— Гидроэнергия, атомная энергия — прошлый век, — морщится Кондратий. — Вот генераторы Козырева — это будущее. Я пробиваю начальство перейти на них.
Извлекает из бездонного портфеля совсем неожиданные вещи — весы, гироскоп, набор гирек и поглотитель вибраций. Уравновешивает раскрученный волчок, подключает виброгаситель. Идеальное равновесие. Дальше следует серия чудес — растворяем сахар в чае — равновесие нарушается, добавляем лимон — равновесие нарушается.
За такие фокусы не грех и выпить.
Кондратий налил водки, хрустнул огурцом и сообщил, словно невпопад:
— Мир в смешанном состоянии, понимаешь? Будто некто должен сделать решающий выбор, но не хочет или не может… Вот и существуем, словно кот в ящике, то ли мертвы, то ли дохлы… Они мне нужны для формирования позитивного образа будущего. И, что важнее, — диагностики. Чтоб у вас станции не рвались, а Матёры на дно не уходили.
От его манеры неожиданно перескакивать с темы на тему в разговоре отвык, поэтому несколько секунд соображаю — к чему он?
— Братья? — И вспоминаю: в училище нас с Кондратием принимали за братьев. Кастор и Поллукс, тоже мне.
— Ага. Они, может, и не великие писатели, но у них есть то, что нам крайне необходимо. Понимаешь?
— Воображение? — предполагаю.
— Печень, — серьезно сказал Хват. — Нам нужна их печенка, которой они ощущают общественный запрос. И если после книг о счастливом коммунистическом будущем они вдруг сочиняют махровую лемовщину-кафкианство, для нас это сигнал. Тревожный звонок. В обществе происходит нечто нехорошее, нужны неотложные меры. Заворачивать гайки. Или спускать пары.
— Птички в клетке, — Кондратий посмотрел вопросительно. Поясняю: — Шахтеры использовали птиц для определения скопления метана. Который мог рвануть и уничтожить всю шахту. А птицы его хорошо чувствуют.
— Птички в клетке, — повторил Хват, хмыкнул, хрустнул огурцом.
Пули будущего
— И сколько мы должны будем все это скрывать?
— Не понимаю, — Кондратий закурил. — О чем ты?
Смотрел в окно на кольцо Мира, по которому движется переполненный автобус.
— Вот это. Наши литерные города. Группу советских войск на Хоккайдо. Полет на Марс. Или про Марс уже знают?
Кондратий хмыкнул, стряхнул пепел в блюдце.
— Для этого все и делалось. Чтобы до поры до времени никто ничего не знал. И не догадывался. И даже в сборнике Фантастика-1967 не прочитал. Корабль с непроницаемыми переборками. Помнишь?
Как не помнить. Эту байку даже Иванне рассказывал.
— Ты ведь понимаешь — иначе не получится. Модельные расчеты…
— К черту расчеты! — Хлопаю ладонью по столу. — Люди — вот в чем вопрос. Выдержат они такую нагрузку? Все эти годы нехватки, нищеты, когда капиталистические страны будут обходить нас по производству жратвы, тряпок, приемников, телевизоров? Ведь они когда-то спросят — а чего ради?! Ради чего Советская власть, если я, рабочий бригады коммунистического труда, живу в десятки раз хуже рабочего, из которого пьет соки его капиталистический хозяйчик? А ведь они спросят. Обязательно. И что мы им ответим? Предъявим? ОГАС? Полет на Марс?
— Должны выдержать. К восьмидесятому году будем жить при коммунизме, не забыл?
— Да-да, слышал. Только…
— Эксперименты Мао нам не по плечу. Большие прыжки и культурные революции — вот цена отказа от базовой модели построения коммунизма. Но Китай склонен к опасным социальным экспериментам. Не удивлюсь, если через десяток лет они выберут другую крайность — какой-нибудь капитализм с национальной спецификой и под руководством коммунистов. Лучше держаться от них подальше и подольше.
— А если не успеем? Двенадцать — пятнадцать лет — всего ничего. Что тогда?
— Успеем, — сказал Кондратий. — Обязательно успеем. К тому же… Чем черт не шутит? Этих ваших детей не стоит сбрасывать со счетов. Смогли поставить себе на службу атомную энергию, построить Братскую ГЭС. Так неужто с детьми не справимся?
— Иногда мне снится кошмар, что нет, — говорю. — И они не дети, далеко не дети. Они — пули. Пули будущего.
— Как ты сказал? — переспросил Хват.
— Пули, отлитые будущим, чтобы воевать с настоящим.
— Чересчур красиво формулируешь, — покачал головой старый товарищ. — Что мои разведчики будущего. Пуля из будущего для разведчиков будущего — самое то. Я вообще думаю, что никаких братьев нет… это один и тот же человек, только из двух разных будущих… Они тут давеча такое насочиняли… когда завершат, пришлю экземплярчик для прочтения. Ну и что?
