— Царевич очень устал и истощен. Я бы посоветовал ему больше спать и лучше питаться.

— Лучше питаться? — удивилась Евдокия Федоровна.

— Не в моем праве такое рекомендовать, — кивнул лекарь в сторону духовника, — но царевичу, как лицу болящему, было бы недурно ослабить строгость поста [В эти дни шел Великий пост (завершается Пасхой), первая и страстная неделя которого отличаются особой строгостью.].

— И все? — удивились присутствующие.

— А что вы хотели? Мальчик растет. Ему нужно хорошее питание. Вот и сомлел от слабости. Вы же видите, как он рост набирает? Верно, в отца.

После чего медик попрощался и удалился. Оставив присутствующих в полном недоумении, так как нехватки питания, по их разумению, царевич не имел. И от такой оценки со стороны медика им подурнело. Еще не дай бог до царя дойдет известие о том. Бед не оберешься. О чем они бурно и заговорили.

Алексей же улыбнулся, подслушивая под дверью. Его задумка вполне сработала. После чего максимально тихо, насколько позволяло это тело, добрался до того места, где лежал. Вернул себе горизонтальное положение. И стал ждать развития событий. Да так и заснул. В этот раз уже вполне натурально…

Глава 2

1696 год, март, 29–30. Москва

После того скандального разговора с мамой Алексей постарался вести себя как можно более спокойно и вежливо. Не вступая ни с кем в пустые дебаты, не ссорясь и не скандаля. И вообще — сосредоточиться на учебе. Хотя окружение продолжало стоять на ушах. Благодаря симуляции и небольшой лжи удалось канализировать силами лекаря подозрения всякие дурные по ложному пути. И как это ни странно, начать хорошо питаться. Ведь ему отменили ограничения поста. Испугались. Нет, конечно, для таких персон, как он, и постную пищу готовили — одно загляденье. Но отказываться от таких послаблений он не стал. В конце концов, мясо — это мясо. И заменить его в рационе можно только вегетарианцами…

Его учебой, как в те годы и бывало, занимался один человек — Никифор Вяземский. Достаточно образованный по местным меркам, но ведущий с царевичем себя по-домашнему. Добро. А после этого всего скандала — с особой теплотой.

Для, так сказать, первого класса предметы были выбраны довольно неожиданные. Русский, немецкий и французский языки. Это понятно. Это важно. Без языков совсем никуда для царевича. Скорее тут удивительно, что их было так мало. Арифметика, в частности четыре ее базовые операции. А вот для чего в еще, по сути, совершенно пустую голову ребенка пытались впихнуть историю с географией, осталось для него загадкой. Впрочем, Алексей не обсуждал решения отца в этом вопросе. Он их исполнял. Причем делал это со всем возможным прилежанием и рвением. И не только фактически, но и предельно демонстративно.

— Государево дело! — патетично иногда заявлял царевич с самым серьезным видом, когда его пытались отвлечь. Это несколько забавляло окружающих, но несильно и недолго. Было видно, что царевич не шутил. А увлекаться с насмешками над «делом государевым» дураков сильно богато не наблюдалось. С учетом нрава Петра.

Местами Алексею приходилось имитировать обучение. Ту же арифметику он и так знал. Причем сильно лучше учителя. Так что его хватило едва на неделю.

С географией вышло чуть сложнее. Здесь хватало специфических, непривычных названий. Но курс, положенный Алексею в столь юном возрасте, был крайне невелик, поэтому со скрипом он его растянул на пару недель. Неполных.

Истории как науки еще не существовало. Во всяком случае, в академическом ее виде. Под этим названием он изучал, по сути, исторический миф. Но и тут курс был краток. Отчего удалось его пробежать удивительным для местных темпом.

Так что к концу марта у него остались только языки, которые приходилось изучать на полном серьезе. Нормальных методик еще не существовало, но, даже несмотря на это, упорство и методичность давали неплохой прогресс. Куда лучше, чем от него ожидали. Впрочем, изучать только языки было крайне скучно. Да еще в местной манере. Алексей Петрович решил шагнуть дальше — не просто выполнить план отца по обучению, но и перевыполнить его. Потребовал себе увеличение учебной программы. Но не просто в лоб, а куда более лукавым образом…

— Притомился? — спросил Никифор после завершения очередного занятия.

— Притомился, — не стал отрицать Алексей. — Языки зубрить — слишком однообразное дело. Эх… еще бы арифметики или еще какой подобной науки к ним добавить, чтобы глаз так не замыливался.

— Государь наш доверил мне тебе только это преподавать.

— Да брось, — отмахнулся царевич. — Сам же сказывал, что обычно это за год изучают, а то и долее. Потому и доверил так мало. А у меня, видишь, рвение какое. И способности. Вот и проскочил не глядя. И теперь сижу кукую.

