— …Я вас не вполне понимаю, если честно. Вы не хотите в колхозы — ладно. Это совершенно нормальный процесс, мне сие изобретение тоже не слишком нравится. Пришли немцы, отменили колхозы — вы помогаете нам. Если без любви к Родине — любовь вообще штука абстрактная — почему?

— Вы ради пустого интереса спрашиваете, полковник, или есть за этим вопросом еще что-нибудь?

— Есть, конечно. Мне надо понять, кто рядом со мной. Случайный и ненадежный союзник, интересы которого пересекаются с нашими в одной точке, после которой пути разойдутся навсегда, или нечто большее. Согласитесь, без этого планировать что-то довольно сложно.

— Без любви, говорите? — староста подпер кулаком щеку. — Ну почему бы и нет. Лично для меня все просто. Я к ним еще с той войны счет имею.

— Воевали?

— Да. Матросом. Был ранен, попал в плен.

— При Моонзунде?

— Заметно раньше. Еще до февральских, — староста брезгливо скривился, — подлостей. Ставили минную банку, попали под обстрел. Попаданий не было, но когда реверс дали, наш тральщик потерял ход — слышали, небось, какое барахло на такие дела выделяли. За ночь отнесло в сторону, потом на нас вышел германский эсминец. Командир у нас храбрый… был. Прапорщик по адмиралтейству Селиванов. Флаг спускать отказался, сам встал к орудию. У нас одно на три дюйма, у немца — четыре, да и калибром поболе… Восемьдесят восемь миллиметров. Они в нашем инвалиде дырок понаделали, как в головке сыра.

— В плен тогда и попали?

— Ну да. И очень хорошо помню: нас за людей не считали, кормили, будто свиней. А потом и вовсе перестали. Видел бы ты, полковник, сколько людей готовы были нательный крест отдать за кусок хлеба… Хотя ты ведь коммунист, тебе все равно. Не знаешь даже, небось, что такое для православного человека крест.

— Почему же, — хмуро ответил Мартынов. — Знаю. Вполне. Я не из тех, кто называет уродов людьми альтернативной внешности.

Сентенция была не вполне в тему и, кроме того, совершенно в этом времени незнакомая, но староста понял. Кивнул:

— Ну, тогда понимаешь, что есть вещи, которые не прощают. Что забыть подобное — стать подлецом. — Если жизнь учит подлости, стоит ли становиться отличником?

Оба собеседника обернулись к выдавшему сию глубокую мысль Хромову. Староста несколько секунд рассматривал его так, будто видел впервые, потом губы его разошлись в кривоватой усмешке:

— Знаешь, полковник, а твой помощник — умный малый. Далеко пойдет.

— Куда пошлю — туда и пойдет. А сейчас ему пора бы и баиньки…

Действительно, пора. Хромов встал, покачнулся… Точнее, его шатнуло. Все же последние сто грамм были лишними. А, плевать. Он вновь рухнул на лавку и прямо здесь, в уголке, выключился.

— И все-таки красавец. Умели предки брутальные вещи делать…

Мартынов кивнул, задумчиво разглядывая трехбашенное чудовище, окутанное клубами дыма. Перебранный, что называется, «по косточкам», танк завелся с первой попытки, но дымил пока что, как паровоз. Вокруг танка суетились механики, пытаясь сообразить, что они сделали не так, или же просто все само устаканится, когда двигатель наконец-то прогреется. — Это радует — задумчиво ответил, наконец, полковник. — Я, к слову, не раз слышал, что в бою этот танк показал себя очень неплохо. Во всяком случае, равных ему пока немного.

Действительно, Т-28 не только выглядел грозно, но и вооружен был неплохо. Короткоствольная трехдюймовка примерно соответствовала по возможностям немецким Pz. IV. Да и броня, с учетом экранов, была не хуже, с бортов даже лучше. Единственно, пулеметные башенки с их относительно малыми секторами обстрела и неважной защитой для стрелков выглядели откровенно лишними. Ну и размеры… Вполне сравнимы с недоброй памяти «Абрамсом», а по высоте чудо советского танкопрома даже и повыше будет, что для скромных характеристик явное излишество.

Хромов еще немного полюбовался на гиганта, к слову, дымящему уже вроде как поменьше, посмотрел на остальные приобретения. Уже полностью отогретые и сверху даже очищенные от грязи БТ как раз сейчас пытались реанимировать. КВ пока ждал своей очереди. В баках его солярки, правда, было совсем немного, но, как успел сообразить Хромов, у них часть грузовиков на дизелях, так что топливо имеется. Пожалуй, когда танки введут в строй, можно будет учинить куда больший тарарам, чем раньше.

— Я бы на твоем месте не спешил радоваться, — немного осадил его пыл Мартынов. — Нам лишний раз светиться не стоит.

— Это почему? Сейчас мы можем размазать какой-нибудь танковый батальон.

— Потенциально высокая эффективность может оказаться не меньшей проблемой, чем низкая.