— Ты ведь знаешь, по всем нашим разработкам спецконтингент проходит как «дети патронажа». Дурацкое название, французщиной отдает. Я так и не смог докопаться, кому первому оно пришло в голову. Не по-нашему, не по-простому — спецдети, хотя бы.
— Спецдети, — Кондратий словно на вкус попробовал словечко. — Хреново, доложу тебе, звучит. У вас в Спецкомитете все с приставкой спец-. Даже борщ в столовой, наверное. А дети патронажа… свежо.
— Свежо должно быть летним утром. Ну, да не суть. Патронаж — патронташ. Понимаешь? Вот это меня и зацепило, что ли. Эти дети, на самом деле, — пули. Мы их можем разглядывать, можем разобрать, порох высыпать и поджечь. Можем по капсюлю долбануть. Но вот оружия, обоймы, в которую можем их зарядить, у нас нет. У будущего — и оружие, и обойма. И дети в эту обойму снаряжены, один к одному, один к одному, один к одном, — приговариваю и отстукиваю по столу. — И оружие это, пистолет — к виску нашему приставлен. Мы еще трепыхаемся, кропчемся, что-то доказать силимся, а пистолет-то — вот, у виска. И будущее его в любое мгновение применить может.
— Тебе книжки писать, — покачал головой Кондратий. — Научно-фантастические. А лучше кота завести, чтоб живая душа в квартире.
— Есть у меня кот, — отмахиваюсь. — Я его и не вижу, только слышу — жрет, мявчит и в лотке скребется… не в этом дело… Нам нужна ответка. Нам тоже необходимо оружие для пуль, которое мы этому будущему к башке приставим. Оно — нас, а мы — его. Все по-честному. Без дураков. Как с Америкой — они нас за яйца атомными бомбами держат, так и мы у них то же место мозолистой рукой сжимаем.
— Политика гарантированного взаимоуничтожения, — сказал Хват. — Как ты только можешь быть вивисектором — не понимаю…
— Не воспринимаю их людьми. Они — животные, лишь до поры обладающие разумом, чтобы прикидываться нами. «Остров доктора Моро» читал? Нейтрализовать животное проще.
— А ты не боишься однажды столкнуться с чем-то, что только будет казаться дитем патронажа, а на деле — совершенно иное, с чем ни ты, ни весь твой Спецкомитет не натасканы бороться?
— Прекрати пересказывать мои собственные кошмары, — говорю зло и опрокидываю рюмку.
Разведчики будущего
— Что за станция такая — Бологое аль Ямская? — спрашивает первый брат, входя в кафе «У Бори и Аркаши».
— А с платформы говорят: «Это станция Зима», — второй брат толкнул первого, замершего на пороге и осматривающего переполненный зал.
Кафе — звучит гордо. На деле — забегаловка для работяг. Со стойками вместо столиков, разваренными пельменями и бульканьем «мерзавчиков», втихаря разливаемых под столом, где на крючках висят авоськи. Братья осматриваются. Осматриваю их. Точно знаю — они выберут нужный столик. Эти высотники-монтажники — только-только с пылу, с жару стройки, неотличимые друг от друга, в спецовках, широких ремнях с цепями, запорошенных очках, которые почти одновременно снимают, протирают чистыми платочками.
Делаю вид, будто вылавливаю особо разваристый пельмень из жижицы под названием бульон.
— Свободно? — первый.
— Не занято? — второй.
Для порядка хмурюсь, словно вспоминаю — не зарезервировал кто столик, потом мотаю головой. До Лизы Саровой мне, ой, как далеко в актерском мастерстве.
— Благодать! — первый.
— Мы не очень помешаем? — заботливо второй.
— Кушать никто не запрещает, — буркаю. — Только рычаги не расставляйте.
— Какие рычаги? — переглядываются.
— Вот эти, — показываю и расставляю шире.
Аркаша и Боря смеются.
— Нет-нет, локти мы на стол не ставим, — говорит Аркаша.
— Не учителя еще, — добавил Боря. — Недавно к нам? Мы вас раньше не примечали.
А как догадались, что к вам, чуть не ляпаю, но тут же соображаю: на стройку Братской ГЭС.
— Ага, взяли на основные сооружения.
— Нет-нет! — машет руками Аркадий. — Прозреваю будущее — ждет тебя дорога дальняя, трефовая дама и пиковый король! И никаких основных сооружений!
— Мы это знаем, — кивнул Борис. — Мы, скажу по секрету, тоже из будущего.
— И как будущее?
— Светло и прекрасно! — восклицает Аркадий.
— Темно и ужасно! — вторил Борис.
— Как так может быть?
— Мы из разных будущих, — говорит Аркадий.
— Более того, мы вообще один человек, — пояснил Борис, еще больше запутывая.
— Человек один, но из разных будущих, вот и получилось нас двое. Парадокс кайронавтики.
— Поэтому мы не в силах предотвратить грядущее — то, что меняет один, другой исправляет… Вот и решили — выдать себя за братьев и заняться общественно полезным трудом.