Видно, что хотя Ферми был родом из Рима, «типичные сицилианские настроения» у него тоже возникали.
Тайминг открытия замедления нейтронов выглядит совершенно фантастическим:
• 20 октября, Ферми меняет свинцовый клин на парафиновый.
• 21 октября, проводят дополнительные опыты.
• 22 октября, пишут статью.
• 23 октября, выходит журнал со статьей.
• 26 октября, подается заявка на итальянский патент № 324 458.
Можно все, что угодно говорить про веселый смех и гульбу в доме Амальди, но все действия группы Ферми выполнены настолько четко и профессионально, что являются образцом для подражания.
История открытия замедления нейтронов преподала еще один важный урок — это открытие стало одним из первых примеров практического применения ядерной физики. Дело в том, что, когда Ферми рассказал директору Института Физики Орсо Марио Корбино о новом эффекте, тот предложил немедленно его запатентовать. Бруно пишет [18]: «И сейчас не могу забыть искреннего, сердечного, детского смеха Ферми при намеке Корбино на то, что работы, о которых шла речь, могли иметь практическое значение». Однако прав оказался именно директор Корбино, а не гениальный физик Ферми. Замедление нейтронов, которое усиливало наведенную радиоактивность в сотни раз, имело огромное значение для практических применений. Именно этот эффект сейчас работает в ядерных реакторах для получения электричества, используется в приборах нейтронного каротажа для поиска нефти, играет ключевую роль для ядерных вооружений. Простенькие настольные эксперименты физиков в прямом смысле изменили историю человечества, поскольку эффект, открытый в этих опытах, позволил через несколько лет создать атомную бомбу.
Рис. 3–1. Королевский институт физики на Виа Панисперна, Рим (фото из [26]).
Бруно в своих статьях потом не раз приводил открытие замедления нейтронов, как пример того, что фундаментальные исследования обязательно дадут важные практические применения.
Необходимо подчеркнуть, что Бруно не просто обнаружил эффект «кастеллетто», но и принял самое активное участие в изучении феномена замедления нейтронов. За 1934–1935 г. он стал соавтором 7 статей по этой теме. Дотошные историки обратили внимание, что если в ключевой работе [15] первым автором значится Ферми, в последующих — авторы идут по алфавиту, то потом появляется статья, где есть только один автор — Б. Понтекорво [20]. Это очень любопытное свидетельство о нравах внутри научного коллектива тех лет. Считается, что коллектив Ферми был прообразом современной экспериментальной группы. То есть впервые люди разных профессий и склонностей — химики, физики-экспериментаторы и физики-теоретики, объединились для решения одной научной проблемы. Обычно каждая статья подписывается всеми участниками коллаборации. В группе Ферми было два полных профессора, а Бруно тогда имел статус временного ассистента (что-то вроде современного лаборанта). Часто вам приходилось сталкиваться с тем, чтобы профессора давали лаборанту единолично публиковать работу, выполненную по их теме и на их оборудовании?
В 1938 г. Ферми за серию работ по получению радиоактивных элементов путем бомбардировки нейтронами и за открытие ядерных реакций под действием медленных нейтронов получил нобелевскую премию.
Сейчас на Виа Панисперна 10 находится некоторое полицейское учреждение, вход с улицы преграждает решетка и посмотреть знаменитый фонтан, где был выполнен эксперимент Ферми, не удается.
Когда мы снимали фильм о Понтекорво и приехали на улицу Панисперна, то долго не могли найти этот дом. Тогда стали спрашивать у нескольких владельцев местных магазинчиков и кафе, где находится институт Ферми. К нашему удивлению, все они знали, кто такой Ферми и четко направляли нас в правильное место.
