Механизация же заключалась в использовании плуга и сеялки. Самой что ни на есть примитивной и простой.

С плугом все понятно. Качественное улучшение и ускорение механической обработки почвы — это большой плюс. Хотя и не такой очевидный на первый взгляд. А вот сеялка выступала настоящей сельскохозяйственной «вундервафлей» [В данном случае имеется в виду смешливый пересказ немецкого слова wunderwaffe — чудо-оружие.] в этих условиях. Почему? Так сеяли зерновые в те годы как? Просто рассыпали их по пашне, а иной раз и просто по разрыхленной мотыгой земле. И птицы склевывали в среднем от трети до половины, а иной раз и больше.

К чему это вело?

К низкой урожайности. Ведь архаичные сорта зерновых не отличались ни большим количеством зерен в колосе, ни множеством стеблей в кусте. А значит, выжившие всходы не могли компенсировать погибшие семена, с одной стороны, а с другой — сыпать приходилось обильно. Птицы же склевывали зерна неравномерно, из-за чего получались островки слишком густого посева, где растения мешали друг другу. И выходило, что местами шли проплешины с бурьяном, а местами чахлые, но густо растущие злаки.

Так или иначе, но ручной посев банальным разбросом уменьшал урожайность зерновых в те годы минимум вдвое. И Андрей планировал этот вопрос разрешить, изготовив примитивную сеялку. Два колеса. Бункер с зерном. Нож, разрезающий грунт. Трубка, по которой зерна подавались. Отвал, засыпающий разрез грунта. И мерный счетчик-отсекатель для зерен, работающий от оборота колеса.

Он с этой сеялкой сам возился.

Кузнец и его подмастерья, конечно, помогали. Но основной объем работы приходилось делать самому. Так было проще и быстрее.

Пока он ограничился сеялкой на ручной тяге. Просто проверить. Да и засеять по весне сорок гектаров [300 четвертей — это 163,881 га. Четверть от них — 40,97025 га.] овсом и столько же по осени пшеницей можно было и без лошади. Во всяком случае, это было проще, легче и быстрее, чем рассеивать зерно вручную на таких площадях.

Конечно, оставался еще открытым вопрос с сеном. Но Андрей не обольщался. На своих «33 квадратных метрах» он в принципе не в состоянии прокормиться. Даже просто обычным продовольствием. Поэтому без закупок не обойтись. Вот и думал больше не столько об автономности, сколько об эффективности использования собственной земли.

И так во все это погрузился, что даже не заметил, как в очередной раз подставился. Во всяком случае, неделю спустя к нему подошел Кондрат и присел на лавочку со словами:

— Да, не думал я, что у Петра дочь такая дура.

— Чего это? — напрягся парень.

— А чего ты с ней как с ребенком возишься?

— Так забыл, что ли? Про колдуна.

— А, ну да, колдун.

— Вот и учу ее. Мне ведь супруга толковая нужна. Чтобы я мог на нее положиться.

— А ты сам-то отколь сие ведаешь?

— Как откуда?

— Я послушал твои поучения. Мудрено очень. Да и отец твой иначе дела вел. И я. И все мы. Откуда твои знания?

Андрей замолчал. Он как-то растерялся от такого вопроса.

— Можешь не отвечать, — улыбнулся Кондрат. — Мне. Но я уверен, рано или поздно этот вопрос тебе зададут.

Снова тишина.

— Ты не слушай ее. Я ведь не раз замечал, что она тебя поучает — быть как все. Не выделяться. Ну когда думает, что никто ее не слышит. Многие это замечали. Но то не страшно. Чай, не в глухой чаще живете, а среди людей.

— А чего не слушать?

— Так вы чем больше стараетесь быть как все, тем смешнее выходит. Другие вы с ней. Оба другие. Ученость твоя явно книжная и весьма великая. Откуда она? Я не ведаю. Отец Афанасий тоже лишь руками разводит. Сабелькой вон лихо владеешь. Много лучше любого из нас. Значит, учитель у тебя был добрый. А это себе не каждый боярин может позволить. Да и она — краля. Дочь простого десятника тульского. Как же! Читать-писать может, причем бегло. Много всего знает, что знать не должна. Обыденные же вещи не ведает. А как гневаться изволит, так глаза молнии мечут. Словно княжна какая. Лишь силой духа своего смиряется. Вы оба белые вороны.

— Федот и Аким так же думают?

— А как же? Или ты думаешь, что мы пошли бы под руку простого помещика? Считай, новика?

Андрей скрипнул зубами.

— Вот я и думаю, что, может, колдовство то и заключалось не в вашем повреждении, а в том, чтобы мы все подумали, что ты — это Андрейка, сын покойного Прохора, а она — Марфа, Петрова дочь. Тогда ведь и безумие Петра становится понятно. Не выдержала душа обмана. Болеть стала. Оттого и окрысился на тебя.

— Его ведь натравили.

— А его и раньше натравливали. И что? Ума хватало глупости не делать.