— Это как?

— Ну вот тебе исторический пример из курса средней школы. Как Рим победил Македонию. Помнишь? — Гм… — Хромов задумался. — Кажется, в учебнике писали, что македонская фаланга на пересеченной местности потеряла монолитность строя, и легкая пехота, в основном греческие наемники, ворвались внутрь ее строя. Греки, кстати, были в той войне на стороне римлян, поскольку им обещали независимость от Македонии. Так что воевали они храбро и моментом воспользовались, первыми оказавшись внутри построения македонян. Там длинные копья македонцев…

— Сариссы.

— Что?

— Копья фалангистов назывались сариссами, — пояснил Мартынов.

— Ну, пусть так, хотя вряд ли это важно. Главное, они оказались чрезмерно длинными, а потому бесполезны в рукопашной. В общем, получилась резня.

— В известной степени, так и было. Но не совсем.

— То есть?

— Дело в том, — Мартынов откинулся назад, упершись лопатками в стену, — что в обеих армиях был весьма разношерстный состав. Ядро, так сказать, из стержневой нации плюс куча союзников. Они отличались как по выучке, так и по вооружению. Греков, кстати, хватало с обеих сторон, хотя не в этом суть. Так вот, в те времена прием «слабый центр, сильные фланги» еще был не то чтобы неизвестен — скорее, не особо применялся. Македоняне расположили свою фалангу в центре, и она прекрасно себя показала. Не было никакого разрыва строя, передовые части римлян были смяты. А вот союзники на флангах продвигаться с той же интенсивностью не смогли, отстали… В результате фаланга оказалась с открытыми флангами, куда римляне и ударили. Вот тогда уже получились и разрыв строя, и потеря управления войсками, и прочие радости жизни. Однако все это не потому, что фаланга была плоха, а лишь из-за несбалансированности армии.

— Ладно, вот только какое это имеет отношение к нам?

— Самое прямое. Да, сейчас мы сильны и эффективны, однако ровно до того момента, как против нас развернут кадровые части с реальным боевым опытом. Пока наши удары можно сравнить с укусами пускай не комаров, но хотя бы слепней, мы в относительно комфортных условиях. От нас могут отмахиваться, могут попытаться прихлопнуть, но все это походя, не отвлекаясь от главной задачи. А значит, тихой сапой и не торопясь мы вполне можем нанести противнику урон в совокупности куда больший, чем если единовременно вложимся в крупную акцию. И останемся при этом в числе живых. Согласись, тоже немаловажно… На громкую же операцию фрицам отреагировать придется, а полнокровная дивизия раскатает нас в блин походя. Что там дивизия — полка хватит… Надеюсь, ты помнишь, чем закончилась твоя предыдущая эскапада?

Хромов вздохнул. Ставший уже почти легендарным рейд на бронепоезде качественно разворошил осиное гнездо. Он тогда успел все же уйти, оказавшись последним, кто вырвался из кольца. Немцы же, уверенные, очевидно, в том, что такой шухер одним лишь бронепоездом с малым экипажем не навести, больше месяца кошмарили огромный район. Сообщников, небось, искали.

Следующая мысль, пришедшая ему в голову, была совершенно неожиданной. Пару секунд обдумывая ее, Хромов пришел к выводу: а ведь может быть и так. Еще пару секунд подумал и осторожно спросил:

— Слушай, Александр Палыч… Так ты из-за этого не пытаешься на связь с нашими выйти?

— Ну, разумеется, — усмехнулся полковник. — Только догадался?

— Знаешь, даже подумать не мог…

— А зря, думать — оно полезно. Все просто ведь. Если я выйду на связь с командованием… В общем-то, это возможно и даже не очень сложно. Радиостанции у нас есть, не хватит мощности — соберем что покруче, это несложно. И после этого мы с большой вероятностью погибнем, потому как нас незамедлительно попытаются загрузить чем-то нереально важным. Может статься, действительно важным и масштабным. Тем более, танков у нас сейчас поболе, чем в иной дивизии. Очень может статься, погибнем с честью и пользой. А может, и выживем, решив задачу фронтового уровня. Помечемся, как травленые зайцы, а потом нас все равно накроют.

— Как-то мрачно…

— Запомни, малыш, война — это цепь разменов. И если командованию разменять нас, к примеру, на время покажется выгодным, это будет сделано не задумываясь. Но ни я, ни ты в подобном размене не заинтересованы, понятно?

— А отказаться…

— Объявят предателями. И будем мы тогда чужими для обеих сторон. Тоже не самый лучший вариант, поверь.

В общем, поводов для размышления тот разговор оставил изрядно. Хорошо еще повод был, а вот со временем дело обстояло как-то не очень. Слишком много времени и сил занимала возня с наследием минувших боев. И если Т-28, прогревшись, вполне уверенно поехал, благо конструкция была хорошо доведенная до ума и весьма надежная, то с остальной техникой дело обстояло хуже.