе. И вряд ли девушки притворили ее потом — они должны были ждать нашего возвращения.

Так неужели?..

Подскочивший Димка оттолкнул меня, припал к глазку и выругался.

Отступать из этого коридора нам было некуда — разве только на кухню. Но тогда пришлось бы проскочить мимо лезущего из туалета Павлика — он, видя нас, так и щелкал уродливыми челюстями, хрипел и размахивал руками.

Решение пришло мгновенно: с криком «Убейте Семеныча!» я прыгнул вперед, вырвал из рук растерявшегося Минтая свою Катю и потащил ее к туалету. Она почти не сопротивлялась — кажется, она до смерти перепугалась. Тем не менее команду мою она услышала и поняла.

Отпустив ее, я, будто копьем, с разбегу ударил лыжной палкой лезущего из туалета зомби — я весь свой вес вложил в этот удар, всю свою силу. Павлик отлетел к стене, а я, отбросив пику, тут же захлопнул дверь могучим пинком и налег на тяжеленный шкаф, возвращая его на место. Катя мне помогала.

Скользя ногами по грязному линолеуму, упираясь в стены, пыхтя, мы смогли опять прижать шкаф к двери. Катя касалась меня — рукой, бедром, плечом. Я косился на нее и видел грудь в вырезе платья. Я слышал ее прерывистое дыхание и чувствовал ее запах — у меня голова закружилась.

— Зачем ты это сделала?!

Опомнившийся зомби ударил в притворенную дверь, да так сильно, что с косяка посыпалась штукатурка. Мы с Катей налегли на шкаф, не позволяя ему сдвинуться.

— Что именно? — Ее обращенный на меня взгляд выражал недоумение, но я-то слишком хорошо ее знал, чтобы купиться на эту фальшивую искренность.

— Ты все отлично понимаешь!

Дверь вздрогнула от очередного мощного удара, шкаф отъехал сразу на пару сантиметров — в открывшуюся щель тут же сунулись пальцы. Мы с Катей поднажали.

— Ты хороший мальчик, Боря. А я плохая девчонка.

— Что за чушь?!

— Плохим девочкам нужны деньги. А у хороших мальчиков денег не бывает.

Защемленные пальцы наконец-то убрались. На стенку опрокинутого шкафа передо мной упал серый ноготь с куском кожи и мяса.

— Значит, дело только в деньгах? — пропыхтел я, стараясь не смотреть на мерзкий ошметок.

— Не только…

Павлик словно взбесился, замолотил в дверь так, что казалось, будто в туалете не один зомби, а трое.

— Ты неудачник, Брюс, — припечатала Катя, и я едва не отпустил шкаф. — Ты достиг своего предела и больше не пытаешься куда-то расти. Тебя все устраивает. Тебя. Но не меня. Я давно должна была тебя бросить. Но чего-то ждала… Извини, что получилось вот так…

— А как же… — Я замялся. — Чувства… Симпатия. Любовь… Или не было ничего?

— Ну почему же? — Она отвернулась. — Только это уже неважно.

— Почему?! — закричал я. — Что может быть важней этого?!

— Будущее, — помолчав, сказала Катя. — У тебя нет будущего. У тебя есть только бесконечное настоящее.

Позади раздались выстрелы — Димка разбирался с калекой Семенычем.

— Значит, ты решила, что у Минтая будущее есть? И чем он лучше меня?

Катя оглянулась, нервно закусив губу и хмуря лобик. Я хорошо знал эту гримаску, я все их успел выучить за время нашего знакомства — эта называлась: «У меня есть одна тайна, я не уверена, что могу ее тебе рассказать, но мне очень хочется».

— У Миши, — Катя понизила голос, — есть шесть миллионов. Мне, в общем-то, плевать на деньги, тем более что это не такая уж и большая сумма. Но для меня эти шесть миллионов показатель того, что мой Миша — человек с будущим. А ты, извини, — лузер.

Я выпрямился, отпустив шкаф, ничуть уже не боясь беснующегося в туалете зомби. Мне даже захотелось выпустить его сейчас в коридор — пусть-ка все поглядят, какое у них тут будущее.

