— Дивный мальчик, — сказал он Наталье Алексеевне, когда она вышла его провожать.

— Ты МНЕ это говоришь? — вполне искренне удивилась сестра царя. — Он у меня уже несколько месяцев живет.

— Лешка сильно изменился…

— Ну слава богу! Я-то давно уверилась в том, что он — это он. И просто наслаждаюсь моментом. Он стал интересен.

— Что же с ним произошло?

— А не все ли равно? Это Алексей, сын моего брата? Да. Он стал лучше, чем раньше? Да. Так чего же тебе еще надо?

— Ты баба и не понимаешь… — покачал головой Ромодановский. — Тут разобраться надо.

— А если это не нашего ума дело? — скосила она глаза вверх и перекрестилась. — Не думаешь навлечь на себя гнев небес? Там тебе твою разбиралку могут и открутить.

— А если это не их дела?

— А есть признаки?

— Нет.

— Ну вот и не морочь голову. Леша как-то сказал очень забавную пословицу. Никогда не спорь с дураком, потому что опустишься на его уровень и там он тебя задавит опытом.

— Так и сказал? — смешливо фыркнул Ромодановский.

— Да. Уже и не припомню к чему. Это я зачем тебе говорю. Мнится мне, что ты слишком увлекся слухами, которые про него воры всякие распускают.

— Воры, значит? Про Милославских не думаешь?

— Я полагаю, Леша слишком резок в суждениях. Однако да, про них первые мысли. Впрочем, так или иначе, все эти дурные слухи нужно гасить. Кроме вреда, они ничего не несут. А разбираться станем по ходу дела. Он мал. На виду. Ежели какие пакости станет делать — сразу заметим.

— Ой ли? — усмехнулся Федор Юрьевич.

— По нему видно — ум вроде как повзрослел, но жизни не знает. И многого не замечает. Так что я верю в его слова. Очень похоже на то.

— Так ты подслушивала?

— Разумеется, — максимально обаятельно улыбнулась Наталья Алексеевна. — Прости, но я несу личную ответственность за племянника и оставить вас совсем наедине не могла. Брат мне потом не простил бы, если бы что-то случилось.

— Ты мне не доверяешь?

— Ты был очень недобро настроен.

— Не выспался…

Глава 8

1696 год, июнь, 16. Москва

Алексей сидел в мастерской и степенно беседовал с мастером — кузнецом, которого он выбрал себе в помощники для проведения учебных опытов. Отказать тот не мог, да и не пытался, ибо и плата достойная, и статус интересный, и, вероятно, будущее неплохое. Все-таки войти в достаточно близкое окружение наследника престола дорогого стоит. Оттого он очень серьезно относился ко своим обязанностям. Да и малец оказался на редкость толковый — с ним было приятно работать. Если, конечно, привыкнуть к его странностям…

Распахнулась дверь.

Послышались шаги.

Царевич обернулся и ахнул.

Перед ним стояли тетя и мама, наряженные в немецкие платья.

— Ого! — воскликнул парень. Вот чего-чего, а подобного поворота он не ожидал.

— Ты удивлен? — мягко улыбнувшись, спросила мама.

— Я думал, что ты не решишься. Неужели ты так хочешь, чтобы я вернулся домой?

— Я хочу, чтобы ты меня простил.

— На что только люди не пойдут, чтобы попытаться провести обряд изгнания нечистой силы, — покачал головой Алексей, со скептической усмешкой на губах.

— Федор Юрьевич пообещал тем, кто это сделает, сих прогнать через духовное очищение, подвесив предварительно на дыбе. Для просветления ума. Потому как сие есть измена царю и поругание церкви. Патриарх же к тому добавил, что предаст таких ослушников еще и анафеме.

— Неожиданно…

— Так что теперь можешь этого не опасаться.

— Да я как бы сам предлагал провести этот обряд, чтобы из горячих голов ушли дурные мысли. Чего мне его опасаться? Разве что эти самые головы решат увлечься и искалечат меня или даже убьют. Но вроде родичи. Совсем безумствовать не должны.

— Как ты видишь — он охладил горячие головы.

— Да уж… Он умеет. А я гадал, откуда по кабакам такие слухи пошли… — покачал головой Алексей. — Тогда я не понимаю, зачем это тебе.

— Ты не веришь в мое желание примириться?

— Мы с тобой не ругались, мам. Но как ты понимаешь, я хочу пожить тут, пока отец не вернется.

— Я ничуть не против, — грустно произнесла царица. — Я сама им теперь не доверяю. А это… — Указала она на немецкое платье, в которое была облачена. — Ты разве отказываешься от прогулки?

— Почему же? Нет. В любом случае нам обоим она пойдет на пользу, — произнес царевич и задумался.

В принципе, поступок матери был понятен.

Смена тактики.