— Отец Афанасий тоже так думает?

— Многие в Туле ныне задают вопросы… — уклончиво ответил Кондрат.

— Спасибо, — тихо ответил Андрей.

— За что?

— За то, что сказал. Я ведь… я ведь и не замечал даже…

— А как тебе заметить? — усмехнулся дядька Кондрат. — Ты совсем иначе живешь. Иначе мыслишь. Я когда увидел, что ты стал носиться с чистотой как одержимый, то сразу заподозрил неладное.

От этих слов Андрей чуть дернул подбородком, выдавая свое крайнее раздражение. Он как-то забыл, что в эти времена о гигиене еще ничего не знали и не связывали чистоту со здоровьем. Мытье же, особенно частое, связывали совсем с другими вещами. Особенно мытье одежды и общую борьбу за внешний чистый и приятно пахнущий облик.

Быть чистым в те времена считалось признаком статуса. И князь, как в приснопамятном фильме «Викинг», бегать грязным прилюдно просто не мог бы себе позволить. Ведь среди незнакомцев считался главным тот, кто выглядел чище и был богаче одет. По умолчанию. Ибо встречали по одежке. Одежда и чистота выступали в роли своего рода погон, позволяя маркировать людей по их социальному статусу через внешний вид. Даже если обстоятельства сложились так, что тот же князь испачкался, то он при первой же возможности навел бы марафет. Даже какая-нибудь власяница для смирения — и та у таких людей должна быть чистой и не рваной.

Андрей же заморачивался с чистотой просто чрезмерно. Просто боялся заболеть. Да и вообще — не привык он к тому, чтобы возиться в грязи. И это просто резало взгляд окружающим.

Показателен был и его поступок, совершенный при посещении царя. Его одежда обычна для простого поместного дворянина. Но он ее устыдился и решил прийти в доспехах. Достаточно дорогих доспехах по меркам Руси. Об этом он имел дурость всем растрепать. Дескать, беден. Пришлось в доспехах идти, ибо в них сраму нет…

— Дурак… ой, дурак… — тихо простонал Андрей, когда дядька Кондрат ушел и парень остался наедине. — Кем же они меня вообразили?

Глава 3

1554 год, 13 февраля, вотчина Андрея на реке Шат

Андрей стоял в одном из «скворечников» крепости, наблюдая за тем, как бушует метель. Она началась внезапно. Еще утром небо было чистое и прозрачное. Ни облачка. После обеда же подул ветер и набежали тяжелые, низкие тучи. А потом и снег зарядил. Сильный. Настолько сильный, что шагов на сто уже ничего и не видно. Ну хорошо, на двести. Хотя назвать те силуэты нормальной видимостью — явный перебор.

Жизнь в крепости шла размеренно. Размеренно, но очень интенсивно. Ранний подъем и много недурно организованного коллективного труда. Хорошее питание. Теплая одежда. Добротное жилье. Укрытие от ветра за стенами и общая безопасность.

Андрей для своих людей обеспечил если не рай, то что-то очень близкое в этом. Во всяком случае, в их представлении. Шутка ли? Трехразовое питание по расписанию. Да сытное. И с мясом, да на масле или сале. А в постные дни — рыба. И не по чуть-чуть, а нормально.

Люди были сыты, здоровы, чисты и полны энтузиазма.

За чистотой, несмотря на замечания дядьки Кондрата, Андрей продолжал следить. И даже усилил рвение. Ведь если все и так себе чего-то там придумали, то зачем обманывать их ожидания?

Более того, у того, кто высок статусом, и люди его должны быть одеты богато и выглядеть чисто. Ибо слуга царя отличается чистотой Облика от слуги мелкопоместного дворянина как небо и земля. Поэтому парень даже усилил свое внимание к этому вопросу. А люди его безропотно поддержали…

В дни, когда позволяла погода, проходили тренировки и вылазки за пределы крепости. За дровами. К реке. И так далее. В остальные дни — напряженно трудились внутри. Благо работы хватало. Ведь Андрей планировал заготовить достаточное количество стрел, а также доброго снаряжения для всех своих людей.

Все было так хорошо последние пару недель, что парню хотелось, чтобы зима не заканчивалась. Тихо. Спокойно на душе. Понятно все. Размеренно…

И тут сквозь пургу замерещились какие-то силуэты на льду реки. Вроде как сани и всадники.

— Эй! Факел сюда! — крикнул парень.

Татар здесь быть не могло. Разбойники тоже так не ходят обычно. А вот остальные гости вряд ли представляли опасность такую уж явную.

Огонь от замерзшей реки заметили и повернули на него.

— Ну вы даете! — удивленно воскликнул Андрей, увидев отца Афанасия у подъемного моста. Да и оба дяди Марфы тут тоже наблюдались — Данила и Спиридон. Братья покойных папы и мамы. — Вы чего в такую погоду блуждаете?

— Так кто же знал? — извиняющимся тоном промямлил дядя, явно промерзший уже в седле.