— О чем мило беседуете? — Меня пихнули в правый бок. Чьи-то руки, испачканные бурой слизью, придержали начавший отползать шкаф. Я повернулся и не сразу узнал Димку — так он был перемазан.

— Семеныч готов, — доложился Димка. — Две пули в висок, две пули в глаз и ювелирная работа молотком. Лежит теперь, не дергается. Серого вон только тяпнул за ляжку. Как думаете, он теперь тоже в зомби превратится?

Доковылявший до нас Серега зло заругался — ему шутка не понравилась. Только шутка ли это была?

Я огляделся.

Бледный Минтай стоял возле Кати и пытался ей помогать, придерживая шкаф ногой. Губы его дрожали, левый глаз подергивался. Он был безоружен — его молоток перешел к Сереге. Но вояка из Сереги был уже никудышный: хозяин квартиры трудно и часто дышал, надувая щеки; на висках и шее у него вздулись вены, на лбу выступила испарина, глаза опять стали похожи на пуговицы. Бедро выше раны перетягивал ремень, но это, кажется, не слишком помогало — вся штанина ниже колена пропиталась кровью, и на полу быстро натекала темная лужа.

— Ерунда, — соврал я Сереге. — Немного отлежишься, жидкости попьешь побольше, и все придет в норму.

Запертый в туалете зомби притих, то ли утомившись, то ли покалечившись, то ли осознав тщетность своих попыток вырваться — в последнее верилось с трудом.

— Что будем делать дальше? — спросил Димка, глядя на меня.

— Запремся на кухне, — озвучил я свой короткий план. — Передохнем немного. И попробуем спуститься.

— Спуститься? — удивился Димка. — Вниз? А ты не забыл, дорогой друг, что мы на восьмом этаже?

— Не забыл, — ответил я. — Но, если я все правильно представляю, возможность спуститься есть… Вот только…

— Что?!

— Вот только я не уверен, что моя идея вам понравится…

Вниз!

Самогонщик Серега умер примерно через пятнадцать минут после укуса. Мы заметили это не сразу, поскольку были заняты делом — мы громили кухню: срывали со стен навесные ящики и полки, выворачивали тумбу с мойкой, плиту, стиральную машину, громоздили все это перед единственной дверью. Но мы не просто заваливали ее, нет. Мы все делали по уму — я лично распоряжался стройкой, так как только у меня был заготовлен план действий. Наша баррикада одним концом упиралась в закрытую дверь, а другим — в противоположную стену. Так что сдвинуть ее было практически невозможно.

Вот только сама дверь оказалась хлипкой — но это выяснилось позже…

Серега тихо сидел в углу, вцепившись в чугунную батарею отопления, будто надеясь, что она удержит его в этом мире. Димка опустился на корточки перед ним, чтобы еще раз извиниться за погром. Заглянул в опущенное лицо, тронул шею, коснулся запястий. И встал, дрожа:

— Серега готов.

Неожиданно для нас всех он вдруг всхлипнул, но тут же взял себя в руки. Димка быстро трезвел, и его безбашенное веселое настроение менялось — Демон делался злым и угрюмым.

Я открыл холодильник, достал пятилитровую бутыль с мутной жидкостью, поднял с пола три эмалированные кружки, протер каждую углом рубахи, выстроил в ряд на подоконнике, наполнил. В расколотой деревянной хлебнице нашел горбушку, разделил ее. Предложил:

— Помянем.

Выпили, не чокаясь. Катя, хмуро на нас глядя, сказала:

— И мне налейте.

Налили и ей — в граненый стакан. Она, зажав нос наманикюренными пальчиками, одним махом влила в себя едкий самогон, сморщилась, громко выдохнула и перекрестилась. Отодвинув меня, сама полезла в холодильник искать, чем закусить.

— Мы с Серым в одну школу ходили, — сказал Димка, присев на корточки против покойника. — Он на три года старше меня был. Курить меня научил, зараза.

Я разлил еще — в стакан и три кружки, по чуть-чуть.

— Окосеете же, — неодобрительно предупредила Катя. — Погодите, я хоть на стол что-нибудь накрою.

Столом у нас был подоконник. Катя постелила на него газету, вскрыла найденную банку кильки, нарезала на блюдце осклизлых огурцов, в морозилке подтаявшее сало обнаружила, накромсала его щедрыми кусками.