— Так ты забавы какие устрой. Чай, возраст в самый раз.

— Государь мне заповедовал учиться. Вот и буду это делать. Какие уж тут забавы? Да и к чему они? Для воинских упражнений и женских утех я еще мал, а иное для чего?

Никифор от таких речей своего воспитанника все еще впадал в ступор. Никак пока не мог привыкнуть. И понять не мог — шутит ли Алексей, или серьезно говорит. Ведь смотрел он с той истории в храме всегда прямо в глаза и почти не мигал. Это само по себе наводило определенной жути. А тут еще и речи такие…

Сам царевич уже через пару дней узнал о своей странности с глазами. Но сделать с этим ничего не мог. Видимо, какой-то побочный эффект, связанный со вселением в тело юнца взрослого сознания. Моргал он редко. В несколько раз реже нормального. И делал это как-то медленно, вяло, закрывая глаза на большее время, чем обычно требовалось, из-за чего возникал эффект, типичный для определенных расстройств психики. Люди замечали это и ощущали как нечто пугающее, хотя и не понимали, в чем именно кроется их страх.

Так или иначе, но былая склонность смотреть в глаза при разговоре, выработанная за много лет достаточно специфичной службы, теперь сочеталась с этим жутковатым немигающим взглядом. Что сослужило Алексею дурную службу. Шепотки пошли. Он отчетливо слышал их от слуг…

— И потом, — нарушил неловкую паузу Алексей, — ты все же кое-что разузнал для меня. Помнишь, ты рассказывал про возведение числа в степень?

— Так в том сложности особой нет. Считай, умножение, просто необычное.

— Да. Все так. А как посчитать наоборот?

— Что наоборот?

— Ну вот есть у тебя какое-то число. Как понять, степенью какого оно является? Пусть будет второй степенью. Какое-нибудь неудобное число, например 576. С удобными-то и так все ясно.

— Сие есть вычисление корня. Я о том слышал, но не сведущ, — тихо ответил Никифор, которому каждый раз было неудобно признаваться в том, что он чего-то не знает.

— Я думал над этим. И смотри, что у меня получилось. Я решил не в лоб подойти к вопросу, а попробовать разложить [Тут сокращенно описывается вполне обычный метод разложения для вычисления корня. Несколько упрощенно.] это число на более удобные для подсчета. Берем 576 и делим на 2.

— Почему на 2?

— Потому что на 1 делить нет никакого смысла. Так вот — делим. Получаем результат. Потом еще и еще. Видишь? Вот тут на два не делится. Возьмем 3. И вот тут. В итоге у нас получилось шесть двоек и две тройки. Значит, корень из 576 можно разложить на корень из произведения 2 в шестой степени и 3 во второй.

— С чего это?

— Два в шестой степени это что? Правильно — 64. А 3 во второй? Девять. Их произведение как раз нам и дает 576.

— Ну… — Никифор прям завис, глядя на то, что черкал Алексей на листочке. — Да, выглядит все именно так. Но зачем эта морока?

— Как зачем? Корень из 3 во второй степени это 3. Ведь корень — это вторая степень наоборот. А корень из 2 в шестой степени, выходит, 2 в третьей. Что дает нам 24 как произведение 8 на 3. А теперь давай проверим…

Никифор Вяземский потер лицо.

Он не очень понял, как, что и почему получилось у Алексея. Но все сошлось. Потом тот взял еще одно число. И вновь его разложил быстро и ловко. И еще. И еще.

— Интересно получается?! — спросил Алексей, старательно имитируя восторг после новой затянувшейся паузы.

— Интересно, — незадачливо почесав затылок, ответил учитель.

— Только я не знаю — совпадение все это или я действительно догадался до способа решения таких задач. Может быть, получится пригласить кого-нибудь сведущего в этом вопросе, чтобы он проверил мои измышления?

— Я не знаю даже, к кому обратиться, — как-то растерялся Вяземский.

— Может, в Славяно-греко-латинской академии кто подскажет?

— Может, и так… да… тут нужно подумать. Но мы в любом случае на сегодня закончили свои занятия.

— Постарайся уж найти. Мне ужасно интересно, что в итоге у меня получилось…

Учитель распрощался с царевичем и вышел от него.

Немного постоял. И направился на прием к царице, к которой, будучи учителем ее сына, имел доступ если не свободный, то без лишних проволочек и задержек…

— Странные вещи ты мне говоришь, — задумчиво произнесла Евдокия Федоровна, выслушав Вяземского. — Вновь, замечу. То он с твоих слов за седмицу цифирь всю освоил. То историю с географией. То теперь какие-то чудные вещи выдумывает. Как такое возможно?

— Не ведаю, государыня. Потому и прошу — давай пригласим для проверки людей сведущих. Может, у меня и правда помутнение рассудка? Я сам уже не знаю — можно ли мне верить.