4. Работа с Жолио-Кюри
Работая с Жолио, невозможно было не быть его другом…
Б. Понтекорво
За свои исследования с нейтронами Бруно получил грант от Министерства образования для проведения исследований за рубежом и 29 февраля 1936 г. приехал в Париж для работы в Институте Радия. Он остановился в уютном отеле на площади Пантеона с симпатичным названием Des Grand Hommes [Великие Люди (фр.)]. Этот отель был знаменит тем, что в нем Андре Бретон и Филипп Супо в 1919 г. обнародовали манифест сюрреалистов с интересным названием «Магнитные поля».
Институт Радия, в котором предстояло работать Бруно, располагался совсем рядом с отелем. Руководили им Фредерик Жолио и его жена Ирен Кюри. Знакомство с Жолио сыграло очень большую роль в жизни Бруно. Он считал Жолио своим вторым учителем, после Ферми. В архиве Бруно сохранился текст его выступления, посвященного 75-летию Жолио-Кюри. Он выделяет два качества Жолио как ученого:
...“… могучая научная фантазия и, как говорят итальянцы, spreguidicatezza (непредвзятость) способность признавать возможным даже самый невероятный и странный факт. Именно благодаря этим качествам Фредерику Жолио в сотрудничестве с Ирен Кюри, критический ум которой иногда служил здоровым антиподом энтузиазму мужа, удалось открыть явление искусственной радиоактивности (отмеченное Нобелевской премией), несмотря на то, что в их распоряжении имелись менее значительные экспериментальные средства, чем те, которыми располагали ученые Америки и Англии. Можно даже сказать, что в Америке и Англии явление искусственной радиоактивности наверняка наблюдалось, но не было открыто из-за отсутствия этой способности, которой обладал Жолио, — считать возможным самое невероятное [21].
Я думаю, что Бруно не случайно выделяет эту важную особенность физика-экспериментатора: непредвзятость, умение считать возможным самое невероятное. И, как следствие, с уважением и вниманием относиться к любым экспериментальным результатам. Особенно если они не сходятся с твоими ожиданиями. История с зависимостью результата от стола, на котором проводились измерения, стала хорошим уроком для молодого ученого. Нобелевское открытие было сделано именно благодаря внимательному отношению и желанию разобраться в любых мелочах поведения установки. Общение с Жолио закрепило эту практику. В дальнейшем мы увидим много проявлений этого качества Бруно. И в истории с первым нейтринным экспериментом в СССР, и в ситуации с реакциями Понтекорво.
Что касается человеческих качеств, то Бруно отмечает:
...“ Одной из самых замечательных черт Жолио был какой-то изумительный дар поднимать дух каждого, кто обращался к нему: даже самые обескураженные неудачами сотрудники после разговора с Жолио уходили от него уверенными и полными надежд. Жолио завоевывал сердце всех, кто работал с ним. Как-то я заболел оттого, что вдохнул пары ртути во время одного из опытов, проводимых в лаборатории. Жолио добился того, чтобы меня лечили в знаменитом институте Пастера, куда не так легко попасть [21].
Жолио любил спорт, горные лыжи, рыбную ловлю, парусные гонки. Играл в теннис. «Играл он хорошо — на уровне примерно советских игроков первого разряда. Надо сказать, что и к этому виду спорта он относился весьма ревниво, и ему совсем не нравилось проигрывать…» [21]. Бруно тактично умалчивает, кому проигрывал Жолио.
Рис. 4–1. Отель Des Grand Hommes (фото автора).
В 1990 году Бруно дал интервью итальянскому историку науки Р. Вергара Каффарелли, в котором он сравнивает Жолио-Кюри с Ферми [22]: «Жолио-Кюри сильно отличался от Ферми — но не пишите об этом — как физик, он был значительно слабее, но это был человек, который заражал энтузиазмом молодежь, чем Ферми особо не занимался».
В этой маленькой ремарке: «но не пишите об этом» тоже отражается характер Бруно. Он был исключительно тактичным и (почти забытое сейчас слово) благородным человеком. Однако Каффарелли все равно привел эту характеристику Жолио в полном объеме.
