К вечеру подморозило, снег сделался рыхлым. Идти по нему было тяжело. Ноги проваливались. Не дойдя до камня нескольких шагов, Эймс остановился и присел:
— Смотрите…
Мы с Эйо послушно наклонились. В сумерках видно было плохо, но запасливый сержант прихватил с собой факел.
— Они же… — я от удивления потерял дар речи. — Это ж следы босых ног! Тут прошли голые люди!
— Голые они или нет… я не знаю, но одно могу сказать точно — они не знают, что такое обувь. И вряд ли сильно мерзнут. Еще что-нибудь видите?
Я осмотрелся, но ничего, кроме нескольких отпечатков босых ног на снегу, не заметил.
— Ничего… И много таких?
— Довольно-таки. Эти ближе других. Потому я и отвел вас сюда, — Эймс повернулся, махнул рукой Дово. — Эй, солдат, что видишь?
— Следы, сержант!
— И еще что?
Солдат на некоторое время замолчал, приглядываясь.
— Они не проваливаются.
— Вот… — Эймс расплылся в улыбке, будто догадливым оказался его родной сын. — Они не проваливаются в снег.
Я посмотрел на свои ноги, по лодыжки ушедшие в снежную крупу.
— И они босые… — добавил солдат.
— Молодец. А теперь шагом марш на пост! — рыкнул сержант, сменив настроение.
— Не проваливаются… — пробормотал Эйо, задумчиво скребя бороду.
— Да, — кивнул сержант. — Они живут в этих горах всю свою жизнь. Понимаешь?
— Почему?
— У них стопа широкая. Специально приспособлена, чтобы ходить по снегу и не проваливаться. Такое бывает… Знаешь, я видел лягушек, которые могут лазать по деревьям. И даже белок, которые умеют летать… С дерева на дерево. Но когда-то, мне сказал об этом один мудрец, они были обычными лягушками и белками… А потом, — Эймс хлопнул в ладоши. — Приспособились. Так и эти…
— А что случилось с тем мудрецом? — спросил я.
— С которым? — сержант почему-то улыбался.
— Что рассказал про лягушку?
— А, — Эймс махнул рукой. — Голову ему отрубили. Самозванец оказался.
Развивать тему я не стал.
— Дарольд, — продолжил сержант, — этих тварей тут полно, и они шли за нами все это время. Понимаешь? Шли, но не подходили близко. А сейчас… Сейчас они ходят кругами, как голодные волки. И думаю, что ночь будет не самой простой… Это я виноват.
— Почему?
— Не стоило строить укрепление, наверное, босых тварей это злит.
— Никто не хочет перемен, да?
— Точно.
— Но теперь ничего не поделаешь, — я огляделся. — Перемены не зовут. Они просто происходят и все. Так что…
Я не договорил.
— Пойдемте-ка обратно, — заявил Эймс, настороженно озираясь. — Не нравится мне все это.
Мы вернулись в лагерь. Тут тоже чувствовалась нервозность. Горели факела. Солдаты расставили их так, чтобы в темноте видеть как можно дальше. Короткие заостренные палки были воткнуты в снег таким образом, чтобы их можно было легко подхватить и бросить. Мечи обнажены. Топоры наготове. Лус зарядил арбалет, но стрел было мало, и надеяться на то, что удастся перестрелять врагов издали, не приходилось.
— Стрелы береги, — распорядился Эймс. — Стрелять только наверняка.
— Как думаешь, нападут? — спросил я.
— Они подошли совсем близко. Изучили место. Не знаю, может быть…
— Что?
— Сейчас я подумал, что эти твари что-то вроде стражи. Похоже, они не хотят пускать нас вглубь леса.
— Вот тебе раз, — хмыкнул я, — а как же страх перемен?
— Это тоже, — Эймс сморщился, — но меня смущает то, что следы старательно обходят деревья. Они будто постовые. К тому же могли атаковать нас и раньше, но выждали, будто не знали, куда мы пойдем.
— Можно подумать, у нас есть другой выбор, — вставил Эйо.
— Есть, — Эймс махнул рукой в темноту. — Там можно пройти стороной. Вдоль скального распадка.
— Нет, — покачал головой Эйо. — Надо в лес.
Эймс цокнул языком.
— В общем-то, не важно, по какой причине они желают оторвать наши несчастные головы. Главное, чтобы мы сумели удержать их на плечах.
— Верно.
Сержант двинулся дальше, а мой взгляд упал на Эжена. Тот сидел у костра и правил лезвие меча небольшим, видавшим виды точильным камнем. Он был хмур.
— Чему печалишься? — я подошел и сел рядом.
Эжен покачал головой.
— Когда ждешь, всегда в голову приходит разная ерунда.
— И все-таки… — протянув руки к теплу, я смотрел в огонь. Языки пламени отплясывали свой завораживающий танец.