Видимо, Ромодановский действительно от души припугнул Лопухиных. Настолько, что они санкционировали подобную выходку. Потому как иначе появление царицы в таком виде и не назвать. Только выходка это была явна направлена не на него, а на отца. Чтобы хоть как-то смазать последствия.

Евдокия Федоровна не была сильно умной женщиной. Отнюдь. Хоть и не дурой. Просто очень энергичной и достаточно упрямой. Оказавшись царицей эта в принципе красивая особа стала слишком сильно выкручивать мужа в бараний рог, пытаясь загнать его под каблук. И у нее бы это, может быть, даже и получилось, если бы не влияние родственников и воспитание, из-за которых она постоянно пыталась отвратить мужа от его увлечений и страстей.

Ну и как следствие, тот побежал искать утешения у других дам. А семья, в которой жена не благодарила за все, что он для нее делал, не восхищалась, не гордилась и не ценила супруга, стала стремительно рассыпаться. Тем более что желающих подставить, так сказать, сестринское плечо и принять на себя груз этих нехитрых задач хватало. Пусть даже и не в полном объеме.

И вот новый поворот.

Алексею даже стало интересно, что из этого всего получится. Ведь переодеть не значит переделать. Хотя тот факт, что был сделан такой шаг, по своей сути политический, говорил о многом.

Евдокия Федоровна же восприняла эту задумчивость сына по-своему. Он смотрел на нее удивительно взрослым и серьезным взглядом, отчего ей стало неловко. Продолжить так невпопад законченный разговор она не могла. Слова в голову не приходили. Молчать не позволяла натура. Так что, оглядевшись, она зацепилась взглядом за какую-то странную железку, стоящую в стороне.

— А что это? — поинтересовалась мама.

— Мой подарок отцу. Небольшая походная печь для палатки, — небрежно ответил царевич.

— Печь для палатки? — подключилась Наталья Алексеевна, наблюдавшая до того за беседой матери и сына с любопытством энтомолога.

— Да, тетя. Помнишь тот опыт со змейкой и свечой?

— Конечно.

— Эта печь стала, по сути, его развитием. Мы ее вместе с учителями придумали.

— А почему она такая странная. Вот эти штуки зачем у нее по бокам?

— Воздух, нагреваясь, поднимается вверх. Так?

— Это я помню.

— Нагревшись, он уходит вверх из этих труб. А холодный, с пола, втягивается. И чем сильнее нагрета печь, тем сильнее это движение воздуха. И тем быстрее прогревается воздух в помещении. Например, палатки. Сама по себе печь железная. С достаточно тонкими стенками, поэтому нагревается быстро. Это приводит к тому, что можно очень скоро ее растопить и прогреть палатку. Что должно быть особенно ценно после дождя или иной промозглости. Заодно и одежду просушить можно, если развесить ее рядом с печью.

— А вот эта труба зачем? — спросила уже Евдокия Федоровна, включаясь.

— А дым как отводить? В палатке его оставлять никак нельзя. Вот с помощью трубы и отводить. Выставить ее верхний конец в прорез палатки и топить. Получится, что внутри тепло и сухо, а весь дым наружу уходит.

Обе женщины с интересом уставились на эту поделку. По сути, небольшой булерьян, изготовленный методом клепки из гнутых «железных досок», то есть относительно небольших пластин железа, полученных кузнечной поковкой. Такие много где применялись. Например, закупались массово производителями соли, для сборки здоровенных сковород…

Общая компоновка печи и принцип ее работы выглядели для мамы и тети совершенно непонятной вещью, поэтому они выслушали, покивали, однако по глазам было видно — ничего не поняли…

— Ладно. Сейчас покажу, — тяжело вздохнув, произнес Алексей и кивнул мастеру.

Лишних объяснений тому не требовалось.

Он сноровисто заправил печь лежащими тут же дровами, растопил ее и отошел в сторонку.

Печь явно топилась. Но дыма не было.

И Наталья Алексеевна, и Евдокия Федоровна подошли ближе и стали, внимательно все рассматривая, вокруг печи ходить.

— Вы руки к этим трубам поднесите, — заметил царевич.

Те послушались.

— Тепло идет.

— И дыма нет.

— А это только для палатки?

— Можно использовать где угодно. Но конкретно это переносная печь особливо для походов. Можно и на корабле поставить, чтобы греться, и еще где.

— А палаты?

— Там, думаю, лучше каменные печи такие ставить. Эта ведь, если прекратить топить, быстро остывает. Сие есть плата за быстроту нагрева. В палатах такой нужды нет. И если печи такие ставить из камня, то они дольше тепло станут держать. А значит, и дров меньше потребуют, да и подкидывать их станет нужно реже. Но это только домыслы. Тут хорошенько все обдумать надо. Эту печь-то мы с учителями удумали.