— В одном далеком-далеком портовом городе есть улица. Там множество цветов. Разных. Благородные розы, простые ромашки, фиалки, гладиолусы… Цветы там везде. В горшках, вазах. Улица так и называется — Цветочная. Самая красивая улица в городе. Да что там, во всей стране… И пахнет там совсем не так, как должно пахнуть в портовом городишке. Там даже моряки, те, у кого вместо души черствые просоленные сухари, останавливаются и начинают глазеть по сторонам. Будто ничего прекраснее и не видели в своей мокрой жизни.
— Да ты оказывается романтик, — прошептал я.
Эжен сделал вид, что не услышал, и продолжил:
— На той улице живет девушка. Когда-то один молодой моряк обещал взять ее в жены. Она любила его, а он… он тоже любил ее, но просто тогда еще не понимал этого. Потом, конечно, его корабль ушел в море. По воле капитана и по прихоти судьбы моряка мотало из порта в порт. Из страны в страну… А девушка ждала его там, в небольшом городке, среди азалий и роз. Говорят, что она ждет его до сих пор. Приходит на пирс и глядит, глядит на горизонт… Не появится ли его корабль.
Он замолчал. Поднял меч, посмотрел вдоль лезвия и снова принялся подправлять заточку.
— Хотя, скорее всего, она уже давно вышла замуж. И ни к чему теперь обо всем этом думать.
— Я не знал, что ты ходил в море, — сказал я.
Эжен неопределенно хмыкнул.
— Увы, это не моя история, У меня таких историй еще не было… и наверное уже не будет. Знаешь, жизнь человека измеряется не годами, а делами, событиями. Иной человек всю жизнь в одной лоханке со свиньями полощется, а у другого приключений на три века вперед. Несправедливо, а?
Я не нашелся что ответить. Вместо этого я достал меч и, подражая Эжену, посмотрел на лезвие.
— За оружием следить надо, — строже сказал Эйо, он подошел незаметно, я даже вздрогнул.
— Вроде бы все нормально, — неуверенно ответил я.
— Где же нормально… — Эйо взял мой меч, — был бы ты моим солдатом, за такое обращение с оружием не миновать тебе плетей. Смотри. Ржавчина…
Он постучал ногтем по едва заметному пятнышку.
— А вот тут, смотри, кромка завалена! Что ты собираешься им рубить? Капусту на засолку? Дрова?
Я смутился.
— Ладно, — проворчал Эйо, доставая точильный брусок. — Подправлю, покажу тебе, как это делается.
И он, усевшись поодаль, начал с силой водить камнем по лезвию.
— Каждый раз перед боем я вспоминаю об этой улице, — снова заговорил Эжен, — о том сводящем с ума аромате цветов. И о женщине, которая ждет на пирсе. Я не боюсь смерти. Но мне так жаль, что у меня не будет такого…
Больше он не сказал ни слова. Очевидно, ему нужно было побыть в одиночестве.
После разговора с Эженом тоскливое настроение овладело и мной. Я вспомнил дом и родных. Как странно и страшно закрутила все жизнь… Разбросала всё и всех в разные стороны А ведь когда-то мне казалось, что ничего не изменится, все так и будет, скучно и обыденно. Рад ли я, что жизнь сделала такой крутой поворот? Какой выбор сделал бы, появись возможность что-то переиграть?
Ответ был один — нет. Я очень хотел вернуть все назад, все исправить, но увы, судьба не позволяет нам такой роскоши. Теперь меня швыряло от одного порога до другого. И решения, которые я принимал, на самом деле, ничего не значили, потому что, когда ветер дует, удел тростника — сгибаться. От осознания этого становилось горько на душе, и силы незаметно оставляли меня.
Чтобы развеяться, я прошелся по нашему небольшому лагерю, и с удивлением обнаружил, что тоска овладела почти всеми… Даже Эймс хмурился, чего за ним обычно не водилось. Вокруг были унылые лица. Лус сидел на корточках, прижав ладони к лицу, и раскачивался из стороны в сторону. И только тут я понял, что в моей голове давно уже звучит чей-то настойчивый голос:
— Очнись! Очнись! Очнись!
У меня словно пелена спала с глаз. Магия! Кто-то неведомый наложил на наш отряд заклинание уныния, и сейчас медленно, но верно, высасывает из людей силы, превращая их в безвольные куклы. Я закрыл глаза — и сразу увидел нечто, напоминающее серебристую сеть, опутывающую весь наш укрепленный лагерь. Времени на раздумья не осталось — я схватил сеть, рванул, пытаясь разодрать ее…
И в тот же миг у северной стены закричали.
— Тревога!
Отряд мгновенно очнулся от колдовской одури. Будто ветром смахнуло невидимый магический туман. И больше не было уныния. Теперь мы были готовы отразить любую напасть.
— На постах стоять! — крикнул Эймс, на бегу выхватывая меч.
Я тоже поспешил к северной стене. Меня догнал Эйо.
— Что там?
Вила стоял, подняв метательное копье.
— Там, около факела. Он попытался потушить…
И действительно, один из факелов стоял криво. От факела в темноту уходила цепочка следов.